Из жизни слов - Вартаньян Эдуард Арамацсович - Страница 18

С тех пор слова «дамоклов меч» напоминают нам о нависшей опасности, которая может обрушиться в любую секунду.

Данайцы — греческое племя, они именовали себя так в память мифического прародителя Даная.

Греки на заре своей истории осадили малоазиатский город Трою, или Илион. Десять лет Троя сопротивлялась врагам. Хитрец Одиссей дал данайцам совет взять крепость обманом. Был построен пустотелый огромный конь, внутри которого спрятались отборные воины греков. Оставив статую на берегу в виде подарка, греческое войско погрузилось на корабли и отплыло прочь от берега.

Из всех жителей Трои один жрец Лаокоон да пророчица Кассандра заподозрили коварство. Но, как ни умоляли они не ввозить коня в городские стены, их не послушались, и спрятанные внутри него лазутчики проникли в Илион. Ночью они тайком выбрались из чрева коня, открыли городские ворота и впустили подоспевших товарищей, вернувшихся на кораблях.

В бессмертной «Энеиде», поэме римского поэта Вергилия, Лаокоон, уговаривая сограждан быть осторожными, настойчиво, но тщетно твердил им вещие слова: «Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes!» — то есть: «Что бы то ни было, я боюсь данайцев, даже когда они приносят дары».

С древнейших времен слова эти стали повсюду звучать как призыв к бдительности, к настороженности против лести, лицемерных подарков и всякого фальшивого заискивания. То же значение имеют и выражения «троянский конь», «опасаться троянского коня».

При осаде Трои, как повествует Гомер, совершали подвиги два героя, носившие одно и то же имя: Аякс, сын Оилея, прозванный Малым, и Аякс Теламонид, или Великий, сын саламинского царя Теламона. Первый был самым быстроногим после великого Ахиллеса, второй — самым храбрым после него. Читатели «Илиады» навсегда запоминают двух соименных юных воинов, рука об руку сражающихся у стен Трои.

Когда мы говорим «два Аякса» про кого-либо из наших современников, это значит: мы считаем, что они неразлучные друзья.

Был в римской мифологии и такой бог. Правда, сначала он числился древним царем Лaциума, страны латинян, от всесильного Сатурна получившим дар ясно видеть все в прошлом и в будущем. Именно за эту двойную способность Януса стали изображать с двумя лицами: молодым, обращенным в будущее, и старым, смотрящим назад, в глубь времен. Потом, как и многие другие герои легенд, он постепенно превратился сам в двуликого бога начала и конца. Возьмите наш месяц январь; он назван, как первый месяц года, именем Януса: по-римски «януариус». Покровитель воинских начинаний, Янус имел храм, двери которого раскрывались только после начала войны; в мирное время они были наглухо закрыты. Но такова была история Рима, что за долгие века ее, до наступления нашей эры, двери эти пришлось закрыть только три раза.

Мы давно забыли о достоинствах бога Януса. Когда мы называем кого-нибудь «двуликим Янусом», мы хотим сказать: неискренний, двуличный человек.

Так писал когда-то Пушкин, закончив работу над девятой главой «Евгения Онегина» (впоследствии приведенные строки были помещены Пушкиным в предисловии к «Отрывкам из путешествия Онегина», глава же девятая вошла в роман как глава восьмая). Знаменитый художник моря И. Айвазовский одну из своих прославленных картин назвал также «Девятый вал». Да и вы, возможно, слышали, лежа где-нибудь на пляже, разговоры о том, что девятый вал бывает обычно самым могучим и разрушительным. Есть даже поговорка: «Девятая волна добивает». Вот почему мы называем иносказательно «девятым валом» все самое могучее, опасное и гибельное: самое кровавое сражение войны, наиболее мощный из порывов бури и т. п.

Когда говорят «дело в шляпе», это означает: всё в порядке, все удачно закончилось. Иногда объясняют происхождение этой поговорки тем, что в дни Ивана Грозного некоторые судебные дела решались жребием, а жребий тянули из шляпы судьи.

Однако слово «шляпа» пришло к нам не раньше чем в дни Бориса Годунова, да и то применялось оно только к «немецким», иноземным головным уборам. Вряд ли редкое слово это могло попасть тогда же в народную поговорку.

Есть другое объяснение: гораздо позднее дьяки и прикaзные, разбирая судебные дела, пользовались своими шляпами, чтобы получать взятки.

говорит «истец» дьяку в язвительном стихотворении А. К. Толстого,

Очень возможно, что на вопрос: «Ну, как мое дело?» — приказные нередко отвечали с лукавым подмигиванием: «Дело — в шляпе». Вот отсюда и могла родиться наша поговорка.

Дореволюционный неправый суд дал нашей речи немало горьких и язвительных крылатых выражений.

Пользуясь ими, мы часто не знаем, что за ними стоит.

Нередко слышишь: «Ну, мое дело выгорело», — то есть я добился своего, победил. А ведь в этих словах живет память о вопиющем безобразии прошлого. В старину бывали случаи, когда судебный процесс останавливался: виноватого нельзя было наказать, а правого оправдать, если внезапно пропадало судебное «дело» — документы, хранившиеся в суде.

Помните удивительный случай, рассказанный Н. В. Гоголем в повести о ссоре двух друзей? Бурая свинья Ивана Ивановича вбежала в суд и съела жалобу, которую на ее хозяина подал его бывший друг Иван Никифорович… Разумеется, это всего-навсего веселая выдумка. А вот сгорали бумаги в судах довольно часто, и, бывало, не случайно. И тогда человек, которому было необходимо затянуть или прекратить дело, посмеивался себе в бороду и, очень довольный, повторял про себя: «Слава богу, мое дело выгорело!»

Вот откуда пошли эти странно звучащие слова: дела-то выгорали не сами по себе, а по просьбе судившегося, за хорошую плату — взятку.

Перед нами опять совсем простое, казалось бы, выражение, а происхождение его вызывает большие споры.

Одни считают, будто оно произошло от бурлацкого «под табак», означавшего: «начинается опасная глубина». А это «под табак» родилось потому, что на глубине у шедших по разливу бурлаков вода доходила до привязанных к шее кисетов с табаком.

Вряд ли это верно. Во-первых, на Волге водомер кричит: «Под табак!» — не на глубоком, а, наоборот, на опасно мелком месте. Во-вторых, там же есть и глагол «табачить» — идти не на веслах, а упираясь шестами в дно. Значит, дело не в глубине.