Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

Горький Максим

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Горький Максим - Страница 54

Изменить размер шрифта:

1914

НИКИФОР ТИХОМИРОВ[192]

Братья

Мы с тобой родные братья,

Я — рабочий, ты — мужик.

Наши крепкие объятья —

Смерть и гибель для владык.

Я кую, ты пашешь поле,

Оба мы трудом живем,

Оба рвемся к светлой воле,

С бою каждый шаг берем.

Я сверлю земные недра,

Добываю сталь и медь.

Награжу тебя я щедро

За твои труды и снедь.

Наши руки мощью дышат,

Наши груди крепче лат,

Наши очи местью пышут, —

Постоим за брата брат.

Мы с тобой родные братья,

Я — рабочий, ты — мужик,

Наши крепкие объятья —

Смерть и гибель для владык.

<Осень 1917>

ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ[193]

О Демьяне Бедном, мужике вредном[194]

Поемный низ порос крапивою;

Где выше, суше — сплошь бурьян.

Пропало все! Как ночь, над нивою

Стоит Демьян.

В хозяйстве тож из рук все валится:

Здесь — недохватка, там — изъян…

Ревут детишки, мать печалится…

Ох, брат Демьян!

Строчит урядник донесение:

«Так што нееловских селян,

Ваш-бродь, на сходе в воскресение

Мутил Демьян:

Мол, не возьмем — само не свалится, —

Один конец, мол, для крестьян.

Над мужиками черт ли сжалится…»

Так, так, Демьян!

Сам становой примчал в Неелово,

Рвал и метал: «Где? Кто смутьян?

Сгною… Сведу со света белого!»

Ох, брат Демьян!

«Мутить народ? Вперед закается!..

Связать его! Отправить в стан!..

Узнаешь там, что полагается!»

Ась, брат Демьян?

Стал барин чваниться, куражиться:

«Мужик! Хамье! Злодей! Буян!»

Буян!.. Аль не стерпеть, отважиться?

Ну ж, брат Демьян!..

1909

Кукушка[195]

Кукушка,

Хвастливая болтушка,

Однажды, сидя на суку,

Перед собранием кукушечьим болтала

О чем попало,

Что ни взбрело в башку.

Сначала то да се, по общему примеру:

Врала да знала меру.

Но под конец — поди ж ты! — соврала,

Что видела орла.

«Орла! Ведь выпадет же случай! —

Кукушки все тут в крик наперебой. —

Скажи ж скорей, каков орел собой?

Чать, туча тучей?!»

«Ну, это — как кому, — хвастуньи был ответ, —

Особого в орле, пожалуй, мало.

По мне, так ничего в нем нет,

Чего бы нам недоставало:

Те ж когти, клюв и хвост,

Почти такой же рост,

Подобно нам, весь сер — и крылья и макушка…

Короче говоря,

Чтоб слов не тратить зря:

Орел — не более как крупная кукушка!»

* * *

Так, оскорбляя прах бойца и гражданина,

Лгун некий[196] пробовал на днях морочить свет,

Что, дескать, обсудить — так выйдет все едино

И разницы, мол, нет,

Что Герцен — что кадет.

1912

Газета

Конфискованы №№ 1 и 2

рабочей газеты «Правда».

«Слыхал?» — «Слыхал!»

«Видал» — «А не видал!»

«Подумай: наша, брат, рабочая газетка…

Чай, жиру не придаст хозяйским-то горбам!»

«Да… Кой-кому не по зубам

Конфетка».

«А нам, гляди, как выйдет впрок!

Пойдем-кась купим номерок».

Пошли, по переулкам рыщут,

Газету ищут.

«Тьфу! Будто черт газетчиков посмёл!»

«Нашел газетчика, нашел!»

И впрямь нашел, судя по бляхе медной;

Стоит парнишка сам не свой,

Весь бледный.

«Газетку…» — «Братцы, все унес городовой!»

«Ой, прах его возьми!.. Теперь хоть волком вой…

Ты шутишь аль взаправду?!»

* * *

Нет, не шутил бедняк:

Под глазом у него синяк

За «Правду».

1912

Работница

Склонилась тихо у станка.

Привычен труд руке проворной.

Из-под узорного платка

Задорно вьется волос черный.

Но грустен взгляд лучистых глаз:

В нем боль и скорбь души невинной.

Слеза, сверкая, как алмаз,

Повисла на реснице длинной.

В груди тревогу сердце бьет:

Враг властный стал с рабою рядом,

Дыханьем жарким обдает,

Всю раздевает жарким взглядом:

«Слышь… беспременно… ввечеру…

Упрешься — после не взыщи ты!»

Застыла вся: «Умру… Умру!»

И нет спасенья! Нет защиты!

1912

Лапоть и сапог[197]

Через года полтора

Все уйдут на хутора.

Худо ль, лучше ль будет жать,

А нет охоты выходить.

«Псковская жизнь», № 557, 1911 г.

«Деревенские частушки»