Зима тревоги нашей - Стейнбек Джон Эрнст - Страница 35

Около одиннадцати в лавку заглянула Мэри, прехорошенькая в новом платье из набивного ситца. Вид у нее был радостный и немножко взволнованный, как будто она только что совершила нечто приятное, но опасное, – так оно и было на самом деле. Она подала мне конверт из плотной желтоватой бумаги.

– Я думала, может, тебе это понадобится, – сказала она. И улыбнулась Марулло, по-птичьи склонив набок головку, как она всегда улыбается людям, которые ей несимпатичны. А Марулло с самого начала не внушал ей симпатии, и доверия тоже. Я это объяснял инстинктивной неприязнью, которую всякая жена питает к хозяину мужа и к его секретарше.

Я сказал:

– Спасибо, родная. Ты очень внимательна. Жаль, я не могу сразу же пригласить тебя покататься на яхте по Нилу.

– Я вижу, что тебе некогда, – сказала она.

– Наверно, и у тебя в хозяйстве все подобралось.

– Конечно. Вот список. Захвати, когда пойдешь домой, ладно? Сейчас тебе некогда возиться с этим.

– Только не корми меня больше крутыми яйцами.

– Не буду, милый. Целый год не буду.

– Пасхальная сдоба тоже дает себя знать.

– Марджи просит, чтобы мы сегодня пообедали с ней в «Фок-мачте». Она огорчается, что ей никогда не удается угостить нас.

– Что ж, отлично, – сказал я.

– Она говорит, дома у нее слишком тесно.

– Разве?

– Я тебя отвлекаю от дела, – сказала она.

Глаза Марулло были прикованы к желтоватому конверту, который я держал в руке. Я сунул его под фартук и спрятал в карман брюк. Марулло сразу узнал банковский конверт. И я почувствовал, что он весь насторожился, точно терьер, учуявший крысу на городской свалке.

Мэри сказала:

– Я еще не поблагодарила вас за конфеты, мистер Марулло. Дети были в восторге.

– Я просто хотел поздравить с праздником, – сказал он. – А вы совсем по-весеннему.

– Да, и очень некстати. Видите, промокла. Я думала, дождя больше не будет, а он опять пошел.

– Возьми мой плащ, Мэри.

– Еще чего не хватало. Такой дождь ненадолго. А ты занимайся своими покупателями.

Народу в лавке все прибавлялось. Заглянул мистер Бейкер, но, увидев длинную очередь, не стал входить.

– Зайду попозже! – крикнул он мне.

А народ все шел и шел вплоть до полудня, когда, как это обычно бывает, торговля сразу замерла. Люди завтракали. Движение на улице почти прекратилось. Впервые за это утро настала минута, когда никому ничего не было нужно. Я допил молоко из картонки, которую открыл раньше. Все, что я брал в лавке, я записывал, и потом это вычиталось из моего жалованья. Марулло считал мне по оптовым центам. Так выходило гораздо дешевле. Иначе мы не могли бы прожить на мое жалованье.

Марулло прислонился к прилавку и скрестил руки на груди, но ему стало больно; тогда он заложил руки в карманы, но и это не спасло его от боли.

Я сказал:

– Спасибо, что помогли мне. Такого столпотворения никогда еще не бывало. Впрочем, это понятно – на одних остатках картофельного салата не проживешь.

– Ты хорошо работаешь, мальчуган.

– Я работаю, вот и все.

– Нет, не все. Ты умеешь привлечь покупателей. Они тебя любят.

– Они просто привыкли ко мне. Я ведь здесь спокон веку. – И тут мне пришло в голову пустить маленький, совсем крошечный пробный шарик: – Вы, наверно, ждете не дождетесь жаркого сицилийского солнца. Оно там очень жаркое. Я был в Сицилии во время войны.

Марулло отвел глаза в сторону.

– Я еще не решил окончательно.

– А почему?

– Уж очень много времени прошло – целых сорок лет. Я теперь там и не знаю никого.

– У вас же есть родные.

– Они меня не знают.

– С каким бы удовольствием я провел месяц в Италии без винтовки и вещевого мешка. Правда, сорок лет долгий срок. Вы в каком году приехали сюда?

– В тысяча девятьсот двадцатом. Давно, очень давно.

Кажется, Морфи попал в точку. Чутье у них, что ли, особое, у банковских служащих, таможенников и полицейских? Я решил пустить еще шар, чуть побольше. Я выдвинул ящик, достал револьвер и бросил его на прилавок. Марулло поспешно убрал руки за спину.

– Что это такое, мальчуган?

– Я хотел вам посоветовать – если у вас нет разрешения, выправьте, не откладывая. С актом Салливэна шутить не стоит.

– Откуда взялся этот револьвер?

– Все время здесь лежит.

– Я его никогда не видел. У меня не было револьвера. Это твой.

– Нет, не мой. Я его тоже никогда не видел раньше. Но принадлежит же он кому-то. А раз уж он есть, не мешало бы все-таки выправить разрешение. Вы уверены, что он не ваш?

– Говорят тебе, я его первый раз вижу. Я вообще не люблю оружия.

– Как странно. Мне казалось, члены мафии непременно должны любить оружие.

– При чем тут мафия? Ты что, хочешь сказать, что я член мафии?

Я прикинулся наивным.

– А разве не все сицилийцы состоят в мафии?

– Что за чушь! Я даже не знаю никого, кто бы там состоял!

Я бросил револьвер в ящик.

– Век живи, век учись! – сказал я. – Ну, мне он, во всяком случае, ни к чему. Отдать его разве Стони? Скажу, что случайно наткнулся на него на полке за товаром – так оно, кстати, и было.

– Делай с ним, что хочешь, – сказал Марулло. – Я его никогда в жизни не видел. Он мне не нужен. Он не мой.

– Ладно, – сказал я. – Отдам, и дело с концом. Требуется целая куча бумаг, чтобы выправить разрешение по акту Салливэна, – немногим меньше, чем для получения паспорта.

Моему хозяину стало явно не по себе. Все это были мелочи, но слишком уж много их накопилось за последнее время.

В лавку, идя в крутой бейдевинд с поставленными кливерами, вплыла престарелая мисс Эльгар, наследная принцесса Нью-Бэйтауна. Мисс Эльгар жила, отделенная от мира двойной стеклянной стеной с воздушной прослойкой. Ее привела в лавку необходимость купить десяток яиц. Она помнила меня маленьким мальчиком и, должно быть, не подозревала, что я за это время успел подрасти. Я видел, что она приятно удивлена моим умением считать и давать сдачу.

– Спасибо, Итен, – сказала она. Ее взгляд скользнул по кофейной мельнице и по Марулло с совершенно одинаковым интересом. – Как здоровье твоего батюшки, Итен?

– Хорошо, мисс Эльгар.

– Будь умницей, не забудь поклониться ему от меня.

– Слушаю, мэм. Непременно, мэм. – Я не собирался корректировать ее чувство времени. Говорят, она до сих пор каждое воскресенье аккуратно заводит стенные часы, хотя они давным-давно электрифицированы. А совсем не плохо жить вот так, вне времени, в бесконечном сегодня, которое никогда не станет вчера. Выходя, она благосклонно кивнула кофейной мельнице.

– Немножко того, – сказал Марулло, покрутив пальцем у виска.

– Для нее никто не меняется. Ни с кем ничего не происходит.

– Ведь твой отец умер. Почему ты не объяснишь ей, что он умер?

– Если ей даже объяснить, она тут же забудет. Она всегда справляется о здоровье отца. Только недавно перестала справляться о здоровье деда. Говорят, она с ним крутила, старая коза.

– Немножко того, – повторил Марулло. Но каким-то образом мисс Эльгар с ее смещенными представлениями о времени помогла ему восстановить свое душевное равновесие. Человек и проще и сложнее, чем кажется. И когда мы уверены, что правы, тут-то мы обычно и ошибаемся. Исходя из опыта и привычки, Марулло усвоил три подхода к людям: начальственный, льстивый и деловой. Вероятно, все три большей частью себя оправдывали в жизни и потому вполне устраивали его. Но на каком-то этапе своих отношений со мной он от первого отказался.

– Ты славный мальчуган, – сказал он. – И ты настоящий друг.

– Старый шкипер – это мой дед – любил говорить: если хочешь сохранить друга, никогда не испытывай его.

– Умно сказано.

– Он был умный человек.

– Так вот, мальчуган: я раздумывал весь воскресный день, даже в церкви я раздумывал.

Я знал – или догадывался, – что у него нейдет из ума не принятая мной взятка, и я решил избавить его от долгих предисловий.

– Наверно, всё о том щедром подарке.