Новые приключения Чебурашки - Степанов Сергей Владимирович - Страница 4

Глава еще одна

В четвертом управлении был бал по случаю проведения операции. Были приглашены такие тузы, как Герасим и его мраморный дог Муму, затем Царевна-Лягушка, самый законспирированный агент, жена Герасима и внебрачная дочь Муму неизвестно от кого, но Герасим об этом не знал. Scrudge McDuck, главный спонсор всех операций; почтальон Печкин, главный связист Берлина, Нью-Йорка, Москвы, Токио, Будапешта, Ханоя и Загорска; и другие.

Все веселились, и было здорово.

Герасим безумолку болтал со Scrudge-ем, называя его «дядюшкой», и просил у него семнадцать копеек на тарелку щей для Муму.

Чебурашка махал своей медалью над головой и случайно попал по шее стоящему рядом Тобику, который, отрывисто вякнув, упал замертво. «Тяжеловата медалька-то…» – подумал Чебурашка, прикидывая на ладони пятидесятикилограммовый кружочек с профилем великого святого.

Но этого инцидента никто не заметил, так как на сцену вышел ансамбль «Кураж» с солистом Федором Шаляпиным и его сыном Иваном Федоровичем Крузенштерном. Толпа приветственно загудела, и Чебурашка, воровато озираясь, засунув труп Тобика в щель между дощечками паркета. «Кураж» пел песнь «Шестьсот девяносто восьмая симфония Штрауса, посвященная ста сорока восьмилетию со дня вступления татар на землю Русскую».

Вскоре вошел Гена и сказал: «Кушать подано…». Сбивая и топча друг друга, ломая двери и стены, вся аристократическая верхушка с достоинством направилась к столу.

Стол был безалкогольным – крепость напитков не превышала девяносто шести градусов согласно указу ВКП(б) от двадцать пятого февраля тысяча девятьсот семнадцатого года. И выпивки было мало, прибыло лишь шестнадцать бронепоездов с тысяча двумястами цистернами в общей сложности, но зато было много еды: было приведено стадо зубров из Беловежской Пущи, которые были забиты, изжарены и разложены на блюдечки. Получилось по две особи каждому.

Чандр постучал рукояткой парабеллума Кащея по лысому черепу, призывая общество к тишине. Затем он поднял десятиведерную рюмашку и произнес тост. Все зааплодировали, и Чандр, одним махом влив содержимое рюмки в пасть, занюхав сидящим рядом Чебурашкой и закусив тушкой зубра, сел.

Застолье проходило бурно и весело. Трещали стулья, ломающиеся о головы соседей, нежно свистели рюмки и бутылки, уносясь вдаль, попадая иногда в кого-нибудь и разбиваясь с мелодичным тихим грохотом.

Винни-Пух спаивал Пятачка из пипетки, и Пятачок, опьянев порядочно, стал приставать к Чандру, предлагая ему себя как женщину. Но Чандр не поддался на эти происки нежности; ему вполне хватало той недели, проведенной в постели с Красной Шапочкой, у него все болело. Поэтому он, подняв Пятачка за хвост, посадил его в миску из-под салата и, поставив ее на пол, пробил пенальти в открытое окно двадцать седьмого этажа. Импровизированный мяч попал в крестовину, напоролся на торчавший оттуда гвоздь, сдулся и повис там печальной тряпочкой.

В это время дверь открылась, и вошел поручик Ржевский. Громко и мелодично рыгнув, он выключил свет и спросил: «Темно, как у негра где?»

Все наперебой закричали, стараясь, чтобы Ржевский услышал именно кого-то одного. (Кот-в-сапогах, который в это время нес охрану, от услышанного выронил сигарету и провалился в люк (примечание: он вылез оттуда только через семнадцать лет, очень удивившись тому, что в доме все продолжали кричать).

Ржевский улыбнулся, снял в темноте все люстры, висевшие на тринадцатиметровой высоте, рассовал их по сапогам и вышел.

Было темно, и крокодил Гена освещал залу выстрелами своей «Patriot». Ракеты взрывались с яркими желтыми вспышками. Это было очень красиво.

Чебурашка подошел к окну и увидел на улице Ржевского, который шел, покачиваясь, по проезжей части, освещая путь полсотней люстр, снятых со всего особняка.

– Поручик! – крикнул Чебурашка, – не уходите далеко, скоро будет чай!

Как бы в подтверждение этого над его головой просвистел торт «Рыбье молоко» в четырнадцать центнеров веса и, упав на тротуар, расплющил герасимовскую телегу и убил козу, впряженную в нее.

Из комнаты раздался вопль Герасима, услышавшего предсмертное «Ме-е-е…» своей лучшей беговой козы арабских кровей и бросившегося ей на помощь. Но кто-то уронил ему на голову конфетку, и Герасим с сотрясением мозга упал на пол, зацепившись бородой за водосточную трубу.

Печкин, стоя на столе, показывал стриптиз, отплясывая при этом «гопака». Гена сбивал розочки с торта из «Patriot». Винни-Пуха облили вареньем и подожгли. Он бегал, сыпал искрами и поминал свои интимные отношения с мамами окружающих. Наконец, он нашел ванну и, прыгнув в нее, открыл оба крана. Но Чандр накануне провел туда спиртопровод, и Винни-Пух запылал еще ярче.

Несмотря на все попытки акта самосожжения Винни-Пуха спасли. С ожогом последней степени, где пострадало двести двадцать пять прцентов тела, его отправили к главному немецкому врачу Айболиту.

А между тем праздник продолжался. Вернулся Ржевский, притащив с какой-то свалки неразорвавшуюся авиабомбу. Он поставил ее на стол и, подведя к ней около десяти сантиметров бикфордова шнура, официально заявил, что сейчас будет фейерверк. Он поджег шнур и поспешно ретировался. Фейерверк удался на славу: когда дым рассеялся, оказалось, что верхние двадцать три этажа снесло, первый и второй разрушило полностью, остальная же часть здания не пострадала.

– Ура!.. – завопил Ржевский, заглядывая в комнату, но его крик одиноко прозвучал в пространстве. Внезапно раздалось легкое шуршание – это со стены сползла какая-то зеленая бесформенная масса. При более подробном рассмотрении это оказался крокодил Гена, который отделался легким испугом.

Откуда-то сверху донесся свист, переходящий в мат, и рядом с Ржевским упал Герасим, державший окорок несчастной Муму, остальная часть которой зацепилась за французский Concord.

Из дыры в полу высунулась изрядно помятая морда Чандра, за ней явились спина, хвост и лапы. Он пытался повернуть голову в первоначальное положение, но она упорно взирала назад.

Остальные так и не появились, кроме Гали, которая оказалась в своем особняке.

Глава еще какая-то

Чебурашка очнулся от жуткого холода. Он открыл глаза и увидел вокруг себя безбрежную ледяную пустыню. Как утверждала потрепанная карта, прихваченная черт знает где, это была Антарктида.

– Здорово повеселились, – сказал себе Чебурашка, в надежде найти что-нибудь теплое, но нашел лишь бюстгальтер Царевны-Лягушки восьмого номера, неизвестно откуда там взявшийся. Чебурашка тупо на него воззрился и выкинул за ненадобностью.

– Первым делом надо найти север. Он встал спиной к солнцу, а затем вслух начал вычисления:

– Расстояние между моей головой и концом тени обратно пропорционально расстоянию от Луны до Солнца, деленое на вес штанов Гены, умноженное на жидкость, выпитую Чандром, плюс корень квадратный из размера Галиных колготок, минус атомный вес азота, и прямо пропорционально весу Герострата, деленого на одну восьмую объема Цицерона, минус время звучания седьмой симфонии Моцарта, плюс вес белил, ушедших на покраску сапог Тобика… бывшего Тобика, минус диаметр Солнца в сто восемнадцатой степени.

«Значит, север там…» – сделал он вывод из сказанного и, зачеркнув четырнадцать нулей и, отмерив полтора градуса правее тени, Чебурашка пошел в диаметрально противоположную сторону, на ходу проверяя вычисления, которым научился в дурной уличной компании, в которую попал в раннем детстве. Пройдя около километра, за поворотом он увидел жирафа, который жевал ветки кокосовой пальмы. Рядом с ним в луже весело плескались моржи, покусывая друг друга.

– Субтропики… – сказал Чебурашка и, поскользнувшись на льду, упал. Перед ним оказался кустик клюквы, из под которого торчала ласковая мордочка тушканчика. С первой космической скоростью мимо Чебурашки на брюхе проехал тюлень, пущенный твердой рукой снежного человека.

Все дышало радостью и спокойствием, и Чебурашка пел военные песни и шел, подпрыгивая среди толпы кузнечиков, которые весело переползали с травинки на травинку. Но Антарктида не кончалась, и было так же холодно. Чебурашка облизнул палец и, подняв его вверх, определил температуру окружающей среды.