Быть драконом - Стерхов Андрей - Страница 69

Глядя на все эти несообразности, я предположил, что еще совсем недавно жил Алексей Белобородов вместе с мамой.

Сперва предположил, а только потом обнаружил среди фужеров и салатниц фотографию женщины в скорбной рамке.

Хорошо, что не дожила мамаша до такого черного дня, подумалось мне, когда я разглядывал этот нечеткий, увеличенный с паспортного, снимок. Хотя, если бы была жива, может, и уберегла бы непутевого сына. Тут не угадаешь.

В углу на тумбе рядом с тахтой стоял музыкальный центр. Я подошел, нажал на кнопку «Eject», принял выползший диск и ознакомился с лейбом: группа «Lacrimoza», альбом 2005 года «Lichtgestalt». Белобородов оказался поклонником тонких готических экзерсисов. Пришла мысль поискать коробку от диска, название которого перевел на русский как «Светоносный образ». Разыскав коробку (лежала в развале среди прочих), я заценил положение вещей и выяснил: восемь композиций, общее время звучания – час и три минуты. Глянул на часы, прикинул хвост к носу, и вышло у меня, что в одиннадцать тридцать Алексей Белобородов был еще жив. Следовало всерьез обдумать эту информацию, но тут завякал мобильник.

Звонила Лера.

Что-то быстро дожевав и быстренько проглотив, она бодро поприветствовала:

– Приветик, шеф.

– Здравствуй, детка, – отозвался я.

– Шеф, мне надоело дома сидеть.

– Верю.

– А когда мне можно будет выйти из клетки?

– Как только, так сразу.

– Я серьезно, шеф.

– И я серьезно.

В этот миг в голове появилась и застряла мысль, что я нечто важное пропустил при осмотре кухни. Продолжая разговор, направился туда.

– Шеф, а что там с последним делом? – тем временем спросила Лера.

– Отработано и сдано в архив, – доложил я.

– А вы помните, что мне обещали?

– Ты насчет похода в ресторан?

– Ага, шеф.

Голос Леры стал игривым.

– Мужик обещал, мужик сделает, – весомо сказал я и осмотрел кухню с порога: что пропустил?

– Шеф, а чем вы сейчас занимаетесь?

– Миросозерцанием.

– В смысле… А-а-а! – Лера хихикнула. – Поняла. Расслабляетесь после окончания дела. Да?

– Типа того, – шаря взглядом по кухне, сказал я.

Думал, что на том моя непоседливая помощница и закончит свое ля-ля, но не тут-то было. Похмыкав на все лады, сказала:

– Шеф, вы просили при случае напомнить об одной штуке.

– Я? Просил? Напомнить?

– Просили-просили.

– Ну тогда напоминай.

И тут я понял, куда нос еще не совал. В пепельницу. Стояла на столе такая. Тяжелая, хрустальная, сделанная на манер тополиного листа.

– Вы, шеф, просили напомнить, – сказала Лера, – что Зло не всегда Зло, а Добро не всегда Добро.

– Спасибо за напоминание, – без тени иронии поблагодарил я, перешагивая через труп.

– Шеф, у меня вопрос в тему, – не унималась Лера.

– Задавай, – разрешил я, вытащил из ящика стола вилку и стал ковыряться в пепельнице.

– Как это Зло может не быть Злом? Оно же Зло.

Все окурки (а было их с десяток) оказались одной марки. То ли убийца был некурящим, то ли предусмотрительным – свои забрал. А может, курил хозяйские. В любом случае требуется экспертиза слюны, что мне недоступно.

– Сейчас объясню, – продолжая ковырять в пепельнице, пообещал я Лере. – Но прежде скажи, что является мерилом Добра и Зла?

– Не знаю, – помолчав, призналась девушка.

Раскидав окурки по бортам пепельницы, я обнаружил попку огурца, колбасную шкурку и – к своей вящей радости – обгоревшую полоску бумаги размером с трамвайный билет. Подцепив, вытащил. И при этом не забывал про девушку, втолковывал ей:

– Человек, незамутненная моя подруга, является мерилом Добра и Зла. Че-ло-век. А что это означает?

– Что?

– А это означает, Лера, что ты и только ты решаешь, что есть Добро, а что есть Зло. Смотрела фильм «От рассвета до заката»?

– Конечно, – фыркнула Лера. – Ужастик Родригеса.

На откопанной бумажке читалась выведенная черной шариковой ручкой цифра «3» (или недогоревшая «8»), а чуть ниже – аббревиатура ДЧХ.

– Помнишь, братьев-убивцев, которых Клуни и Тарантино играют? – разглядывая любопытную находку, спросил я.

– Помню, конечно.

– А теперь вспомни, какое у тебя к ним отношение было. Думаю, в начале фильма ты считала их кончеными отморозками. Воплощенным Злом. Я прав?

– Точно, шеф.

Наверное, был записан чей-то телефон и, чтобы не забыл чей, инициалы проставлены, подумал я. а вслух произнес:

– Но когда персонал салуна «Большие сиськи» превратился в монстров, твое отношение к братишкам резко изменилось. Не так ли?

– Точно, – вновь согласилась Лера. – Они же там биться стали с оборотнями. Клуни вообще оказался милашкой. И девчонка в него втюрилась.

– О чем и толкую, – прикидывая, как можно расшифровать инициалы, сказал я. – Когда на сцену вышло Абсолютное Зло, тогда то, что ты до этого считала Злом, перестало быть таковым. Получается, Зло не всегда Зло. Что и требовалось доказать. Понятно?

– Понятно, шеф, – вздохнула Лера. – Только…

– Что еще?

– Скажите, шеф, но ведь Добро все равно победит Зло? Да? Ведь да?

Я не понимал, шутит она или говорит всерьез. Выяснять не стал и сказал, не меняя назидательной интонации:

– Лера, реальный мир – не голливудский блокбастер с обязательным хеппи-эндом. Окончательная победа Добра, как и победа Зла, невозможна в принципе.

– Но почему, шеф?

– Как абсолютный хаос, так и абсолютный порядок не допускают существования разумной жизни. А это значит, что в результате победы любого их этих двух начал тебя, Лера, не станет. А если не станет мерила, кто определит – Добро победило или Зло? Врубаешься, о чем я?

– Шеф, вы Морфиус, – помолчав, сказала девушка.

– В смысле? – не понял я.

– Зачем толкнули ребенка в пустыню реальности?

– Кто-то ведь должен был это сделать.

– Лучше бы вы меня… – начала была Лера и вдруг замолкла.

– Что «лучше бы вы меня»? – вкрадчивым голосом уточнил я.

Она смущенно промямлила:

– Ладно, шеф, проехали. Решайте все вопросы побыстрее, я долго в клетке не выдержу. Пока-пока.

И сразу отключилась, я даже попрощаться не успел.

Вернув найденную бумажку на место (улика как-никак), я – чтобы не отнимать хлеб у оперов – придал композиции в пепельнице прежний живописный вид. Протер вилку полотенцем, закинул в ящик и пошел на выход. Делать мне в квартире Белобородова было больше нечего.