Монумент 14 - Лейбурн Эмми - Страница 1

Эмми Лейбурн

МОНУМЕНТ 14

Глава 1

В ЛОВУШКЕ

Ваша мама кричит вам, что вы опоздаете на автобус. Она уже видит его в конце улицы. Вы не останавливаетесь, чтобы обнять ее и сказать, как вы ее любите и как вы благодарны ей за доброту, ласку и терпение. Куда там — вы вприпрыжку спускаетесь с лестницы и сломя голову несетесь к остановке.

Мысль, что неплохо бы остановиться и сделать все это, может прийти только в том случае, если вы знаете, что видите ее в последний раз. И плевать, что вы опоздаете на автобус.

Но автобус был уже близко, и я побежал.

Мчась по дорожке к остановке, я услышал, как мама зовет моего брата Алекса. Его автобус подъезжал по Митчелл-роуд вслед за моим и был на месте в 7:09 точно по расписанию. Мой останавливался в 6:57, но почти всегда опаздывал, словно водитель был согласен с тем, что несправедливо забирать меня раньше семи.

Алекс выбежал вслед за мной, и подошвы наших кроссовок синхронно зашлепали по мостовой.

— Не забудь, что после школы мы собирались в Армию Спасения, — крикнул он мне вдогонку.

— Да, конечно, — ответил я.

Иногда мы заходили туда после школы порыться в завалах старой электроники. Алекс в ней разбирался, а я был не против составить ему компанию.

До топливного кризиса обычно я подвозил его. Теперь мы ездили туда на велосипедах.

Я возил его и в школу, но когда с топливом возникла напряженка, все в нашей школе, включая выпускников, стали ездить на автобусе. Собственно говоря, с недавних пор это было установлено законом.

Водитель моего автобуса нажал на гудок.

Я запрыгнул на ступеньку и вошел внутрь.

За спиной я услышал, как миссис Вули, водившая автобус младшей и средней школы уже целую вечность, язвительно поблагодарила Алекса за то, что он удостоил их своим присутствием.

Миссис Вули была символом нашего города. Символ обладал седой шевелюрой, пах пепельницей и разговаривал в довольно жесткой манере. Выдающийся персонаж, абсолютно преданный делу вождения автобуса, что не каждому дано.

Водитель моего автобуса был болезненно тучным и абсолютно не запоминающимся типом. Мистер Рид. Он пил утренний кофе из старой банки из-под варенья, и это было единственным, что мы о нем знали.

Едва мы тронулись, Джейк Симонсен, звезда футбола и абсолютный чемпион по популярности, устроил в хвосте автобуса светский прием. Год назад он перевелся в нашу школу из Техаса. Там, где футбол особенно в почете, Джек блистал. Перевод в нашу школу помог ему не просто сохранить, но и укрепить авторитет.

— Я вам говорю — концессии! — вещал Джек. — Как делало большинство девчонок из моей старой школы. Они продавали шипучку, печенье, а еще печеную картошку, которую готовят на гриле. И заработали чуть ли не миллион долларов.

— Миллион долларов? — переспросила Астрид.

Астрид Хейман, чемпионка по прыжкам в воду из команды по плаванию, насмешливая богиня и девушка моей мечты.

— Даже если бы я смогла заработать миллион долларов, я бы не бросила спорт ради того, чтобы стать спонсором для футбольной команды.

Джейк подарил ей одну из своих ослепительных улыбок.

— Не спонсором, детка, антрепренером!

Астрид закатила глаза.

Я вжался в кресло и попытался восстановить дыхание. Спинки сидений из кожи травянисто-зеленого цвета были достаточно высокими, чтобы на пару мгновений за ними спрятаться.

Что я и сделал, молясь, чтобы никому не пришло в голову прокомментировать мой забег на короткую дистанцию за автобусом. Астрид даже не заметила, как я зашел в автобус. Это было одновременно и хорошо и плохо.

За моей спиной Джози Миллер и Триш Гринштейн обсуждали планы насчет какой-то демонстрации в защиту прав животных. Они были кем-то вроде хиппи-активистов. Я с ними практически не общался, не считая одного раза, когда в шестом классе я вызвался сделать обход по домам в поддержку Кори Букера. Тогда мы весело провели время, но теперь даже не здоровались друг с другом.

Не знаю почему. Наверное, так происходит со всеми, кто перешел в старшие классы.

На мое появление в автобусе обратил внимание один Нико Миллз. Он наклонился и ткнул пальцем на мои ботинки. Типа «я слишком крут, чтобы говорить» — просто показал пальцем. Я опустил глаза, разумеется, шнурки были развязаны. Я завязал их. Сказал спасибо. Потом сразу надел наушники и сконцентрировался на «таблетке». Мне было нечего сказать ему в ответ, и судя по тому, как он показывал на мою обувь, ему нечего было ответить.

По слухам, Нико жил в трейлере с дедом в предгорьях горы Херман, они добывали еду охотой, не имели электричества и пользовались дикими грибами вместо туалетной бумаги. И все в таком духе. Все называли Нико Храбрым Охотником. Прямая осанка, худоба и мускулатура в сочетании с коричневым оттенком кожи, волос и глаз делали это прозвище идеально подходящим. Он держался с той неуклюжей гордостью, которую приобретаешь, когда никто с тобой не хочет общаться.

Так что я проигнорировал Храброго Охотника и попытался включить «таблетку». Она не подавала признаков жизни, что было удивительно, ведь я снял ее с зарядочной платформы, только когда выходил из дома.

И тут раздался этот звук: «Тиньк, тиньк, тиньк». Я снял наушники и прислушался. Так обычно стучит по крыше дождь, только звук был каким-то металлическим.

Очень скоро «Тиньк!» превратилось в «ТИНЬК!», а «ТИНЬК!» заглушил крик мистера Рида: «Господи Иисусе!». Внезапно в крыше стали появляться вмятины, «БАМ, БАМ, БАМ!», лобовое стекло покрылось паутиной трещин. С каждым ударом лобовое стекло менялось как в слайд-шоу, становясь все белее из-за трещин, появляющихся на поверхности.

Я посмотрел в боковое окно.

Градины размером от небольших до «таких не бывает» колотили по улице.

Машины вокруг начали петлять. Мистер Рид, опытный водитель, вдавил педаль газа вместо тормоза, и, кажется, остальные водители поступили так же.

Наш автобус преодолел перекресток, пересек сплошную и направился на парковочную площадку нашего местного торгового центра «Гринвей». Она оказалась почти пустой, ведь на часах было примерно 7:15.

Я обернулся посмотреть, как там Астрид, и все завертелось как в замедленной и ускоренной съемке одновременно. Наш автобус заскользил на льду, входя в неуправляемый занос. Мы двигались все быстрее и быстрее, и я почувствовал, как мой желудок поднимается к горлу. Около трех секунд моя спина была вдавлена в боковое окно, как будто я вдруг оказался на какой-то сумасшедшей карусели, а потом с тошнотворным металлическим скрежетом мы врезались в фонарный столб.

Я ухватился было за спинку переднего кресла, но в следующий же момент беспомощно взлетел на воздух. С остальными происходило то же самое. Не было слышно криков, только мычание и звуки ударов.

Нас поволокло куда-то вбок и почему-то ударило о крышу. Я понял: автобус перевернулся на бок. С пронзительным лязгом он скользил по асфальту, затем мы почувствовали удар, и он остановился.

Град, который уже превратил крышу в сплошную вмятину, решил повторить все это с нами.

Мне повезло. Соседнее сиденье отломалось, и я, застряв между двумя другими, накрылся им как крышей.

Некоторых моих одноклассников буквально осыпало градом и осколками стекла. Теперь, когда автобус лежал на боку, град беспрепятственно бомбил через боковые окна, оказавшиеся у нас над головами.

Ледяные булыжники были самых разнообразных размеров. От маленьких шариков до огромных угловатых глыб с вкраплениями чего-то серого, видимо вмерзших кусков гравия.

Вокруг визжали и кричали те, кто пытался забраться под какое-нибудь кресло, силился подняться на ноги, оказавшись вдавленными в крышу, которая стала теперь стеной.

Нас словно накрыло нескончаемой лавиной из камней и булыжников. Мне казалось, что по укрывшему меня креслу кто-то изо всех сил молотит здоровенной бейсбольной битой.