Шакал (Тайная война Карлоса Шакала) - Фоллейн Джон - Страница 2

Смерть прошла от Зифа на расстоянии нескольких миллиметров, но он выжил. Пуля прошла сквозь верхнюю губу, но была остановлена исключительно крепкими передними зубами, и, вместо того, чтобы попасть в яремную вену, застряла в челюсти. Он не захлебнулся в собственной крови лишь потому, что жена перевернула его на живот. Хирурги, прооперировавшие его в тот же вечер, извлекли не только пулю, но и осколки кости. Когда Зиф достаточно поправился, чтобы начать говорить, он сказал: “Дверь в ванную комнату отворилась, я увидел пистолет и больше ничего. Следующее, что я помню, что нахожусь в больнице”.

Для начинающего убийцы это было не слишком удачным крещением. Однако новичок продемонстрировал смелость, присутствие духа и смог скрыться незамеченным. Имя будущего убийцы было Ильич Рамирес Санчес. Так Шакал совершил свой первый шаг на пути террора.

МАРКС И СВЯТОЙ КРЕСТ

Никто не спорил относительно того, какую фамилию будет носить мальчик, родившийся в клинике Розетта в Каракасе в 5 часов утра 12 октября 1949 года. Как и принято в испаноязычных странах, он унаследовал фамилии обоих родителей — отца-марксиста и католички-матери: Рамирес и Санчес. Камнем преткновения стало имя ребенка.

Эльба Мария Санчес умоляла разрешить ей дать ее первенцу христианское имя, но ее муж был непреклонен. “Величайшим человеком в истории человечества, — повторял он, — является Владимир Ильич Ульянов, более известный как Ленин. Вся история человечества делится на два периода — до и после Ленина. По сравнению с ним Христос был заурядным обывателем”.{1}

Таким образом Хосе Альтаграсиа Рамирес Навас пресек все возражения своей жены и, не обратив никакого внимания на высоко поднятые брови регистратора, одним росчерком пера заплатил личную дань уважения отцу большевистской революции. Впоследствии он приходил в ярость от клички, под которой прославился его сын. “Почему его называют Шакалом? Его зовут Ильич. Это достойное, славное имя, имя настоящего революционера”.{2} Так с первых минут жизни Ильич Рамирес Санчес стал воплощением революционных идеалов своего отца, хоть они и были выражены пока только в данном ему имени.

Венесуэла, относящаяся как к Карибскому бассейну, так и к Южной Америке, была названа “благословенной землей” Колумбом, открывшим ее во время своего третьего путешествия в Новый Свет в 1498 году. Однако последующая история не оправдала этого названия, так как испанские завоеватели вырезали коренное население или превратили его в рабов. В начале XIX века по меньшей мере 150 000 венесуэльцев погибли во время войн за независимость, и местные революционеры устремились дальше, возглавив освободительные движения по всей Южной Америке. Разоренное и обескровленное борьбой молодое государство с трудом выбиралось из хаоса переворотов и гражданских войн. И наконец, по прошествии многолетнего упадка открытие залежей нефти в начале XX века изменило положение страны.

Как и четверо диктаторов, правивших Венесуэлой в первой половине столетия, Ильич Рамирес Санчес родился в западном штате Тачира, население которого отличалось агрессивным упрямством и фанатичной религиозностью. Словно сами Анды, проходящие через эту небольшую провинцию, стали становым хребтом для нравов местного населения. Уроженцы

Тачиры (и других провинций, лежащих в районе Анд) славились также еще одной странной физической особенностью — головы у них не закруглялись от макушки к затылку, а были резко скошены, поэтому остальные венесуэльцы шутили, что причиной этого являлись подзатыльники, которыми матери награждали здесь своих младенцев. Столица штата, Сан-Кристобаль, удобно расположен на широком плато, находящемся на 900 метров выше уровня моря, всего в нескольких сотнях километров от того места, где Анды уходят в глубь Карибско-го моря. Архитектура кафедрального собора и дворцов несет на себе отпечаток колониального стиля испанцев, которые и основали город.

Рамирес Навас отличался непоколебимыми убеждениями неофита. В детстве он ощутил религиозное призвание и поступил в семинарию Святого Фомы Аквинского, находившуюся под покровительством французского ордена эвдистов. Затем он резко порвал с церковью и уже в подростковом возрасте объявил себя атеистом.

“Три года я учился на священника, и мне потребовалось сжевать 1800 просвирок, чтобы понять в свои шестнадцать лет, что все это ложь”, — вспоминал уже в зрелом возрасте Рамирес Навас, превратившийся в легкого, подвижного мужчину с глубоко посаженными глазами и жесткими волосами.{3}Семинарский недоучка забросил свои богословские учебники, собрал вещички и в начале 1930-х годов вернулся домой в городок Мичелена в Тачире. Тут его поджидало еще одно столкновение с властями, на этот раз не с церковными, а гражданскими: он был выслан из Тачиры за укрывательство преступника. Власти сочли его коммунистом несмотря на его возражения: “Я даже не знал тогда, что это означает”.{4}

Однако он довольно скоро это выяснил. Порвав со своим духовным призванием, юный Рамирес Навас пересек расположенную поблизости границу с Колумбией и поступил на юридический факультет Свободного университета в Боготе. Знакомство с трудами Маркса и Ленина, подкрепленное его личными впечатлениями о жестокости венесуэльского режима, разожгло его бунтарский дух. Он сблизился с двумя выдающимися представителями левого движения, жившими в Боготе, — колумбийцем Джорджем Элиезером Гаэтаном, который стал его другом, и эмигрантом Густаво Мачадо, лидером запрещенной коммунистической партии Венесуэлы. К тому моменту, когда Рамирес завершил свое образование в Центральном университете Каракаса и начал свою профессиональную деятельность в Тачире, куда ему позволили вернуться, он уже превратился из растерянного несостоявшегося священника в убежденного марксиста-ленинца.

Середина 1930-х была эпохой разброда для левого движения в Венесуэле, поскольку первые три десятилетия века страной правил тиран генерал Хуан Винсент Гомес — недоверчивый скотовод, похожий на Сталина. Его диктатура уничтожала в зародыше любую оппозицию с помощью умелой тайной полиции, а также амбициозной программы по строительству новых дорог и созданию средств коммуникаций. И та, и другая гарантировали ему, что вне его ведома даже упорные агитаторы из его родной провинции Тачира не смогут собрать достаточные силы для противодействия. Типичный латиноамериканский деспот с великолепными ухоженными усами и отец более чем сотни отпрысков (притом что генерал никогда не был женат), Гомес был настолько осмотрителен, что запретил жителям Каракаса основать Ротарианский клуб, опасаясь, что тот может стать политической силой. Его аппарат подавления был настолько действенным, что Гомес лишился власти лишь в 1935 году, да и то только потому, что тихо скончался в возрасте 79 лет.

Эйфория, последовавшая за смертью генерала, вовлекла Рамиреса Наваса в большую политику: так он стал одним из основателей Демократического действия — новой партии, лидером которой был откровенный идеалист Ромуло Бетанкур. Однако юного адвоката ждало еще одно разочарование: когда партия пришла к власти после широкомасштабной революции 1945 года, он убедился в том, что разница между его друзьями и их предшественниками не столь уж велика. Своего мнения он не скрывал, а потому на короткое время даже попал за решетку за свою откровенность. После освобождения он примкнул к просоветской коммунистической партии, подвергавшейся гонениям со стороны разных правящих режимов и потому скрывавшейся в подполье вплоть до начала 1940-х годов. Несмотря на всю свою идеологическую пристрастность Рамирес Навас не одобрял партаппаратчиков. С его точки зрения, они были слишком консервативны, поэтому он так никогда и не стал членом партии, что еще раз говорит о его независимости.