Магиня для эмиссара - Кузьмина Надежда М. - Страница 5

Хотя то, что в доме есть ещё одна женщина, и то, что кухарить тут мне, похоже, не придётся, было скорее поводом для оптимизма, чем наоборот. Я уже накомандовалась и нахозяйничалась на кухне по самое не хочу, мне хватит. Вопрос только один: если здесь распоряжается эта ньера Бетани, то что делаю я?

Пока Холт это барабанил, подчёркивая важность сказанного резкими движениями руки, мы двигались куда-то вглубь дома. Повернули – и оказались на большой кухне.

– Бетани! Ты тут?

Уж да. Здесь не только старушку, а пару лошадей в упряжке потерять можно. Две печи с конфорками сверху, столы и буфеты вдоль стен, длинный стол посередине, десятки свисающих с крючьев под потолком сковород, кастрюль, поварёшек… Вот куда всё это в частном доме? С таким надо ресторацию открывать!

– Рени! – на удивление ясный голос раздался откуда-то из недр большого шкафа. – Пирожки будешь? С шелковицей, как ты любишь!

Вот в чём, в чём, но в любви к пирожкам с шелковицей ньера Холта я бы заподозрила в последнюю очередь. Представить, как он отчитывает какого-нибудь торговца, сдуру обвесившего его на пару сэстоунов [2], и тот стоит, вытянувшись по стойке смирно, и испуганно кивает на каждое слово, – это запросто. Вообразить, как архивариус со злобной гримасой перерезает кому-то глотку, – пожалуйста. Но пирожки?

– Бетани, я помощницу привёл. Зовут ньера Алессита. Оставляю её тебе – сама объясни, что нужно, – прихватил с блюда пару пирожков и, коротко кивнув, повернулся к двери. – Да, ньера Алессита ждёт ребёнка, так что если приспичит опять сдвинуть большой шкаф, чтобы вытереть пыль, на её помощь не рассчитывай! – и, уже откуда-то из коридора: – Вернусь к ужину!

Я ещё растерянно хлопала глазами архивариусу вслед, когда совсем рядом раздалось:

– Ньера Алессита, значит? Ну, давай знакомиться. Я – ньера Бетани. Ну-ка повернись! Какой срок-то?

Наверное, ей было уже под шестьдесят. Крепкая, даже круглая, среднего роста, с аккуратным пучком на голове, в белом переднике поверх синего платья. На носу очки. Только толку от них было чуть – достаточно было один раз заглянуть в выцветшие голубые глаза, затянутые белёсой пеленой, чтобы понять суть проблемы – помутнение хрусталика, сиречь катаракта.

И, похоже, эта ньера не злая. Хотя уже через пару минут стало ясно, почему ньер Холт подозрительно спросил, не болтаю ли я, причислив говорливость к вредным привычкам наравне с выпивкой. Я не имела шанса вставить ни слова, зато за первые же три минуты успела узнать, что ньера Бетани одобряет длинные косы, но порицает нравы современных легкомысленных девиц, которые заводят детей, не имея надёжного мужского плеча рядом.

Наконец, мне предложили пирожок – я не стала отказываться, – дали час на обустройство и велели быть тут, на кухне, как справлюсь.

Уф!

Выбравшись назад в прихожую, подхватила свой саквояж и потопала искать лестницу на второй этаж. В комнату Синей бороды, именуемую кабинетом, я твёрдо решила не соваться.

К вечеру я уже более-менее представляла, что меня ждёт.

Вставать полагалось полвосьмого. Ложиться, соответственно, в десять вечера. Как можно дрыхнуть по десять часов, я не очень понимала, но решила, что найду, чем себя занять. Например, стану вязать приданое дочке. Или читать конспекты.

Дом был не так велик, как померещилось при первом знакомстве. Зато был почему-то Г-образным, что поначалу приводило к проблемам с ориентированием. Идёшь-идёшь по прямой, и вдруг бац – перед носом стенка!

Выделенная мне комната оказалась лучше, чем я рассчитывала. Два окна на закат, в сторону моря, кровать с простынями тонкого полотна чуть не в три раза шире монастырской и – самое замечательное! – собственная ванная комната. Похоже, мне выделили одну из бывших гостевых.

Пахать на мне, как я опасалась после знакомства со списком вакансий на стене ратуши, никто не собирался. Для начала ньера Бетани выдала кипу толстых тетрадей, куда записывала траты:

– Сама уж не вижу, что пишу. Проверь-ка!

Открыв, я поняла, что тоже не вижу, что пишет ньера Бетани. Ибо, похоже, достойная женщина не всегда вспоминала о том, что перо полагается макать в чернильницу. М-да, и что делать будем?

Изложила проблему. Посовещавшись – я с инициативами не лезла, но осторожно предлагала возможные решения, – договорились поступить следующим образом: заводим новую тетрадь, заносим туда имеющуюся наличность, проводим инвентаризацию продуктов и хозяйственных принадлежностей, составляем список потребных закупок.

Ещё в перечень первоочередных дел занесли то, с чем ньера Бетани не справлялась из-за слабости зрения: мытьё окон и всего стеклянного в доме, включая подвески люстр, а также инспекцию хозяйского гардероба.

Первым же вечером после ужина архивариус щёлкнул пальцами:

– Ньера Алессита, следуйте за мной, есть разговор.

Мы пришли в ту же комнату, где беседовали в первый раз.

– Как зовут вашего мужа?

– Бывшего мужа. Мы официально разведены, – напряглась я. – Его имя – Андреас лен Тинтари.

– Ясно. Я верно понимаю, что вы не желаете с ним встречаться?

– Верно.

– У него могут быть к вам претензии имущественного толка?

Интересно, зачем он всё это спрашивает. Хочет знать, кого пустил в дом? Его право.

– Вряд ли. Он потратил на покупку дома, в котором живёт, наследство моей матери. Я забрала со стола бронзовое пресс-папье и сдала его в ломбард: полученных денег как раз хватило, чтобы оплатить расторжение брака. Поскольку мамины деньги мне не вернуть, считаю это взаимозачётом.

Брюнет покачал головой. Прищурился:

– А вы сильнее, чем кажетесь на первый взгляд. Интересно…

Похоже, архивариус узрел во мне какую-то загадку. Ну что же, взаимно. Я, например, никак не могла понять, сколько моему хозяину лет. От двадцати пяти до тридцати пяти – а сколько именно, фиг знает. А ещё он был слишком резким – как-то не так я представляла себе возящихся с кипами старых бумаг посреди уставленных древними фолиантами стеллажей архивариусов. Правильный архивариус – такой солидный неторопливый седой дядечка в очках и синих сатиновых нарукавниках, чтобы локти на камзоле не протирать. И носить должен башмаки с большими пряжками, а не сапоги до колен. А этот? Совсем не такой.

– Ваш бывший начал вас искать. Хотите, чтобы нашёл? Можно не сразу – пусть побеспокоится, понервничает – потом больше радость будет.

Задумалась. Ещё три дня назад я обмирала и таяла от одного взгляда Андреаса. Куда же всё так быстро подевалось? Я так резко разлюбила или просто обиделась? Как отрезало.

– Нет.

– Могу пустить слух, что вы уехали из Салерано. Хотите?

– Да.

Хлопнул ладонью по столу:

– Договорились.

Странный какой-то архивариус.

Или я разбираюсь в архивариусах как в мужьях?

Всё же слова о том, что Андреас пытается меня разыскать, встревожили. В первый же поход на рынок с ньерой Бет – так разрешила себя называть домоправительница – я прикупила басмы и перекрасила волосы в чёрный цвет. Среди местных уроженок две трети были брюнетками, так что маскировка казалось удачной. Вечером Холт фыркнул:

– Каштановый шёл вам больше.

Пусть скажет спасибо, что кожу грецким орехом темнить не стала – в какой-то момент эта явно больная мысль посетила голову.

Тёте и Виаланте я решила пока о себе ничего не сообщать. А вот наставнику отписала с нового адреса, сухо перечислив всё, что произошло.

Дела потихоньку шли на лад. Я привела – насколько удалось – в порядок тетради с хозяйственными расходами. Смысла в том, на мой взгляд, не было никакого. Кроме одного – теперь я была осведомлена, сколько платит Холт за десяток кусков лавандового мыла, а сколько – за дрова. Хмыкнула – у меня выходило процентов на двадцать дешевле.