Слезы Тесс (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 23

Кью замер, а Сюзетт уставилась на него своими орехово-карими глазами. Ее поза вопила о покровительственном отношении к нему, понимании. Её глаза убеждали его что-то сделать... Что?

Они вечность смотрели друг на друга, вовлеченные в молчаливый разговор, оставляя меня третьей лишней. Наконец, Кью кивнул, вздохнув.

— Vous savez? (прим. пер. фр. – Вы знаете?)

Она расслабилась, выражение лица стало печальным.

— Elle est differente (прим. пер. фр. – Она другая), — она пожала плечами. — Ne vous punissez pas (прим. пер. фр. – Не наказывайте себя).

Она говорила так быстро, что я уловила только другая и наказание. Мой желудок сжался, когда Кью посмотрел на меня с мучительным выражением сплава желания и ненависти на его лице.

Он резко кивнул, отпуская свою защиту, и в его глазах вспыхнул голод.

— Oui (прим пер. фр. – Хорошо), — его голос послал дрожь по моей коже.

Инстинкт сработал быстрее мозга. Что-то изменилось в Кью. Он дал отпор в той борьбе, которую вел. Мое сердце стремилось выпрыгнуть из клетки ребер, галопом мчась в груди. Зловещее осознание пронеслось по моим венам. Он перестал бороться. Это решение излучало его покорное, но напряженное тело. Страх требовал узнать, чему он сдался.

Сюзетт посмотрела на меня с жалостью и надеждой, прежде чем исчезла в гостиной. Я хотела побежать за ней, умоляя объяснить, что тут произошло.

Кью встал, поправил свой безупречный костюм и серую рубашку. Избегая моего взгляда, он сказал:

— У Сюзетт есть указания. Слушайся их. И, принимая во внимание то, что ты отказываешься говорить мне свое имя, тебя будут называть «эсклава», пока ты не скажешь имя. Если ты собираешься учить французский пусть твоим первым выученным, словом станет «esclave» (прим. пер. фр. – рабыня).

Сейчас было не время говорить, что я знала достаточно, чтоб понимать кое-что.

Он вроде собирался обойти стол, но передумал. Моя кожа запылала, когда он подошел ближе, и я втянула воздух, когда он прижался ко мне. Его твердое бедро коснулось моего плеча. Он качнул бедрами, осознанно давая мне понять, что творилось у него между ног.

Мой разум возмутился, когда все вспыхнуло во всеобъемлющей потребности. Он был таким твердым и длинным, жестким и неумолимым. То, как он внезапно появился около меня, заставило меня трепетать от страха, наполняя тело нежеланным удовольствием.

Я отодвинулась, вздрогнув из-за моего поврежденного ребра, но боль не могла остановить ненависть к моему предательскому телу. Как я могла подумать о желании? Дело в том, что я и не думала. Мое тело реагировало само по себе. Оголодавшее в том, в чем так долго нуждалось, в паре с воздействием желаний, запустило те самые механизмы, несмотря на мой страх и отвращение. Слезы жгли глаза. Как я могла? Я больная, неадекватная дура.

Кью прервал мои ступор и ненависть

— Ты знаешь это слово?

У меня не было ни малейшего понятия об этом, слишком вовлечена я была в собственное, мысленное избиение за такое чудовищное предательство. Борись! Думай о Брэксе. Мое сердце замерло. Нет, не думай о Брэксе.

Кью схватил меня за подбородок, и вспышка тепла скрутила мой живот.

— Эсклава, ответь мне. Ты знаешь это слово? — его рот находился так близко к моему, что я не могла отвести взгляда.

Я приказала мозгу работать, игнорируя мое грешное тело, и покачала головой. Я действительно знала перевод этого слова: рабыня. Но необразованность была оружием, и я не хотела, чтобы Кью знал мой арсенал.

Я быстро соображала, довольная тем, что нити желания превратились в ненависть. Да, ненависть. Это эмоция была бы моим спасением каждый раз, когда Кью настраивал мое тело против меня.

Мой голос дрожал:

— Я не «esclave», и ты не мой «maitre». Ты никогда им не будешь.

Его зрачки расширились, а рука появилась из ниоткуда и схватила меня за шею. Мы оказались нос к носу, он в дорогом костюме от «Гуччи», и я в изодранном свитере.

— Ты моя эсклава. Это не обсуждается. И считай, что мое заявление про два варианта отменяются. Я так больше не могу, — он тяжело дышал от откровенного возбуждения. — Ты моя, и я выбираю первый вариант.

Я также начала часто и тяжело дышать. Я жаждала этого. Каждая клеточка открылась и пропиталась темными, опасными мыслями. Я изо всех сил старалась помнить, что ненавижу Кью, так как во мне крутилась карусель из эмоций, вызывая головокружение и стремясь в темноту. В темноте прятались страсть, страх, возбуждение и гиперотзывчивость.

Слеза скользнула вниз по моей щеке. Я уже была сломлена.

Кью зарычал, и глубоко внутри я расплавилась. Мое предательское тело возбудилось и потеплело, пока разум восставал, извергая ругательства. Как я могла позволить моему телу полностью предать меня? Почему я такая испорченная?

Кью удивленно смотрел на мои метания. Его рот приоткрылся, бледные глаза засверкали.

Все это было неправильным. Настолько неправильным. Я с головой погрузилась в печаль.

Кью потерся своим носом о мой, глубоко вдохнув. Что-то тяжелое и крепкое сжало мой желудок. Я не шевелилась. Я не могла пошевелиться.

— Я не хочу первый вариант, — прошептала я. Я знала, из чего он состоял: деградация, сексуальная пытка и все те штуки, которые можно было бы проделать с нежеланным владением. Поиграть, помучить и, в конце концов, выбросить на мусорку.

Еще одна непослушная слезинка скатилась по щеке, и я ненавидела эту каплю вместе со всем остальным. Она показывала, как я была слаба и какой разрушенной себя чувствовала.

Кью замер, наблюдая, как слезинка катится вниз по моей щеке, щекоча горячую кожу. Его взгляд встретился с моим, и на миллисекунду я увидела в нем что-то человеческое: сострадание и раскаяние, затем голод накрыл его и он наклонил голову. Языком он нежно лизнул мою щеку, захватив мое соленое раскаяние, а затем провел им по своей нижней губе.

Возможно, потому что Кожаный Жилет облизывал меня по-другому, или опять мои инстинкты осознали то, что я еще не могла понять, но я немного расслабилась. Кью не облизывал меня с нездоровым удовольствием, он лизнул мою щеку с нежностью.

Отстойно, что моя сломанная часть реагировала на наглое собственническое чувство Кью. Я так сильно хотела верить, что он будет добр и не обидит меня. Но он принял меня как взятку! Никто, у кого есть душа, не сделал бы такого. Я не могла позволить его действиям ввести меня в заблуждение.

Я закрыла глаза, защищая все стороны своей души. Десять процентов хотели, чтобы он выполнил свою угрозу: хотели, чтобы он был грубым и использовал меня. В то время как остальные девяносто процентов хотели столько раз ударить его ножом для масла, доведя до такого состояния, пока его кровь не украсила бы серебристые обои и симпатичную скатерть.

Он отпустил меня, пропустив кончики пальцев сквозь мои волосы. Я колебалась, полностью сбитая с толку, ведь сломаться было так легко.

— До вечера, эсклава.

Глава 10

*Ласточка*

Быть рабыней было... посмею сказать... скучно.

После того как ушел Кью, Сюзетт не оставляла меня ни на секунду. Она была милой и послушной, но я видела правду. Она была служанкой Кью: главной домоправительницей, которая помогала следить за его рабыней. Что она сказала ему в столовой? Она сопротивлялась, неохотно соглашаясь с ним. Кью, может, и платил ей зарплату, но у нее была власть над ним, которую я не понимала.

Я не думала, что он прижмется ко мне и слижет мои слезинки, и предполагала некоторую связь между тем, что одобрила Сюзетт, и тем, что он уступил в той внутренней борьбе.

Иногда, я и правда не хотела обладать повышенной чувствительностью: я слишком много всего ощущала, воображала слишком живые картинки будущего, осуществления которых не хотела бы.

Но больше всего меня бесило, что Кью прислушался к ней; горничная подталкивала его сделать то, с чем он не мог справиться. Я задумчиво прищурилась, пытаясь понять их отношения.