Последний рубеж - Стерхов Андрей - Страница 60

– Только так, – ответил Харднетт.

– В соответствии с тактикой выжженной земли? И, надо полагать, с применением Особой Бригады Возмездия?

Харднетт кивнул дважды – да и да. Потом пожал плечами, дескать, а как же еще?

Тут ему показалось, что с губ Седого вот-вот сорвется какой-нибудь дурацкий рецепт установления социального мира. Вроде того, что нужно срочно переходить от политики принуждения к убеждению, от подавления – к сотрудничеству, от жесткой иерархии – к системе гибких горизонтальных связей. И уже приготовился объяснить, почему реализация такого и ему подобных сволочных рецептов ни к какому миру не приведет, а только вызовет еще большее кровопролитие.

Но только Седой так глубоко копать не стал.

– Боюсь, что после рейда Особой Бригады Возмездия там бы и курортов никаких не осталось, – хмурясь, сказал он. – Да и самой Прохты, возможно, тоже. И не летели бы вы, уважаемый, туда греться на песочке, вдыхать йод и слушать крики чаек.

– А я туда вовсе не на отдых, – ляпнул вдруг полковник. Не от большого ума ляпнул, скорее по инерции – противоречить, так во всем.

– Да? – удивился Седой. – А что еще там, на Прохте, делать?

– Что делать? – Харднетт задумался, мысленно ругая себя за несдержанность, но через секунду нашелся: – Я туда работать лечу. В миссии «Красного Кристалла».

– Вот как?! – еще больше поразился Седой. – Так вы, оказывается, врач?

– Ну да… Друг и слуга больных. Хирург я. Психохирург. Специализация – прямые вмешательства в мозг с целью регулирования психических отклонений. В курсе, насколько это сейчас актуально на Прохте?

– Ну как же! Представляю себе масштаб проблемы. – Седой сокрушенно покивал. – Увы, увы, увы… Печальные последствия длительной войны.

– Вот и направляюсь туда несчастных пользовать, – сказал Харднетт и, чуть помолчав, добавил: – Знаете, есть нечто воодушевляющее в том, чтобы постучать в дом больного и на вопрос «Кто там?», ответить: «Откройте, доктор пришел».

– Благородная у вас профессия.

– «В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного», – процитировал Харднетт клятву Гиппократа, приложив руку к сердцу. – Впрочем, профессия как профессия. Ничем не лучше иных. Но и не хуже. Н-да… А вы, если не секрет, куда?

– Никаких секретов! С Саулкгаста прямиком на Вахаду. Я, уважаемый, тоже не на отдых. Я, видите ли, физик.

– А что забыл ученый-физик в тамошних песках? – поинтересовался полковник.

Седой оживился, глаза его заблестели. Он по-петушиному встрепенулся и воскликнул, удивляясь неумному вопросу:

– Как это – «что нужно»?! Вообще-то, собираюсь на практике проверить кое-какие собственные теоретические наработки. Дело, видите ли, в том, что моя специализация – механика сыпучих тел, а там, на Вахаде, как вы понимаете, этого добра навалом. Вся планета – сплошной стенд для экспериментов.

– Что есть, то есть, – согласился Харднетт.

– Вы не поверите, три года добивался включения в состав постоянной научной экспедиции, – пожаловался Седой. – Ноги по колена стер, обходя по кругу кабинеты. Но вот, видите, своего добился.

– Поздравляю. Искренне.

– Спасибо.

– Теперь, видимо, развернетесь?

– О да! Возьму в оборот «поющие ловушки». Слышали о таких?

– Еще бы.

– Замечательные объекты!

– Вы находите?

– Уверяю вас.

– Но эти, как вы выражаетесь, замечательные объекты людей кушают почем зря, – напомнил Харднетт. – Читал, человек по сорок в месяц пропадает. А иной раз и все шестьдесят.

Седой смешался и дал задний ход.

– Виноват, виноват, виноват, – забормотал он и показал открытые ладони. – Подобрал неудачный эпитет. Проскользнуло, понимаете ли, сугубо профессиональное восприятие предмета. Видимо, прозвучало цинично? Да?

– Немного.

– На самом деле я, конечно же, согласен, «поющая ловушка» – весьма опасная штуковина. Весьма! Шутки с ней шутить нельзя. Чревато.

– Трудно не согласиться…

– Да, да, да и еще раз – да! – воскликнул физик. – Но, замечу, как раз потому-то и важно досконально изучить механизм ее действия. А механизм этот, доложу я вам, фантастичен.

В его голосе вновь послышались ноты неподдельного энтузиазма. Он уже видел себя на Вахаде.

– Вот прилечу и сразу выдвинусь на Точку! Приближусь на «матрасе» к границе зыбучих песков и зависну. Осмотрюсь… Потом достану шарик. Вот этот вот. – Седой вынул из кармана и продемонстрировал Харднетту оранжевый шарик для пинг-понга. – Достану, значит, и брошу. И как только упадет он на песок, так в ту же секунду… Знаете, что произойдет?

По интонации собеседника, да и по приглашающему жесту полковник понял, что ему предлагается ответить, поэтому из учтивости сказал:

– В общих чертах – да, знаю.

Зря старался. Физик не услышал его реплики. И не собирался слышать. Он уже сам отвечал на собственный вопрос:

– А произойдет следующее. В тот же миг нарушится существовавшее до того равновесие. То самое, которое мы называем хрупким. Едва шарик коснется песка, миллиарды песчинок вдруг сорвутся с места и одновременно устремятся куда-то вниз. При этом вокруг шарика создастся огромная тяга. И эта тяга будет в миллионы раз превышать силу, которая ее породила. Можете себе такое представить?

Харднетт мог. Но не хотел. Вместо того чтобы по призыву ученого включить фантазию, налил бокал до краев и осушил его по-плебейски – залпом.

А физик остановиться уже был не в состоянии.

– Равновесие песчинок нарушается всего на один процент, – рассказывал он. – А мощь, которая порождается этим слабым возмущением, огромна. Она просто чудовищна! Я когда долго смотрю на запись работы такой воронки, мне начинает казаться, что она готова всосать в себя всю Вселенную. Я не знаю, с чем это еще можно сравнить. – Он на секунду задумался, после чего допустил: – Разве только с термоядерной реакцией. Или лавинообразным испарением массы черной дыры.

– Или с распространением ложных слухов, – вяло вставил Харднетт.

– Или с У-лучом, – продолжил физик смысловой ряд. Услышав знакомый термин, полковник оживился: