Сахарный павильон - Лейкер Розалинда - Страница 21

Генриетта выразительно закатила глаза.

– О, она никогда не перестанет стонать, несмотря на то, что именно английский лорд позаботился об их переезде из тесной лондонской квартиры в его приморский особняк и не потребовал за это никакой ренты. То и дело он посылает ей продукты и приглашает на различные светские увеселения, кроме того, они как эмигранты получают специальное пособие от английского правительства.

Они уже прошли первый пролет, когда навстречу им попался спускавшийся с верхнего этажа джентльмен в белом парике и довольно поношенной одежде дорогого покроя. Поздоровавшись с девушками, он спустился вниз и вышел из дома.

– Это зять графини. Он тоже живет здесь и пишет свои мемуары для одного лондонского книгоиздателя. Сейчас в Англии многих эмигрантов печатают, а один из них, редактор французской эмигрантской газеты, держит нас постоянно в курсе всего, что происходит на нашей многострадальной родине.

– Итак, чем же ты здесь занимаешься? – не терпелось узнать Софи. – Ты что, устроилась здесь горничной?

Генриетта отрицательно покачала головой.

– Думаю, если бы я и впрямь работала служанкой, с моими руками такого бы не случилось. – И горестно вздохнув, она показала Софи свои распухшие и исколотые пальцы. – Но увы, элита французской общины запрещает девушкам благородного происхождения трудиться в качестве прислуги. Мужчины могут становиться переплетчиками, портными, учителями танцев, игры в шахматы, им разрешают преподавать французский и делать все, что заблагорассудится, в то же время другим позволено лишь шить платья, продавать самодельную косметику, учить этикету, музыке и так далее. Но ни дворянам, ни дворянкам не позволено становиться слугами. Один доведенный до крайней нужды и подавшийся в лакеи аристократ был даже лишен ордена Святого Луи!

Они уже поднялись на второй этаж и остановились у дверей, за которыми слышались оживленные женские голоса.

– Вот ателье, в котором я работаю.

Генриетта распахнула дверь настежь, и Софи застыла в изумлении на пороге. Около двадцати женщин, от совсем юного до среднего возраста сидели здесь за двумя столами. За первым женщины плели из соломки широкополые шляпки, за другим к шляпкам добавлялась соответствующая фурнитура – тесьма и искусственные цветы. Все работницы были в передниках. Покрывавшие их головы прозрачные косынки, а в случае с замужними женщинами и вдовами – кружевные шляпки, были столь старомодны, что Софи на мгновение показалось, что она попала в какой-то дореволюционный парижский салон. У некоторых из них на шеях красовались узкие алые ленточки, словно кровавый след на память о тех, кто погиб под ножом гильотины.

– Мадам графиня де Ломбард, дамы, – сказала Генриетта, – позвольте мне представить вам мадемуазель Делькур, дочь известного в Париже кондитера.

– Как же, как же, все мы прекрасно помним месье Делькура, – послышались возгласы сидевших в ателье эмигранток, и графиня, женщина с благородными чертами лица, поприветствовала Софи от имени всех присутствующих.

– Что вы думаете по поводу нашей шляпной мастерской? – спросила мадам де Ломбард.

– Шляпки просто очаровательны, – ответила Софи, восхищаясь изделиями, которые были готовы к отправке в магазин. – Я видела их на многих брайтонских дамах, но понятия не имела, что это шляпки местного изготовления.

– Все фасоны разрабатываются нашими соотечественницами-француженками. Фасоны эти настолько потрясли английских дам, что заказы к нам приходят даже из Бата и Лондона. – Графиня изящно махнула ручкой в сторону готовых шляпок. – Пожалуйста, примерьте одну из них, мадемуазель.

Софи выбрала широкополую шляпку, украшенную красными лентами, и повернулась к висящему на стене зеркалу. Последовали бурные аплодисменты, ибо шляпка шла ей идеально. Генриетта подавила невольно вырвавшийся у нее завистливый вздох. Софи была просто прекрасна. «Как, должно быть, удивился Том Фоксхилл, – романтично размышляла Генриетта, – когда его фонарь осветил столь очаровательную девушку, лежащую в придорожной пыли». Сняв шляпку, Софи положила ее на стол.

– Как только смогу себе это позволить, обязательно куплю такую шляпку, – сказала она улыбнувшись. – Дамы, мадам графиня, поздравляю вас всех с настоящим успехом.

Потом Софи разговорилась с женщинами, им всем хотелось знать, при каких обстоятельствах она познакомилась с Генриеттой. В ответ работницы мастерской подробно рассказывали, как они сами бежали из Франции, сталкиваясь при этом как с невиданной добротой, так и с неслыханной жестокостью. Похоже, не все рыбаки обирали своих пассажиров, переправляя их на лодках через Ла-Манш. Находились среди них даже такие, что перевозили несчастных беженцев бесплатно. Большинство из присутствующих в ателье было встречено в Англии с должным радушием. Лишь одна благородная дама, прибывшая в Англию совершенно обобранной, да еще с маленькими детьми, рассказывала, как она просила милостыню, чтобы не умереть с голоду, и как англичане отказывали ей в помощи.

Графиня милостиво разрешила Софи сесть рядом с возобновившей плетение шляпки Генриеттой, и подружки смогли вволю поболтать. Приняв довольно мрачный вид, Генриетта стала рассуждать о своих шансах на замужество.

– Дядюшка и тетя мечтают поскорее от меня избавиться и потому надеются подыскать мне подходящую партию, но все это не так просто. Все приличные французы, как правило, ухаживают за богатыми англичанками.

– Но в любом случае, зачем тебе купленный муж?

– Думаю, мне такого счастья не надо, – подтвердила Генриетта. – Но я очень боюсь остаться старой девой.

– Не волнуйся, здесь еще столько неженатых англичан, – успокоила ее Софи, с улыбкой подумав про себя, что такой красивой девушке не нужно бояться остаться старой девой.

– А как насчет всех этих красавцев-офицеров из брайтонского военного лагеря? Город просто переполнен ими.

Генриетта печально покачала головой.

– Подобного мне не позволят… Тетушка уверяет, что в армию идут лишь те молодые люди, которым не удалось сделать карьеры на гражданской службе… и большинство из них бедняки да неудачники. Думаю, ты не представляешь, какова конкуренция среди здешних француженок, мечтающих очаровать какого-нибудь приличного английского джентльмена.

– Думаю, не представляю, – сухо признала Софи.

– А есть у тебя возлюбленный? – голос Генриетты дрогнул.

– Я еще не встретила мужчины, который настолько бы мне понравился. В любом случае, когда я не на работе, то предпочитаю проводить больше времени с Антуаном. Я обещала его матери продолжать с ним занятия и следить за тем, чтобы он не забывал ни своего языка, ни рода.

– А как же Том Фоксхилл?

Софи была удивлена.

– А с чего бы мне о нем думать? – воскликнула она, словно пытаясь оправдаться. – Вряд ли наши пути еще когда-нибудь пересекутся. Я благодарна ему за то, что он для меня сделал, но мне бы не хотелось, чтобы между нами было что-то еще.

– А почему? – полюбопытствовала Генриетта.

Софи пожала плечами.

– Скажу только, что по мне, он слишком неукротим и непостоянен. Я еще не забыла, что именно из-за таких, как он, и разгорелось пламя революции. Я не раз была свидетельницей отталкивающей жестокости подобных людей, свойственной им от рождения. Такой человек, как Том, вновь обрек бы меня на бесконечные страдания.

– По мне, так он и есть самый потрясающий романтический герой, – мечтательно вздохнула Генриетта.

– Я думаю о нем лишь как о добром самаритянине. В ином случае, он просто осложнил бы мне жизнь, а я не могу этого позволить.

И у Софи был такой решительный вид, что Генриетта решила оставить дальнейшие расспросы.

Встречи Софи и Генриетты были не столь часты, как того хотелось подругам. Софи работала то в дневную, то в вечернюю смену, и даже тогда, когда девушки заканчивали работу одновременно, они окунались в совершенно разную жизнь. Французские аристократы пытались создать в эмиграции некое подобие Версальского двора. Они устраивали салоны, где проводили часы за партиями в преферанс, однако ставки были чрезвычайно низки, и никто уже не расплачивался, как в былые времена, золотом. Когда позволяли финансы устраивались балы, на которых девушки, подобные Генриетте, имели возможность очаровывать еще не познавших уз брака мужчин.