Повелители волков - Гладкий Виталий Дмитриевич - Страница 22

– А они зачем ему? – спросил Фесарион.

– Хочет пригласить отобедать.

– Да ну! – удивился харчевник.

– Шучу… Не знаю. Мое дело маленькое: найти Кимерия и Лида и сказать им пару слов. Все. Ну, так что, подскажешь, где они могут быть?

– Клянусь матерью Кибелой, понятия не имею!

Ивор огорченно вздохнул, махнул рукой (мол, что поделаешь, не свезло) и принялся за еду, потому как его обед уже начал остывать, что было недопустимо – фаршированную сыром рыбину нужно было есть горячей. Тем более Фесарион не пожалел для Ивора щепотки сильфия, а кто ж не знает, что эта травка наиболее ароматна, когда еда подается с пылу с жару.

Он не поверил Фесариону. Слишком много Ивор знал и о самом харчевнике, и про двух неразлучных приятелей, которым столь любезно уединение. Несмотря на свое вполне мирное занятие, Фесарион не забыл прежнее ремесло. Только сейчас он не участвовал в темных делах, а служил посредником между разбойниками и теми, кто скупал награбленное.

Под сенью дремучих лесов возле Борисфена, в степных ярах и лощинах жили не только скифские и иные племена. Там прятались и изгои, по тем или иным причинам изгнанные из своих поселений, беглые рабы и вольноотпущенники, которых привлекала полная свобода и возможность поправить свои дела разбоем. Конечно, и некоторые вполне добропорядочные скифы не брезговали потрепать караван какого-нибудь купца, но царь Иданфирс, правивший скифскими племенами, в случае поимки таких отступников карал их нещадно. Вожди скифов были заинтересованы в торговле с эллинами и другими народами, и по мере возможности охраняли пути следования караванов. Но уж больно дикими и бескрайними были скифские степи, и разбойники всегда ухитрялись найти незащищенный участок.

Грабежом караванов занимались и Кимерий с Лидом – в промежутках между охотой, которая служила прикрытием их неблаговидных делишек. Иначе магистрат уже давно заинтересовался бы деятельностью этих неразлучных бродяг, и тогда их или утопили бы в море, или им пришлось бы бежать в леса и жить дикарями, что для Кимерия и Лида, привыкшим к благам цивилизации, хоть и минимальным, было очень нежелательно.

В свое время Ивор выяснил, что время от времени в тайные бухточки неподалеку от Ольвии заходят галеры, и добро, добытое в разбойных нападениях на купеческие караваны, быстро загружается в их вместительные трюмы. Дальнейший путь галер был неизвестен, но то, что всем этим процессом руководит Фесарион, у Ивора не было сомнений. Он не осуждал харчевника, – каждый зарабатывает себе на хлеб, как может и как ему позволяет совесть, – но держал с ним ухо востро. Стоит лишь намекнуть Фесариону, что ему известны его «шалости», и можно не дожить до утра.

В харчевне вновь появилась Санапи. Она принесла Ивору еще один кувшинчик вина, хотя тот и не просил. Но возражать не стал – хиосское у Фесариона было отменным, рыбину он еще не осилил, а его кувшин уже показал дно. Похоже, Санапи подслушала разговор Ивора с Фесарионом, потому как, ставя кувшин на стол под бдительным взглядом своего мужа и хозяина, она тихо шепнула:

– Врет он… Кимерий и Лид на постое у Хромого Наваза. Знаешь где это?

Ивор на миг прикрыл глаза – конечно, знаю – а затем посмотрел на девушку тем взглядом, который говорит больше любых слов. Девушка зарделась – то ли от радости, то ли от смущения – и поторопилась спрятаться в подсобном помещении.

Хромой Наваз жил на отшибе, за чертой города. Его землянка стояла у самого берега лимана, на небольшой возвышенности. Там же Наваз устроил примитивный причал, возле которого на мелкой волне покачивалась большая лодка. Ольвиополитам она была в диковинку, так как несла косой парус, неизвестный мореплавателям Понта Эвксинского. Но ее хромой хозяин управлялся с этим парусом на удивление ловко, и ни одна рыбачья посудина ольвиополитов не могла сравниться в скорости с лодкой Наваза.

Как и у многих неполноценных граждан Ольвии не греческого происхождения, имя Наваз было прозвищем. В переводе со скифского оно значило «кормчий». Каким образом скиф, сын степей, оказался на «ты» с морем, было загадкой. Поговаривали, что в свое время Наваз имел какие-то дела с таврами, известными морскими разбойниками, но его больше знали как отменного кормчего, хорошо знакомого с течениями в Понте Эвксинском, облегчающими и ускоряющим ход корабля. Таких знатоков, как Хромой Наваз, можно было пересчитать по пальцам, и он имел высокооплачиваемую работу до самой старости.

Но годы взяли свое, и Наваз наконец нашел свою последнюю, тихую гавань в Ольвии. Землянку он соорудил в некотором отдалении от города, хотя ему предлагали землю и в самом полисе, деньги у него были, так что Наваз не бедствовал. Кроме того, он еще занимался и рыбной ловлей – больше для души, нежели для заработка. От одиночества Наваз тоже не страдал – в его просторной землянке кто-нибудь да гостил, большей частью его друзья, такие же морские волки, как и он сам.

Ивор шел к Хромому Навазу и дивился: какое отношение к этому уважаемому мореходу имеют два проходимца? Чем они взяли старика, что он согласился их приютить? И потом, с какой стати Кимерий и Лид стали такими скрытными, что даже ушли из своей землянки? О том, что она нежилая, сообщил Алкиму раб, который искал приятелей до Ивора. Похоже, Кимерий и Лид ограбили какого-то купца из Ольвии и теперь боятся разоблачения. Что ж, тем легче будет задача у Алкима – уговорить их стать проводниками армии персов…

Прежде чем войти в землянку Наваза, Ивор прокашлялся и немного потоптался у порога – чтобы предупредить хозяина о своем приходе; стучать в дверь и закрываться на замок у голытьбы было не принято. А затем решительно толкнул дверь и оказался в полумраке – под потолком было лишь крохотное оконце, практически щель. Едва Ивор хотел произнести приветствие (со света он ничего не видел, но чувствовал, что в землянке находилось по меньшей мере два человека), как тут же застыл словно вкопанный, ощутив у горла острое лезвие ножа.

– Ты кто? – раздался над ухом грубый голос.

– Ивор, – ответил юноша.

– Что тебе нужно?

– Не что, а кто. У меня есть деловой разговор к Лиду и Кимерию.

– Мы тебя не знаем.

– Спрячь нож, узнаешь.

– Говорю тебе, это сикофант, – проворчал из темноты другой голос. – Выведи его из землянки и перережь ему глотку. А то кровью здесь все забрызгает.

– Меня послал Алким, – поторопился сказать Ивор.

Он знал, что обитатели ольвийского «дна» скоры на расправу.

– Алким? – Нож дрогнул, и нажим на горло ослаб. – Что ему нужно?

– Хочет с вами встретиться. Срочно.

– Чтоб его собаки бешеные искусали! – снова раздался сердитый голос из темноты. – Зря мы связались с этим выжигой. Так и норовит обмануть.

Наконец тот, что был с ножом, принял какое-то решение и сказал:

– Лид, зажги коптилку.

Вскоре неяркий желтый свет масляной лампы осветил земляные стены, ушитые связками камыша и глинобитный пол, застеленный травой. В дальнем углу находился топчан, на котором лежал Хромой Наваз – Ивор узнал его сразу. Лицо старика было желтым и сильно исхудавшим. Он еще дышал, но болезнь неумолимо пожирала старого моряка, и жить ему, похоже, осталось недолго. Наверное, Кимерий и Лид приняли на себя роль сиделок, поэтому Наваз и пустил их в свою хибару.

Лид был невысокого роста, плотный и очень смуглый. Кимерий, столь нелюбезно встретивший Ивора, отличался высоким ростом и сильной худобой. Его лицо казалось вырубленным из серого гранита. Длинные черные волосы Кимерия блестели, словно смазанные оливковым маслом, а глубоко посаженые глаза смотрели угрюмо и недоверчиво.

– Откуда нам знать, что тебя послал Алким? – спросил Кимерий. – Может, ты лжешь.

Ивор порылся в складках одежды, достал «дельфинчика» и всучил его Кимерию. Тот посмотрел на монету и одобрительно крякнул. «Дельфинчик» был такой же, как и другие медные монеты Ольвии – на лицевой стороне изображено выпуклое тело дельфина, а обратная сторона плоская, но как раз на ней Алким выбил какую-то надпись. Наверное, это было заранее обусловленный знак.