Чародеи с Явы - Оттен Мэрри - Страница 14

Пять следующих террас разделены внешними и внутренними перегородками на узкие галереи, украшенные тысячью тремястами скульптурными барельефами. На самом верху, на четырех круглых террасах, возвышаются ступы в форме перевёрнутых колоколов с остроконечными шпилями. В каждой ступе (всего их семьдесят две плюс большая центральная) находилась раньше статуя Будды с реликвиями. В плане Боробудур символизирует разделение мира на три части, согласно учению Великой Колесницы, а также, по любопытной аналогии, напоминает триединство индонезийских храмов[29]. Это позволяет предположить влияние местных культов, в частности культа предков.

Сто двадцать барельефов первой галереи повествуют о юности Будды Сакьямуни. Разнообразие эпизодов позволило таланту скульптора проявиться во всем великолепии. На первой террасе паломник оказывается между видимым и желанным миром: его ожидают поэтому страдания. Но, поднимаясь постепенно по одной из четырех лестниц, ведущих на холм мудрости, мы возвышаемся до уровня символов, постигая истину «единственного пути». Каждый этап жизни Будды приобретает значение мифа, зовущего человека следовать той же дорогой внутреннего совершенствования. Цель — достичь чистой медитации, как учил Будда. Эту стадию духовной эволюции иллюстрируют статуи, украшающие верх балюстрады: постепенно, покинув мир желаний, мудрец с помощью очищения души достиг высшего блаженного состояния, которому соответствуют идеальные формы. А следующий этап завершает эволюцию: медитация приводит к созерцанию абсолюта, уже не имеющего формы. Этому состоянию соответствуют четыре круглые террасы, ничем не украшенные, кроме ступ. Попадая внутрь их, не видишь ничего, но зато тебе является божество. В центральной ступе, закрытой со всех сторон, поначалу не было никакой статуи, она символизировала вершину познания и мудрости, высшее Я, нирвану.

На вершине Боробудура царит глубокая тишина. Если чутко прислушаться, улавливаешь лишь дыхание леса у подножия храма — равномерный приглушённый шум, напоминающий морской прибой. Над зелёной массой деревьев поднимается горная цепь и вершина вулкана Мерапи. И вдруг понимаешь: Боробудур мог быть построен здесь, и только здесь. Как в Дельфах, в этом месте обитают боги. Пейзаж навевает удивительное спокойствие и умиротворение — то самое, что искали монахи Боробудура.

Культ Шивы пришёл в Джокьякарту[30] одновременно с культом Будды — в VIII—IX веках. Свидетельство тому— храм Прамбанан по дороге в Суракарту. Его строительство приписывают королю Дакса, первому представителю династии, сменившей на троне в начале X века знаменитую династию Шайлендра, царствовавшую в Матараме. Храм Прамбанан, больше известный под названием Лара-Джонггранг[31], представляет собой индуистский аналог Боробудура. В отличие от Боробудура, подвергшегося разрушению, он был недавно реставрирован, по крайней мере его центральный храм.

Шедевры Прамбанана — это прежде всего барельефы, украшающие святилища Шивы и Брахмы. Скульптор с большим искусством поведал в них историю Рамы. Барельефы изобилуют трогательными деталями, в которых уравновешено земное и небесное: миф сплетается с историей, вечное — с преходящим.

Рамаяна, индийская эпопея о Раме и Сите, известна во всей Юго-Восточной Азии; о ней рассказывают стены храмов и представления театра ваянг, танцы и народные предания. Сын Дхасараты, Рама, выиграл с помощью воплотившегося в нём бога Вишну состязание в стрельбе из лука и получил за это руку красавицы Ситы. Однако вскоре после свадьбы он узнал, что его мачеха противится тому, чтобы он стал королём Айодхь. Мачеха прочила на это место его сводного брата Бхарата. Рама покидает королевский двор и уходит в лес вместе с женой и братом Лакшманом. В это время коварный правитель Цейлона Равана решает украсть красавицу Ситу. Он обращается в золотую лань и подманивает во время охоты молодую женщину. Рама бросается за ланью. В лесу слышится крик. Лакшман кидается на помощь Раме, оставив на время Ситу одну. Тут Равана похищает её и убивает орла, кинувшегося было выручать супругу Рамы.

Рама в отчаянии призывает на помощь армию обезьян. Их царь Хануман приказывает построить из камней мост от Индии до Цейлона. После долгих перипетий Рама одерживает победу в войне и освобождает Ситу. Эпопея заканчивается битвой между Раваной и Рамой. Однако вновь обретя возлюбленную супругу, Рама упрекает её в том, что во время заточения она была ему неверна. Красавица Сита, вне себя от горя, бросается в огонь, чтобы доказать свою добродетель.

В зависимости от места действия Рамаяна расцвечивается множеством деталей и вариантов. Ежегодно перед храмом Прамбанан в летние месяцы при свете луны танцевальная группа из Суракарты и Джокьякарты играет эпопею. Представление длится шесть ночей подряд. Несколько лет назад, правда, спектакль был урезан до четырех ночей. Ежегодный приток туристов, к счастью, не повлиял на очарование спектакля.

Действие происходит на большой эстраде (увы, из бетона…) перед фасадом храма Шивы, на которой умещается до сотни танцоров. Спектакль состоит из танцев и театральных сцен; трагическая красота представления хорошо передаёт волнующее дыхание эпопеи. Кумбокарно, военачальник Раваны, в одиночку сражается до последнего с армией обезьян; он размахивает жуткой маской, трясёт пышной шевелюрой. Стрела Лакшмана ранит его в руку; гигант начинает кружиться на месте, мощными ударами ноги разгоняя обезьян. Воинственные звери карабкаются на него, он стряхивает их, как пёс, вылезший из воды. Лакшман выпускает ещё одну стрелу и попадает ему в ногу. Кумбокарно не желает ронять свою честь. Подпрыгивая, словно раненая птица, он извивается всем телом, пытаясь освободиться от обезьян, и, только после того как стрела вонзается и во вторую ногу, падает. Но и на земле Кумбокарно не прекращает битвы, рычит, катается. Наконец, последняя стрела пронзает его, и тогда наступает смерть.

Сцена вырастает до масштабов подлинной трагедии. Вся битва — это танец точных пластичных движений. Голова, руки движутся в резких сгибах, не нарушая вместе с тем впечатления плавности. Танцоры —словно ожившие куклы, и, может быть, поэтому спектакль разом переносит зрителей в иное — волшебное — измерение. Каждая поза могла бы быть изваяна, и живая скульптура, каковой является яванский танец, как нельзя лучше подходит для олицетворения мифов. Жесты героя — полубога-получеловека — являют нечто среднее между движением и неподвижностью.

Яванцы смотрят на танец как на разновидность ваянга, и весь спектакль поэтому называется «ваянг-оранг» — ваянг в исполнении людей. В прежние времена танцоры (ими были только мужчины) носили маски; женщин не допускали к священнодействию — изображению богов. Мужчины, кстати, тоже не могли являть свой лик вместо божьего. Постепенно маски заменил густой слой грима, священнодействие превратилось в земное искусство, и женщины получили допуск на подмостки.

Ваянг-оранг очень популярен на Яве. В его репертуаре кроме сцен из Рамаяны и Махабхараты — множество легенд, навеянных народной традицией. Поначалу их играли без всяких декораций; художественное оформление —наивные рисунки на холсте — появилось недавно. Эти задники разворачивают перед каждой сценой, подсвечивая их по-разному, в зависимости от обстоятельств.

В Индонезии танцуют все. Перед началом спектакля желающие из публики надевают костюмы актёров, чтобы на одну ночь стать героями, шутами или чудовищами. В спектакле непременно сталкиваются носители добра и зла, начинается сложное действие, в котором замешаны волшебники, лесные духи и добрая фея.

В Джакарте, Суракарте и Семаранге в театрах ежевечерне собираются толпы людей. Легенды, которые они смотрят, насчитывают по нескольку веков, но бесхитростные сердца воспринимают тысячелетнюю традицию просто и естественно.