Последний рубеж - Стерхов Андрей - Страница 22

Харднетт прижал руку к сердцу:

– Шеф, полностью.

Полковник не кривил душой, он на самом деле разделял идею, с которой Верховный Комиссар носился все последние годы. Смысл ее заключался в том, что на смену пассивной концепции устрашения времен «первоначального освоения космического пространства» должна прийти более динамичная стратегия. Стратегия, которая строилась бы на упреждающих операциях. Тому, кто по эту сторону невидимого фронта, трудно с этой идеей не согласиться. Она актуальна. В период нарастающей угрозы войны с империей тморпов – актуальна вдвойне. Ганнибал у ворот! К черту сантименты!

– Ну так чего тогда стоишь, раз согласен?! – воскликнул Старик и хлопнул Харднетта по плечу: – Иди, Вилли. Иди и твори дела божьи!

И Харднетт пошел творить. Как всегда – со звероподобным усердием.

Едва он вышел в открытую дверь «веранды» и ступил на несуществующую тропу несуществующего леса, тут же услышал встревоженный птичий гомон, шум ручья и шорох листьев под ногами. Увернувшись от собравшейся хлестнуть его по лицу несуществующей ветки, полковник оказался в служебном коридоре и уже не мог видеть, как лес внутри виртуальной стены охватило верховое пламя.

В коридоре Харднетт сразу направился к лифту для персонала высшего звена.

Пока поднимался к себе на девятнадцатый, елозил взглядом по накарябанным записными умниками надписям («Территориальный императив – сила центробежная», «Ответственность – сила центростремительная», «Информативность сообщения обратно пропорциональна его предсказуемости», «Абсолютная безопасность одного означает абсолютную незащищенность остальных») и размышлял о Старике.

Думал, что таких людей, как шеф, и раньше-то делали штучно, а сейчас вообще не делают. Из тех более-менее серьезных политических лидеров, которых можно вспомнить навскидку, нет таких, кто был бы способен вот так же, выдерживая мощное давление со стороны многочисленных радетелей терпимости, нести бремя ответственности за безопасность всей федерации. Старик способен. Выдерживает и несет. Железный человек! Ему глубоко наплевать на то, что думают и говорят о нем другие. «Мы – первый и последний рубеж на пути диких иноплеменных орд, – повторяет он на каждой коллегии. – Сломаемся, настанет мировое варварство».

«И он прав, тысячу раз прав», – в который уже раз согласился со Стариком Харднетт.

Когда лифт остановился, полковник, вытащив из кармана синий маркер, старательно вывел справа от пульта: «Сказанное исчезает – написанное остается». Полюбовался результатом секунду-другую, спрятал маркер и вышел из лифта.

В личном кабинете начальника Особого отдела не было ничего, помимо длинного металлического стола и жесткого крутящегося стула. Таков тщательно культивируемый в подразделениях Комиссии строгий стиль. Почти аскеза.

Единственным нефункциональным элементом скромного, похожего на пенал помещения являлось чахлое растение в керамическом напольном горшке – давно (а быть может, и никогда) не видавшая солнца дизиготека Вейча.

Ну еще, вероятно, по разряду излишеств мог бы пройти агитационный плакат, приклеенный к поверхности бронированной двери. На плакате – боец Особой Бригады Возмездия в экипировке и при полной выкладке: многослойный бронежилет, шлем с приборами индикации, генератор силовой защиты, сенсорный компенсатор, визор системы спутниковой поддержки, шанцевый комплект, все прочие армейские штучки-дрючки, а в руках – штатная лазерная винтовка, ствол которой направлен на зрителя. Обычная мобилизационная агитка. Только поверх стандартного лозунга: «ХОЧЕШЬ СТАТЬ ГЕРОЕМ? СТАНЬ ИМ!» шутники из аналитического отдела присобачили другой: «ОТКРОЙТЕ! ДОКТОР ПРИШЕЛ».

Добравшись до рабочего места, Харднетт оседлал стул и, несколько раз крутанувшись, сначала по часовой стрелке, а затем против, стал прикидывать, с чего начать прежде всего. Решил, что с уточнения некоторых деталей по принятому к производству делу.

И приступил.

Вместо того чтобы приказать терминалу голосом, как это и делают все нормальные люди, полковник по неизжитой детской привычке щелкнул пальцами. Звук был распознан, и в ту же секунду затрепыхало перед ним прозрачное полотнище экрана. В детстве шутка радовала, теперь, к сожалению, нет.

Теперь вообще мало что радует.

Для начала Харднетт запросил, случались ли ранее какие-либо крупные инциденты с раймондием. Оказалось, что ничего подобного не бывало. По оперативным данным этот металл нигде не всплывал и по отслеживаемым делам не проходил. Если не считать, конечно, мелкие случаи чисто уголовного характера – грабеж, квартирные кражи и прочее, что проходит по ведомству Министерства общественной безопасности.

Еще раз просмотрев последние сводки с Тиберрии, Харднетт запросил сведения по пропавшим конвойным. Машина послушно закачала материал и начала выводить на экран в режиме прокрутки.

Сначала по некоему Курту Воленхейму.