Повелители волков - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 26

Сам царь не знал, что и думать. Похоже, джанийцы привезли какую-то очень неприятную новость, серьезно затрагивающую не только их, но и все степные племена. Ведь обычно скифы с джанийцами не общались, а если такое и случалось, то в основном на поле брани.

Это было странное племя, древнее, чем сами скифы. Джанийцы жили в лесах, куда скифам ходу не было. Они не вмешивались в межплеменные распри, но когда отец Иданфирса, царь Савлий, захотел их подчинить, они устроили скифам страшную резню, притом в ночное время, каким-то образом усыпив бдительность и стражи и сторожевых псов. После этой осечки мудрый Савлий решил не искушать судьбу и предложил джанийцам мир. Но они лишь посмеялись над его предложением. Ответ джанийцев был таким: «Все ваши договоры и клятвы ничего не стоят. Но мы обещаем, что не нападем на вас, если вы не сделаете это первыми».

Джанийцы были правы – договора между племенами о мирном сосуществовании заключались быстро, с большой помпой, и так же быстро нарушались. Стоило лишь охотнику чужого племени нечаянно забрести в охотничьи угодья соседей, как тут же его скальп оказывался на уздечке какого-нибудь удальца, и начиналась война. Джанийцы не праздновали территориальных делений и охотились там, где хотели; их боялись трогать, считая оборотнями. Мало того, Иданфирс знал, что лазутчики джанийцев проникают даже в области, где жили племена диких фракийцев и совсем уж нелюдимые и опасные меланхлены[53], которые будто бы ели человечину, хотя царь в это не верил, – в основной своей массе они занимались земледелием и охотой, а в их краях земли были очень плодородными и леса полнились дичью.

Озар степенно поклонился царю и положил к его ногам богатые дары – серебряные сосуды, украшения и мешочек с золотыми кизикинами, а поистине царский меч, за одни лишь ножны которого, отделанные золотом и драгоценными каменьями, можно было купить лошадиный табун, он вручил Иданфирсу со словами:

– Прими, великий царь скифов, от нашего вождя Жавра этот ценный дар в знак того, что наши распри должны остаться в прошлом. Меня зовут Озар.

Это была обычная фраза на приемах посольств, но то, что ее произнес джаниец, – никогда ранее ничего подобного не было – казалось совершеннейшей диковинкой. Уж не думают ли гордые джанийцы наконец признать над собой власть царя скифов?!

– Поблагодари от моего имени вождя Жавра, и да будет вашему племени удача в делах, – величественно ответил Иданфирс, передавая меч стоящему рядом сыну Ариапифу. – С чем ваше посольство пожаловало в наши степи?

«Наши степи» немного резанули слух, тем более, что царь сказал эту фразу с нажимом, но Озар остался невозмутим, хотя ему хотелось рассмеяться прямо в лицо Иданфирсу. Джанийцы считали земли, где они охотились, общими, за исключением возделанных полей оседлых племен, а уж бескрайние степные равнины – тем более.

– С недоброй вестью, царь, – сказал Озар. – Уж прости… – Он виновато потупился.

Будь Озар простым гонцом, ему бы не сносить головы – вестники несчастий долго не заживались. Их сразу отправляли на плаху.

Знать и жрецы заволновались, зашептались; кто-то тут же вспомнил недавние гадания, устроенные энареями[54], которые предрекли в следующем году большие беды. Правда, они не сказали, какие именно.

– Говори, что там у вас, – нетерпеливо поторопил джанийца Иданфирс, которому передалось волнение старейшин и дружинников.

– На Скифию надвигается гроза, – мрачно молвил Озар. – Летом сюда придет царь Дарий. У него войск больше, чем саранчи. Тьма. Никто не сможет выдержать натиск армии царя Персии. Никто… поодиночке.

– Откуда вам это известно, что на нас идут хорсары? – резко спросил царь, пропустив мимо ушей слово «поодиночке».

Хорсарами скифы называли персов.

– У нас везде есть свои люди, – просто ответил Озар. – Осенью в Ольвии был финикийский купец из Сидона, вот он и принес эту весть. Этот финикиец – лазутчик царя Дария.

– Где хорсары устроят переправу через Боспор Фракийский, каким путем пойдут на Скифию, сколько в армии Дария пеших воинов и сколько конных?

– Великий царь, такие вещи могут знать только военачальники персов.

– Надо было взять это купца и поспрашивать, как следует!

– Кто бы в Ольвии позволил это сделать? Купцы для ольвиополитов лица неприкасаемые. Наших людей просто вздернули бы на первой попавшейся осине или отправили на дно морское кормить крабов.

– Что ж, будем думать… Послов накормить и устроить со всеми удобствами, – приказал он кому-то из старейшин. – Завтра продолжим разговор… – И царь жестом приказал всем удалиться.

Знать и жрецы потянулись к выходу, оживленно обсуждая новость, за ними пошли и спутники Озара, но сам он остался.

– Мне нужно поговорить с тобой наедине, царь, – сказал он в ответ на удивленный взгляд Иданфирса. – Без лишних ушей.

– Поговорим. Иди за мной.

Они прошли во внутренние комнаты царского дома. Царь хлопнул в ладони, и прибежали слуги. Один принес кувшин вина и чаши, а другой – плотные брусочки соленой иппаки, сыра из кобыльего молока. Пришел и виночерпий, но Иданфирс отослал всех прочь.

Царь и Озар сели друг против друга на коврик, скрестив ноги, молча выпили по чаше вина, а затем Иданфирс сказал:

– Мне многое рассказывали о тебе, Озар. Ты храбрый воин и твоя честь ничем не запятнана. Тебе можно верить. Поэтому я выслушаю тебя с большим вниманием.

– Великий царь, насколько нам стало известно от наших друзей в Персии, даже ближайшее окружение Дария недоумевает и пребывает в смятении. Никто не может понять, почему он решил пойти войной на Скифию?

– Ну, это не большая загадка, – Иданфирс скупо улыбнулся. – Перс присылал посольство, сватал мою дочь. Но я не дал своего согласия.

– Почему?! – удивился Ораз. – Разве не почетно быть родственником повелителя половины мира?

– Родственником – почетно, рабом – нет. Брак моей дочери с царем Персии, это первый шаг к утрате свободы. А этого мои подданные мне не простят. Народ может снять с меня царскую тиару вместе с головой.

– Что ж, разумно и достойно великого царя. Но я хочу сказать главное. Финикиец через своего осведомителя в Ольвии нашел проводников для армии персов. Они хорошо знают степи, все потайные тропинки и переправы, места водопоя и колодцы, им известно, где можно обойти лесные заросли и как выйти по оврагам и буеракам твоему войску в тыл. Это очень опасные негодяи!

– Скифы?

– Нет. Чужаки. Но местные. Разбойный люд.

– Надеюсь, хоть с ними-то ваши люди разобрались?

Озар тонко улыбнулся и ответил:

– Зачем? Пока это не стоит делать.

– У вас есть какой-то план?

– Да. Об этом я и хотел рассказать.

– А почему не при всех?

– Великий царь, прости за дерзкий вопрос, но ты можешь поручиться, что среди твоих подданных не найдется предателя?

Иданфирс насупил брови и задумался. Озар исподлобья рассматривал лицо царя, обрамленное коротко подстриженной седой бородой. Царю скифов уже было много лет, но в его все еще мощной фигуре чувствовалась большая сила, а высокий лоб предполагал наличие не только солидного житейского опыта, но и недюжинного ума. Жавр был прав, когда посылал посольство именно к Иданфирсу, подумал Озар. Другие цари-басилеи будут послабее Иданфирса, хотя ехать к ним было ближе.

– Нет, не могу, – наконец глухо ответил царь. – Человек слаб, и блеск золота способен вскружить ему голову и подвигнуть на недостойные поступки.

– К сожалению, ты прав, великий царь.

– Что ж, рассказывай… – Иданфирс тяжело вздохнул, наклонился к Озару и продолжил, но уже тише: – Здесь нас никто не подслушает.

Озар согласно кивнул и тоже понизил голос. Он понимал, что последнюю фразу мудрый царь скифов сказал для самоуспокоения.

И у стен есть уши.

Глава 7

Степные разбойники

Ужаснее бури в скифских степях зимой трудно что-либо придумать. Если ураганный ветер застигнет путника в дороге далеко от обжитых мест, по нему можно справлять тризну. Темно-серое, почти черное небо с редкими седыми тучами нависает так низко над землей, что, кажется, до него можно дотронуться рукой. Снежные заряды валят с ног, над степью стоит свист и дикий вой, словно трехглавый пес Цербер, страж преисподней, сорвался с цепи и выбрался на поверхность; от этой какофонии можно сойти с ума. Если, конечно, раньше не замерзнешь и не превратишься в один из тех обледенелых камней, которые изредка встречаются в степи.