Остров судьбы - Бекитт Лора - Страница 65

— Что ж, — сказал Леон, — я наведаюсь туда завтра.

— Кстати, — заметил Антонио, — твоя дочка щеголяла такими нарядами! Случалось, мы глазели на нее на набережной. Шелковые платья, зонтик, перчатки, шляпка. Совсем не похожа на корсиканку!

Леон почувствовал, что его осуждают, и напрягся.

— Бьянка была примерной дочерью и стала послушной женой.

— Понятно, если муж позволял ей все это, то почему бы нет. Только мне кажется, хорошо, что они уехали. В Тулоне им будет лучше, чем здесь.

На следующий день Данте успели дать хинин еще до того, как случился приступ, и все же он был вынужден лежать в постели. Анжела осталась с ним, а Леон отправился в ту самую гостиницу, которая прежде была домом его зятя.

Он сразу увидел, что кто-то приложил большие усилия к тому, чтобы изменить это жилище. Теперь дом не удивлял, не отталкивал, а манил. Он был выкрашен белой краской, оконные переплеты и двери — коричневой. На окнах висели простые легкие занавески, пропускавшие солнечный свет. Двор с посыпанными галькой дорожками и цветниками содержался в безукоризненном порядке. На вывеске, прибитой у ворот, было аккуратно и старательно выведено: «Дом на набережной. Комнаты, пансион. Приглашаем гостей».

Леон вошел в ворота. Навстречу вышла женщина, на вид почтенная и строгая. Сначала Леон решил, что ей за тридцать, но после увидел, что ошибся — она была гораздо моложе. Когда она подошла совсем близко, его глаза округлились.

— Кармина?!

Да, это была Кармина. Она стала старше и строже, но это ее только красило. Она была одета так, как одеваются вдовы: в черное платье, мецарро и шаль безо всяких украшений. Леону было трудно поверить, что когда-то эта женщина согрешила с его сыном.

Было видно, что Кармина напугана и пытается взять себя в руки.

— Добро пожаловать. Что вам угодно? — сказала она.

Леон разозлился. Он решил сразу взять быка за рога.

— Надеюсь, ты меня узнаешь?

— Да, узнаю.

— Выходит, мой зять подарил тебе дом?!

— Не подарил. Он оставил меня присматривать за ним. Деньги, полученные от сдачи комнат, я отдам хозяину. А он заплатит мне жалованье.

Внезапно Леон заметил, что ее тон изменился. За считанные секунды Кармина успела прийти в себя. Она стояла в своем вдовьем наряде, делавшем ее старше на несколько лет и, словно щит, отсекавшем от нее многие радости человеческой жизни, стояла среди розовых кустов, каждый бутон на котором напоминал трепещущее благоуханное сердце, и Леон видел в ней существо, научившееся отвечать ударом на удар.

— Я слышал, ты была замужем. Это ложь?

— Нет. В Аяччо мне пришлось выйти за первого попавшегося мужчину, но вскоре он умер. Потом я поступила в услужение в дом синьора Маркато.

— Давно ты здесь живешь? Бьянка ничего о тебе не говорила.

— Это я попросила ее молчать. Я подумала, вдруг Сандра захочет выгнать меня еще раз!

Леон смутился, вспомнив о том, как жена поступила с этой девушкой.

— Я хотел, чтобы ты осталась у нас.

— Я это помню.

В это время из-за дома выбежал мальчик лет четырех. Увидев незнакомого мужчину, он замедлил шаг и, подойдя ближе, укрылся за юбками матери, однако время от времени выглядывал оттуда. Леону понравились его веселые, дерзкие, любопытные глаза, и он с сожалением подумал о том, что у него до сих пор нет ни одного внука. Внезапно ему пришла в голову мысль, не был ли этот мальчишка отпрыском его среднего сына?!

— Мы до сих пор не имеем вестей от Джулио, но Джеральдо написал, что…

— Простите, Леон, я не хочу ничего знать ни о Джулио, ни о Дино, — перебила Кармина. — Мне это неинтересно. Зачем вы пришли? Вам нужны комнаты?

— Да. Я приехал сюда с Данте — он заболел. А еще с нами женщина, Анжела Боллаи.

— Приходите после полудня. Комнаты будут готовы.

Леон, Данте и Анжела прожили в гостинице двадцать дней. Через две недели юноша поправился, приступы прекратились, и он вполне мог пуститься в обратный путь. Однако Данте заявил, что не вернется в Лонтано до тех пор, пока не обвенчается с Анжелой. Ему не нужна была ни свадьба, ни гости, а только эта женщина. Леон был вынужден уступить.

Они обвенчались очень тихо и скромно, как некогда это сделали Орнелла и Дино. За свадебным столом присутствовали только Леон и Кармина, которые чувствовали, что их общество вовсе не нужно новоиспеченным супругам. К счастью, вскоре Данте и Анжела остались одни.

Сквозь задернутые занавески просачивался лунный свет, из-за чего комната казалась охваченной призрачным, серебристым пожаром.

Данте глубоко дышал. Его сердце больше не походило на открытую рану, а душа не обливалась слезами. Перед ним открывались бесконечные дни, полные счастья, но он не имел сил о них думать. Завтра не существовало, были только эти мгновенья, эта комната и эта женщина в скромной полотняной сорочке.

Анжела распустила волосы, и Данте стянул ткань с ее плеч, обнажая белую кожу. Груди женщины в лунном свете напоминали бутоны чайных роз. Почувствовав смущение, она застенчиво прошептала, прикрыв грудь ладонями:

— Помнишь, как, увидев тебя, Кармина заметила: «Ты стал таким взрослым, Данте»! А когда она узнала, что я — твоя невеста, то посмотрела на меня с удивлением. Наверное, решила, что я слишком стара для тебя.

— Не говори глупостей, — прошептал он, отводя ее руки. — Я люблю тебя, и ты прекрасна!

Лаская друг друга, они извивались на простынях. Когда Данте овладел Анжелой, она невольно вздрогнула. Возможно, она вспомнила о том кошмаре, какой ей довелось пережить три года назад.

— Ты не должна ничего бояться, — прошептал он, — ведь теперь у тебя есть муж!

Анжела гладила его волосы, целовала лицо и тело. Она была готова умереть за этого мальчика, так же, как он мог умереть ради нее.

— Скажи правду, ты нарочно заразился малярией? — спросила Анжела, когда они на мгновение ослабили объятия.

Данте помедлил.

— Разве тебе нужна другая правда, кроме той, что ты чувствуешь?

— Я чувствую, что была жестока с тобой все это время.

— Ты была жестока к себе. Тебя вынудили. Теперь все позади. Я никому тебя не отдам и не дам в обиду.

— Ты мой чудесный мальчик!

— Я люблю тебя больше жизни!

И он, и она выросли в среде, где не было принято произносить такие слова, равно как обнажать свои чувства. Анжела не могла представить, чтобы такое сказал ее покойный муж. Она никогда не думала, что сумеет вырваться из сетей запретов и предрассудков, как бабочка из кокона, и расправить крылья в полете, не думая о том, ни сколько будет длиться этот полет, ни какие опасности могут подстерегать ее хрупкое счастье.

Наутро Леон, Данте и Анжела отправились домой. Кармина не взяла с них денег. Она сказала, что не может этого сделать, потому что они — близкие родственники хозяев дома. Напоследок она обратилась к Леону:

— Я хочу попросить об одном одолжении. Не говорите Сандре ни обо мне, ни… об Орландо.

Леон был вынужден согласиться, хотя его по-прежнему терзали подозрения, что этот шустрый мальчишка — его первый и пока что единственный внук.

На обратном пути им повстречалась женщина. Худая, облаченная в траур, немолодая, но еще не сгорбленная невзгодами и временем, она напоминала черную свечу. Леон с удивлением узнал в ней Беатрис Санто. Куда она шла? Хотя при ней не было никаких вещей, он понял, что она навсегда покидает Лонтано.

Леон хотел что-нибудь ей сказать, но когда она окинула его взглядом темных глаз, хотя и блестящих, как смола, но таких же старых, как мир, его язык словно присох к гортани. Их взоры встретились и разошлись, как навсегда разошлись пути судеб, душ и сердец.

Когда женщина прошла мимо, Леон не выдержал, оглянулся и увидел, что одну вещь она все же взяла с собой: за спиной Беатрис висело ружье, из которого ее сын Андреа некогда застрелил Амато Форни.

Глава 2

— На этой неделе мы больше не сможем встретиться. Я постараюсь предупредить тебя о следующем свидании запиской, — сказала Амалия де Сент-Эньян.