Чародеи с Явы - Оттен Мэрри - Страница 22

По мере приближения к Денпасару дорога отходит все дальше от берега, врезаясь зигзагами в густую растительность между холмами. Речки, несущиеся по склонам вулканов, прорыли глубокие узкие долины, так что приходится пересекать ряд металлических мостов, делать резкие повороты и виражи, карабкаться вверх.

На дне тёмной пропасти непременно вьётся ручеёк или шумит водопад. Зелень покрывает стены оврагов до самого низа. Утром и вечером можно увидеть, как в речушках купаются люди и животные; это зрелище удивительной свежести и естественности вызывает в памяти полотна Ренуара: обнажённые женщины, расчёсывающие длинные блестящие от коричневой воды волосы или с радостным смехом плещущиеся в ручье. Рядом с ними, войдя до половины в маслянистую воду, стоят громадные розовые буйволы, вокруг которых вьются голые ребятишки. Золотистый цвет тел удивительно вписывается в мирный пейзаж. По традиции мужчины совершают омовение выше по течению, чтобы таким образом быть ближе к источнику, к чистоте, ближе к бегам.

По дороге к Денпасару можно свернуть налево и взять путь на север острова, к Сингарадже. Для этого надо подняться на перевал горного хребта, делящего Бали на две неравные части. И разом влага сменяется засухой, а лес — кустарником.

Дело в том, что облака, идущие с востока, задерживаются у вершин Агунга и Батура, чтобы пролиться ежедневным дождём над Денпаеаром. По эту сторону гонимые ветрами облака слишком быстро проскакивают узкую прибрежную полосу и выпускают дождь над морем. Эта особенность объясняет странности климата в районе Сингараджи, кукурузного центра Бали. По дороге туда поднимаешься к трём озёрам, заполнившим громадный кратер, от которого начинается постепенный спуск к морю.

Там стоят два больших храма. Первым, в нескольких километрах к западу от Денпасара, встречается святилище Менгви; его со всех сторон окружает вода. Чтобы войти в храм, надо пересечь мост, охраняемый статуями демонов с большими красными цветами за ухом. На стене первой ограды висит современная эмалевая доска, где по-английски написано, что вход в «пуру»[39] воспрещён женщинам «в недомогании» — они считаются нечистыми. Среди лужаек переднего дворика, где устраивают петушиные бои, бьют фонтанчики святой воды. В главное святилище входят через узкие ворота. Поднявшись на несколько ступенек, видишь, что деревянные створки сплошь изукрашены изображениями демонов — хранителей алтарей. Все этажи — а они сделаны в виде высоких пагод — крыты чёрной соломой. Чем выше цоколь, тем важнее божество, которому святилище посвящено. Верховный бог Шива имеет одиннадцать кровель, Брахма и Вишну — по девять. Стоящие непарно алтари покоятся на цоколях изумительной работы. Местный податливый камень даёт пищу воображению, — взяв за основу индуистскую статую, искусные мастера окружили её сплетением вычурных арабесок. Скульптура приобрела от этого причудливый вид. Так, скажем, великий орёл Гаруда[40] выглядит кошмарным чудовищем с диким каменным оперением. Иногда в самом низу на барельефе изображена будничная сцена из жизни балийцев.

В деревянную раму на цоколе (балийцы называют его индийским словом «меру»—гора) кладут дары: цветы, фрукты, мелкие монетки. Чуть в стороне видна площадка на выложенном из камня возвышении — здесь после моления служители культа совершают ритуальную трапезу из даров, не предназначенных богам.

В храмах-пурах, несмотря на святость места, царит атмосфера деревенского праздника: в Менгви нет ничего торжественного, боги живут здесь запросто, без церемоний. Зато святилища, расположенные высоко в горах, остаются хранителями божественного духа. Здесь поклоняются тайне мироздания. Начинаешь понимать, почему балийцы выбирают для храмов пугающие своей красотой места. Такова пура, построенная на берегу озера Братан, над Сингараджей.

Едва выступая из отливающей металлом воды, поднимаются мрачные меру. Вулкан, у подножия которого лежит озеро, окутан тяжёлыми шлейфами белого дыма. Все вокруг серо. Грозная тишина подавляет, она символизирует ожидание вечности. Прилепившийся к краю озера храм посвящён богам, живущим, по балийскому поверью, в жерле вулканов.

Высеченное в скале основание меру изображает большого свернувшегося клубком змея — это символ зарождения жизни; здесь — начало всех начал. Алтарь служит посредником между предшествовавшим мирозданию хаосом и невидимой обителью богов.

Дорога огибает озеро и делает последний вираж по карнизу. Мы спускаемся к Сингарадже: рисовые террасы на склонах, солнечные блики на морской глади вдали. Было бы интересно проехать северным берегом на другой конец острова, но дорога быстро становится непроезжей тропой. Первые пятьдесят километров в сторону Карангасема путь идёт мимо нескольких деревень. Это самый бедный край Бали, где в дощатых хижинах живут нищие семьи. Едкая пыль вьётся из-под колёс громадных грузовиков американского производства — на них ведётся снабжение края.

Здесь существует зачаточная промышленность в форме древних соляных промыслов. У самого берега рабочиев набедренных повязках, прикрыв головы высокими тюрбанами либо шляпами из листьев, носят морскую воду в корзинах из сложенных гармошкой ветвей пальмирской пальмы. Корзины укреплены на деревянном коромысле. Коричневые мускулистые мужчины закидывают корзины в волны и выливают воду в отгороженные насыпью садки. Когда солнце выпаривает воду, там остаётся соляной ил. Его разравнивают и вновь льют воду, чтобы получить хорошую концентрацию соли, после чего ил вываливают на сито — большую бамбуковую воронку, выстланную банановыми листьями. И вновь мужчины наполняют корзины, выливая их уже на сито. Для этого они поднимаются на камень и, раскинув руки, одновременно опорожняют обе корзины: вода выплёскивается пенистыми струями, и балиец на мгновение превращается в диковинную птицу с водяными крыльями.

Осадок вновь и вновь промывают солёной водой, так что в конце концов в резервуаре — полом стволе пальмы — собирается насыщенный соляной раствор. Теперь его предстоит выпарить. Раствор вычерпывают половинкой ореха в поставленные на солнцепёк корыта. Способ, как мы видим, весьма непроизводительный: для того чтобы получить пятьдесят килограммов соли, требуется неделя.

За Гианьяром начинается пустыня, напоминающая фиолетовую Мексику. Вулкан Агунг изверг лаву в море и выжег на несколько километров вокруг всю растительность. Торчащие кое-где кактусы придают пейзажу удивительный южноамериканский колорит. Чёрные пляжи, сглаженные волнами, ни единого паруса на горизонте, иссушенное безмолвие — все это напрочь зачёркивает привычное представление о Бали. Но, как во всякой пустыне, здесь есть оазис: букет пальмовых деревьев вокруг вырубленного в камне колодца. Островок свежести, дающий жизнь обитателям соседней деревушки. На закате они приходят сами и приводят животных. Идти приходится по изборождённой морщинами каменистой береговой полосе, с перекинутым через плечо коромыслом: все с наслаждением окатывают себя колодезной водой. Женщины устроили за каменной оградой ванну. А детишки кладут на невысокий парапет полый ствол пальмы: сквозь дыры вниз льётся вода… получается оригинальный душ!

Так люди противостоят вулкану. Настанет день, и он вновь зарычит и выбросит из своего нутра смертоносную струю огня, но вода будет бить из земли вечно, чтобы поить и утешать людей.

По мере того как двигаешься по этой своеобразной балийской пустыне, все чаще наталкиваешься на поперечные расселины. Проливные дожди, время от времени все же обрушивающиеся на этот край, прорывают в толще вулканического пепла русла для однодневных речушек. Речушки быстро высыхают, но русла остаются, и дорога без конца спотыкается… Нет, пройти эти рвы не удастся. К тому же близится ночь; Агунг уже слился в одну грозную массу. На небе чётко выступает Южный Крест. Рокот волн становится сильнее из-за того, что море погрузилось во тьму. От нагревшейся земли поднимается терпкий аромат.