У дороги - Банг Герман - Страница 1

Герман Банг

У дороги

1

К приходу поезда начальник станции надел форменную тужурку.

— Эх черт! Поспать бы еще четверть часика, — сказал он, потянувшись. Он и сам не заметил, как вздремнул над отчетами.

Он раскурил погасшую сигару и вышел на платформу. Когда начальник станции прохаживался по платформе, — молодцеватый, руки в карманы, — в нем все еще чувствовался бывший лейтенант. Да и ноги сохранили кавалерийскую кривизну.

Пять или шесть батраков из окрестных усадеб стояли, заняв всю середину платформы; стрелочник тащил предназначенный для погрузки багаж — один-единственный ящик зеленого цвета, выглядевший так, точно он недавно побывал в канаве.

Рванув калитку, на платформу вышла пасторская дочь, девушка гренадерского роста.

Начальник станции щелкнул каблуками и отдал честь.

— Что нынче привело сюда фрекен? — осведомился он. «При исполнении обязанностей» начальник станции всегда придерживался тона, каким в былые дни изъяснялся на офицерских балах, когда еще служил кавалеристом в Нестведе.

— Решила прогуляться, — ответила дочь пастора.

Разговаривая, она как-то странно взмахивала рукой, словно хотела прихлопнуть собеседника.

— А впрочем, сегодня возвращается фрекен Абель.

— Как — уже?

— Да.

— И по-прежнему никакого просвета на горизонте? — Начальник станции поиграл в воздухе пальцами правой руки. Пасторская дочь рассмеялась.

— А вот и семейка пожаловала, — сказала она. — Я воспользовалась случаем и улизнула от них…

Начальник станции поклонился дамам Абель — вдове и ее старшей дочери Луисе. Их сопровождала фрекен Иенсен. На лице вдовы была написана покорность судьбе.

— Да, — сказала она, — я пришла встретить мою Малютку-Иду.

Вдова попеременно встречала то Луису, то Малютку-Иду. Луису весной, Малютку-Иду — осенью.

Дочери проводили по полтора месяца в Копенгагене у тетки. «Моя сестра, статская советница», — говаривала фру Абель. Советница жила на пятом этаже и пробавлялась тем, что раскрашивала аистов, — каждый аист стоял на одной ноге на подставке из терракоты. Фру Абель посылала дочерей к сестре с неизменными пламенными надеждами.

Она посылала их к ней вот уже десять лет кряду.

— Ах, какие письма писала нам в этот раз Малютка-Ида!

— О да! — поддакнула фрекен Иенсен.

— И все-таки самое отрадное, когда твои птенчики дома, под материнским крылом, — сказала фру Абель, умиленно посмотрев на Луису-Старшенькую. При этой мысли фру Абель даже утерла слезу.

Полгода, что птенчики проводили дома, они только и знали, что бранились между собой и пришивали новые отделки к старым платьям. С матерью они вообще не разговаривали.

— Разве мы выдержали бы в этом медвежьем углу, если бы не семейные радости, — сказала вдова…

Фрекен Иенсен кивнула.

За поворотом у трактира раздался собачий лай, и на дорогу выехала коляска.

— Это Кьер, — сказала дочь пастора. — Что ему тут понадобилось? — Она пошла к калитке в конце платформы.

— Нет, вы только подумайте! — Владелец усадьбы Кьер вылез из коляски. — Самая страда, а Мадсен свалился в тифу. Пришлось по телеграфу вызывать нового управляющего — черт его знает, еще окажется какой-нибудь болван… Сегодня должен приехать…

Кьер вышел на платформу.

— Говорят, кончил высшую сельскохозяйственную школу, — кабы только это пошло ему впрок, — да еще будто с наилучшей аттестацией… А-а, Бай, здорово… — Мужчины обменялись рукопожатием. — Что новенького?.. Как жена?

— Спасибо, хорошо… Стало быть, встречаешь управляющего?

— Да, этакая досада. И главное дело — в самую страду…

— Выходит, мужского полку прибыло, — сказала дочь пастора, размахивая руками так, словно заранее давала приезжему затрещину. — С Малышом-Бентсеном будет их, значит, шесть с половиной…

Вдова взволнована. Не зря она предупреждала Луису-Старшенькую: не надевай прюнелевых ботинок.

Главное «украшение» Луисы-Старшенькой — ее ноги… маленькие аристократические ножки…

Вот ведь предупреждала же она дочь…

Фрекен Луиса задержалась в зале ожидания, — она прикалывала вуаль. Девицы Абель любили носить платья с глубоким вырезом, прикрывая его жабо, искусственным жемчугом или вуалью.

Бай подошел к окну кухни, чтобы сообщить жене о приезде нового управляющего… Дочь пастора, болтая ногами, уселась на зеленый ящик. Потом вынула часы и поглядела на них.

— Бог ты мой, до чего же эти мужчины любят набивать себе цену, — сказала она.

— Да, по-видимому, поезд приходит с довольно большим опозданием, — отозвалась фрекен Иенсен.

Фрекен Иенсен выражалась подчеркнуто правильно, в особенности когда говорила с дочерью пастора. Фрекен Иенсен не ставила ее ни в грош.

— У моих абитурантов совсем другие манеры, — говорила она вдове Абель. Фрекен Иенсен была не очень тверда в словах иностранного происхождения.

— А-а, вот и моя прелесть! — Дочь пастора вскочила с ящика и через всю платформу бросилась навстречу фру Бай, которая показалась на каменной лестнице. Когда дочь пастора кому-нибудь радовалась при встрече, она способна была сбить его с ног.

Фру Бай тихо улыбалась и подставляла щеку ее поцелуям.

— Господи, помилуй нас, грешных, — сказала дочь пастора. — Нежданно-негаданно в курятнике объявился новый петух. А вот и он!

Раздался отдаленный гудок паровоза, потом громкий стук колес по мосту через реку. Громыхая и покачиваясь, состав медленно покатил по лугу.

Пасторская дочь и фру Бай остались вдвоем на лестнице. Девушка обняла фру Бай за талию.

— Глядите, Ида Абель, — сказала пасторская дочь, — узнаю ее вуаль.

В одном из окон развевалась бордовая вуаль.

Поезд остановился, захлопали двери вагонов. Фру Абель так громко кричала: «С приездом!» — что во всех купе пассажиры прильнули к окнам.

Малютка-Ида злобно стиснула руку матери, — она задержалась на подножке вагона.

— С этим поездом приехал какой-то господин, он выходит здесь. Кто он такой? — Все это она выпалила единым духом.

Малютка-Ида спустилась на платформу. А вот и сам приезжий.

…Весьма сдержанный господин с русой бородой. Он вышел из купе для курящих с шляпной картонкой и саквояжем.

— А как тетя — тетя Ми? — восклицала вдова.

— Попридержи язык, — негромко и злобно произнесла Малютка-Ида. — Где Луиса?

Луиса сбежала по лестнице мимо фру Бай и дочери пастора так резво, точно ее «украшение» было обуто в бальные башмачки.

У подножья лестницы управляющий представлялся Кьеру.

— Глупейшая история, черт побери, Мадсен свалился — в самую страду… Ну, будем надеяться, все обойдется… — Кьер хлопнул нового управляющего по плечу.

— Господи прости, — заметила пасторская дочь. — Самое обыкновенное домашние животное.

Зеленый ящик погрузили в товарный вагон, а из вагона вынесли бидоны кооперативной маслобойни. Поезд уже тронулся, когда в одном из окон раздался крик какого-то крестьянина. У него не оказалось билета.

Машинист, стройный молодой человек в элегантных, обтянутых по-гусарски панталонах, подал два пальца Баю и вскочил на подножку.

Крестьянин продолжал кричать и браниться с кондуктором, который требовал с него штраф.

Все, кто стоял на платформе, несколько мгновений глядели вслед уходящему поезду.

— Гм, вот и все, — сказала пасторская дочь. И зашагала с фру Бай к залу ожидания.

— Мой управляющий, господин Хус, — сказал Кьер проходившему мимо Баю. Трое мужчин постояли молча.

Луиса-Старшенькая и Малютка-Ида наконец-то увидели друг друга и теперь взасос целовались в дверях.

— Ах, Боже мой, — приговаривала вдова. — Они не виделись целых шесть недель…

— Вам повезло, господин Хус, — объявил Бай «кавалерийским» тоном. — Вы сразу увидели наших местных дам… — Дорогие дамы, позвольте вам представить…

Девицы Абель точно по команде перестали целоваться.

— Фрекен Луиса и Ида Абель, — сказал Бай, — господин Хус.