Остров судьбы - Бекитт Лора - Страница 52

Орнелла настороженно слушала, с трудом воспринимая витиеватую речь, а когда собеседник умолк, не слишком вежливо спросила:

— Что вам нужно?

— Я только хотел спросить, зачем петь в портовом борделе, если можно украсить своим исполнением какой-нибудь музыкальный салон или прославить «Опера»? Поезжайте в Париж, там для вас с вашим талантом и внешностью откроются двери, о которых вы даже не подозревали!

Перед мысленным взором Орнеллы промелькнуло что-то радужное и яркое, но она была не из тех, кто легко поддается неведомым чарам, а потому сухо произнесла:

— Я плохо говорю по-французски.

— Большинство опер написано на итальянском языке, да и французский изучить не сложно. Главное, в вас есть сила, некая глубина, необходимая для того, чтобы находить отклик в сердцах слушателей. Подумайте об этом, — сказал он, поклонился и отошел.

Орнелла проводила его недоверчивым взглядом, но зерно было посеяно, и она принялась размышлять о том, о чем никогда не задумывалась: о далеком таинственном Париже и о собственном призвании. То были необычные, дерзкие мысли, ибо на Корсике женщины занимались только домашним хозяйством, и все данные им природой задатки и таланты постепенно угасали. Их способностей хватало лишь на то, чтобы передавать песни из уст в уста младшим сестрам, племянницам, дочерям.

Орнелла не была уверена в том, что хорошо поняла этого человека и правильно запомнила его имя. Однако спустя много лет она наткнулась на книгу о путешествии по Италии и Франции, автором которой был Пьер де Бюрн. То были любопытные путевые заметки, но о Тулоне, о районе красных фонарей и тем более об Орнелле Гальяни там не было сказано ни слова.

Пришел день, когда Алонсо сообщил:

— Мы заработали больше шестидесяти франков. Я поговорю с мадам Флаш: возможно, она одолжит остальное?

Орнелла задрожала. Только теперь она поняла, как сильно измучилась ожиданием, сознанием того, что Дино находится рядом, в том же городе, но их разделяют железные решетки, каменные стены, равнодушие и жестокость окружающих.

В тот вечер она торопила Алонсо, и они вышли из дома, едва начало темнеть.

В квартале красных фонарей творилось нечто невообразимое. Навстречу, крича и рыдая, бежали женщины, одежда многих из них была разорвана, на лицах некоторых Орнелла увидела кровь.

— Облава! Надо бежать! — воскликнул Алонсо.

Он уже был свидетелем облав, когда жандармы буквально устраивали охоту на проституток, громили заведения, избивали несчастных женщин под предлогом поиска тех, кто уклонялся от уплаты налогов.

Орнелла схватила слепого за руку, и они бросились в соседний проулок. Ноги отказывались слушаться, сердце стучало, как бешеное. Только теперь Орнелла по-настоящему поняла, куда ее занесло. Если ее арестуют, ей ни за что не удастся доказать, что она порядочная женщина.

Отовсюду доносились крики, стоял неимоверный грохот, звон стекол, слышался треск открываемых ногами дверей. Они с Алонсо прижались к стене. В это время из-за поворота вынырнул какой-то человек, схватил Орнеллу за плечо и начал рвать на ней платье.

Она всегда носила с собой кинжал для защиты, пока не пришел момент, когда она поняла, что больше не сможет ударить, вспороть живую человеческую плоть, пролить кровь. Что-то случилось с ней после того, как она выстрелила в Дино: она не хотела сеять смерть, она желала лелеять жизнь.

В мозгу помутилось, в ушах зашумело, руки и ноги ослабли. В этот миг Алонсо поднял гитару и наугад обрушил ее на голову незнакомца. Тот свалился на землю без единого звука. Орнелла с ужасом смотрела на искаженное лицо слепого и неподвижное тело, распростертое возле его ног.

— Гитара цела? — спросила она, когда они отбежали на безопасное расстояние.

Слепой музыкант ощупал инструмент дрожащими руками.

— Кажется, да.

— Спасибо тебе, — промолвила Орнелла, — ради меня ты рискнул самым дорогим.

На следующий день, пересилив неуверенность и страх, Орнелла наведалась к мадам Флаш, велев Алонсо остаться дома. Та выглядела иначе, чем прежде: не накрашенная, облаченная в темное платье, она казалась постаревшей на десять лет и походила на почтенную вдову. Тяжелые черты лица, седые пряди в прическе, потухший взор.

— Заведение закрыто, Орнелла. Девочки задержаны. Я должна внести за них выкуп, но не знаю, где взять деньги. Тома ранен, мебель попорчена, зеркала разбиты.

— А наши деньги? — холодея, прошептала Орнелла.

— Жандармы нашли и забрали все.

Это была правда, и она прозвучала как приговор. Не чуя под собой ног, Орнелла вернулась домой и поведала Алонсо о том, что случилось.

— Нам повезло, — промолвил он после долгого молчания. — Арестованных девушек отправляют в участок; на следующий день отводят в префектуру, потом — в тюрьму.

— Я больше не желаю выступать, — с надрывом произнесла Орнелла, — я хочу вернуться на Корсику!

— Я тебя понимаю.

Они сидели друг против друга, когда в комнату вошел мужчина, остановился возле двери и прислонился к косяку.

В позе Орнеллы было что-то задумчивое и скорбное: она словно прислушивалась к таинственной музыке. Она и незнакомый юноша будто вели безмолвный, понятный только им двоим разговор или… присутствовали на чьи-то похоронах.

— Что здесь происходит?!

Орнелла вскинула взор и с громким криком бросилась на шею Дино. Они разъединились на несколько мгновений для того, чтобы вновь увидеть друг друга, убедиться в том, что это не сон, а после вновь слились в объятии.

Летом 1807 года армия Наполеона нанесла русским тяжелое поражение под Фридландом. Французский император готовился объявить войну Португалии и Испании, в связи с чем был объявлен дополнительный рекрутский набор. Военные силы победителей были истощены не меньше, чем силы побежденных, и правительство искало дополнительные возможности для пополнения армии.

Так, из тулонской тюрьмы были освобождены те, кто не совершил убийства или другого тяжкого преступления и прежде не нарушал закон. Освобождены в обмен на немедленное вступление в пехоту.

Дино Гальяни согласился, не раздумывая. В тюрьме он был заперт наедине со своей совестью, ему было нечего предъявить в свое оправдание. Он терзался мыслями об Орнелле, порой доходя до неистовства, и утешался лишь тем, что едва ли синьор Фабио и синьора Кристина вышвырнут ее на улицу. Обращаться за помощью к отцу ему было стыдно до слез. Дино решительно заявил, что за него некому внести выкуп, и принялся ждать, надеясь на побег или счастливый случай.

Когда его выпустили, он не поверил своей удаче. С величайшим трудом, подписав множество бумаг, надавав кучу обещаний и клятв, Дино удалось добиться отсрочки мобилизации. Он объяснил, что его жена больна и что ему необходимо предупредить ее об отъезде.

Когда он прибыл на Корсику, синьор Фабио и синьора Кристина встретили его, как родного, и показали письмо Орнеллы. Дино бросился обратно в Тулон, с трудом отыскал улицу и дом и, войдя в незапертую дверь, увидел свою жену и Алонсо.

Обнимая Дино, Орнелла одновременно плакала и смеялась. Ей казалось, что все беды мира отступили прочь. Он же был немного растерян и вместе с тем безмерно рад, рад увидеть прежнюю сильную, дерзкую, пылающую невидимым пламенем Орнеллу, какую ему довелось полюбить.

Алонсо со свойственной ему проницательностью сразу почувствовал себя лишним и сказал, что попробует договориться с хозяйкой, чтобы она дала супругам комнату на первом этаже. Та согласилась, и после долгих месяцев разлуки Орнелла и Дино провели ночь в объятиях друг друга.

Перед мысленным взором Орнеллы проплывали сцены ее жизни за последние недели, и она не знала, что и как объяснить Дино. К счастью, он и не требовал объяснений.

— Я тебе не изменяла, — застенчиво прошептала Орнелла, когда Дино овладел ею.

— Я тебе тоже, — ответил он, зарываясь лицом в ее волосы.

Потом они разговаривали. Когда Дино рассказал, как ему удалось выйти на свободу, и признался, что ему придется отправиться в военный лагерь, Орнелла спросила: