Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Горький Максим

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 31

Изменить размер шрифта:

ИЗ СБОРНИКА «COR ARDENS»[90]

(1911–1912)

Из цикла «Солнце — сердце»

Хвала Солнцу

О Солнце! вожатый ангел божий

С расплавленным сердцем в разверстой груди!

Куда нас влечешь ты, на нас непохожий,

Пути не видящий пред собой впереди?

Предвечный солнца сотворил и планеты.

Ты — средь ангелов-солнц! Мы — средь темных планет…

Первозданным светом вы, как схимой, одеты:

Вам не светят светы, — вам солнца нет!

Слепцы Любви, вы однажды воззрели,

И влечет вас, приливом напухая в груди,

Притяженный пламень к первоизбранной цели, —

И пути вам незримы в небесах впереди.

И в расплавленном лоне пока не иссякла

Вихревой пучины круговратная печь, —

Нас, зрящих и темных, к созвездью Геракла,

Вожатый слепец, ты будешь влечь!

Любовью ты будешь истекать неисчерпной

К созвездью родному, — и влечь, — и влечь!

В веках ты поволил венец страстотерпный

Христа-Геракла[91] своим наречь!

Завет Солнца

Солнце ясное восходит,

Солнце красное заходит,

Солнце белое горит

Во свершительном притине —

И о жертвенной судьбине

Солнцу-сердцу говорит:

«Ты, сжимаясь, разжимаясь,

Замирая, занимаясь

Пылом пламенным, горишь,

Сердце, брат мой неутомный,

И в своей неволе темной

Светлый подвиг мой творишь!

Истекаешь неисчерпно,

Поникаешь страстотерпно

Во притине роковом;

Весь ты — радость, ранним-рано,

Брат мой, — весь ты кровь и рана

На краю вечеровом!

Будь же мне во всем подобен:

Бескорыстен и незлобен,

И целительно-могуч,

Сердце, — милостный губитель,

Расточитель, воскреситель,

Из себя воскресший луч!

От себя я возгораюсь,

Из себя я простираюсь,

Отдаюсь во все концы,

И собою твердь и землю,

Пышно-распятый, объемлю:

Раздели мои венцы, —

Острия и лалы терна,

Как венчаемый покорно,

Помазуемый в цари!

Уподобься мне в распятье,

Распростри свое объятье —

И гори, гори, гори!»

Сердце Диониса

Осияв алмазной славой,

Снеговерхий, двоеглавый, —

В день избранный, — ясногранный, за лазурной пеленой

Узкобрежной Амфитриты[92],

Где купаются Хариты, —

Весь прозрачностью повитый

И священной тишиной, —

Ты предстал, Парнас венчанный, в день избранный, предо мной!

Сердце, сердце Диониса под своим святым курганом,

Сердце отрока Загрея, обреченного Титанам,[93]

Что, исторгнутое, рдея, трепетало в их деснице,

Действо жертвенное дея, скрыл ты в солнечной гробнице, —

Сердце древнего Загрея, о таинственный Парнас!

И до дня, в который Гея[94], — мать Земля сырая, Гея, —

Как божественная Ниса[95], просветится заленея, —

Сердце Солнца-Диониса утаил от буйных нас.

Из цикла «Година гнева»

Озимь

Как осенью ненастной тлеет

Святая озимь, — тайно дух

Над черною могилой реет,

И только душ легчайших слух

Незадрожавший трепет ловит

Меж косных глыб, — так Русь моя

Немотной смерти прекословит

Глухим зачатьем бытия…

1904

Из цикла «Сивилла»

На башне

Л. Д. Зиновьевой-Аннибал[96]

Пришелец, на башне[97] притон я обрел

С моею царицей — Сивиллой[98],

Над городом-мороком, — смурый орел

С орлицей ширококрылой.

Стучится, вскрутя золотой листопад,

К товарищам ветер в оконца:

«Зачем променяли свой дикий сад,

Вы, дети-отступники Солнца,

Зачем променяли вы ребра скал,

И шепоты вещей пещеры,

И ропоты моря у гордых скал,

И пламенноликие сферы —

На тесную башню над городом мглы?

Со мной, — на родные уступы!..»

И клекчет Сивилла: «Зачем орлы

Садятся, где будут трупы?»

Медный всадник

В этой призрачной Пальмире[99],

В этом мареве полярном,

О, пребудь с поэтом в мире,

Ты, над взморьем светозарным

Мне являвшаяся дивной

Ариадной, с кубком рьяным,[100]

С флейтой буйно-заунывной

Иль с узывчивым тимпаном, —

Там, где в гроздьях, там, где в гимнах

Рдеют Вакховы экстазы…

В тусклый час, как в тучах дымных

Тлеют мутные топазы.

Закружись стихийной пляской

С предзакатным листопадом

И под сумеречной маской

Пой, подобная менадам!

В желто-серой рысьей шкуре,

Увенчавшись хвоей ельной,

Вихревейной взвейся бурей,

Взвейся вьюгой огнехмельной!..

Ты стоишь, на грудь склоняя

Лик духовный, лик страдальный,

Обрывая и роняя

В тень и мглу рукой печальной

Лепестки прощальной розы, —

И в туманные волокна,

Как сквозь ангельские слезы,

Просквозили розой окна —

И потухли… Все смесилось,

Погасилось в волнах сизых…[101]

Вот — и ты преобразилась

Медленно… В убогих ризах

Мнишься ты в ночи Сивиллой…

Что, седая, ты бормочешь?

Ты грозишь ли мне могилой?

Или миру смерть пророчишь?

Приложила перст молчанья

Ты к устам, — и я, сквозь шепот,

Слышу медного скаканья

Заглушенный тяжкий топот…[102]

Замирая, кликом бледным

Кличу я: «Мне страшно, дева,

В этом мороке победном

Медно-скачущего Гнева…»

А Сивилла: «Чу, как тупо

Ударяет медь о плиты…

То о трупы, трупы, трупы

Спотыкаются копыта…»