Исчезающие Девушки (ЛП) - Оливер Лорен - Страница 58

- Как Нью-Йорк?

Он думал в течение минуты.

- Громкий, - ответил он, а я ничего не могла с собой поделать и рассмеялась. - И, безусловно, там есть крысы, хотя до сих пор ни одна не напала на меня. - Он сделал паузу. - Даре бы там понравилось.

Имя падает между нами, как рука, закрывающая солнце. Я ощущаю холод. Паркер распускает немного денима из дырки на коленке.

- Слушай, - осторожно говорит он. - Я давно хотел поговорить с тобой о том, что случилось этим летом. - Он прочистил горло. - Что случилось между...- Он водит пальцем между нами.

- Хорошо. - Теперь жалею, что пришла к нему; каждую секунду ожидаю услышать от него слова «это была ошибка, мы просто друзья».

- Я волнуюсь за тебя, Ники. Ты..? - Он колеблется; его голос такой тихий, что мне приходиться наклониться, чтобы расслышать его. - Я имею в виду, ты помнишь?

- Большую часть, - осторожно отвечаю я. - Но некоторые из тех ощущений...не совсем реальны.

Далее следует еще один миг тишины. Паркер смотрит на меня, и я болезненно осознаю, насколько близко мы находимся. Так близко, что я могу разглядеть нечёткий треугольный шрам, оставшийся после того, как он получил в нос локтём во время игры в Ultimate. Так близко, что я могу разглядеть щетину на его лице. Так близко, что я могу видеть спутавшиеся реснички.

- А что насчет поцелуя? - Говорит он хриплым голосом, будто долго не разговаривал. - Это было настоящее?

Внезапно я пугаюсь. Я в ужасе от того, что последует или не последует.

- Паркер, - начинаю говорить я.

Но я не могу закончить. Я хочу сказать, что я не могу. Хочу сказать, что мне хочется этого, очень сильно.

- Я о том, что сказал летом, - перебивает он, прежде чем я смогла сказать хоть что-то. - Думаю, я всегда был влюблен в тебя, Ники.

Смотрю вниз, наворачивающиеся слезы переполняют меня, не уверена, что чувствую – радость, вину или облегчение после всего этого.

- Я боюсь, - решаюсь сказать я. - Иногда я чувствую себя сумасшедшей.

- Мы все иногда немного сумасшедшие. - Паркер находит мою руку и переплетает наши пальцы. - Помнишь, когда мои родители развелись, я отказывался спать в течение всего лета?

Ничего не могу с собой поделать, смеюсь и плачу, вспоминая тощего Паркера и его серьезное лицо. Вспоминаю как мы набивались в его синюю палатку и ели «Поп-тартс» прямо из коробки, и Дара слизывала языком оставшиеся крошки. Я смахнула слезы тыльной стороной руки, но это не помогло, они продолжали течь, обжигая мне щёки и шею.

- Я скучаю по ней. Я скучаю по ней так сильно.

- Знаю, - мягко говорит Паркер, слегка сжав мою руку. - Я тоже скучаю по ней.

Мы долго сидим так, бок о бок, взявшись за руки. А сверчки нарушают тишину своим стрекотанием, повинуясь древнему закону, который заставляет уходить солнце и всходить луну, который тянет осень до зимы, а потом выталкивает весну. Всё подчиняется закону замкнутости и нового начала.

27 Сентября

- О, мой Бог, - Эйвери, дочь Шерил и моя возможно-скоро- сводная сестра, качает головой. - Я не могу поверить, что ты работала здесь все лето. Я должна работать в страховой компнии отца. Можешь представить?

Она изображает прикладывание телефона к уху.

- Здравствуйте и спасибо за звонок в «Шредер и Калис». Мне приходится говорить это порядка сорока раз за день. Дерьмо! А это бассейн с волной?

Когда я сказала Эйвери, что собираюсь провести день, помогая закрывать «ФанЛэнд», я полагала, что она захочет перенести наше уговоренное девчачье времяпрепровождение. На удивление, она вызвалась помочь. Конечно, её версия помощи до сих пор предполагала раскинуться на шезлонге и изредка перемещаться для лучшего загара, обеспечивая при этом поток случайных вопросов: «Как ты думаешь, так много одноногих пиратов из-за акул? Или это, типа, недоедание?». И замечаний, которые варьируются от абсурдных: «Я на самом деле думаю, что фиолетовый - более морской цвет, чем красный», до причудливо проницательных: «Ты когда-нибудь замечала, что по-настоящему счастливые пары не испытывают необходимости, чтобы, к примеру, все время висеть друг на друге?».

Странно, при этом её компания все же не была мне совсем неприятна. Было что-то успокаивающее в нескончаемом ритме её разговора и в том, как она выбирала тему равно важную или абсолютно тривиальную; и я никогда не знала, какая тема будет следующей. Её комментарий ранее этим летом, когда выяснилось, что я лежала в психиатрическом отделении: «О Боже! Если когда-нибудь снимут фильм о твоей жизни, я точно хочу в нем сниматься». Она как эмоциональный эквивалент газонокосилки, превращала все в контролируемые одинаковые куски.

- Как ты себя чувствуешь, Ники?

Паркер, который помогает разбирать тенты в одном из павильонов, прикладывает руки рупором ко рту, чтобы крикнуть мне это через парк. Я поднимаю вверх большой палец, а он машет, широко улыбаясь.

- Он такой милый, - говорит Эйвери, спуская очки на нос, чтобы лучше рассмотреть его. - Ты уверена, что он не твой парень?

- Абсолютно, - отвечаю я в сотый раз с того момента, как Паркер высадил нас.

Но даже сама мысль заставляет меня чувствовать тепло и радость, словно я глотнула действительно хорошего горячего шоколада.

- Мы просто друзья. Я имею в виду, лучшие друзья. Ладно, бывшие.

Я тяжело вздыхаю. Эйвери смотрит на меня, подняв брови.

- Я не уверена, кто мы сейчас друг другу. Но... это хорошо.

У нас есть время. Это то, что сказал мне Паркер в последнюю ночь перед тем, как я вернулась домой, взяв мое лицо руками и слегка поцеловав в губы только один раз. У нас есть время, чтобы все обдумать.

- Ага. - Эйвери секунду оценивающе смотрит на меня. - Знаешь, что?

- Что? - Откликаюсь я.

- Ты должна разрешить мне сделать тебе прическу.

Она говорит это так твердо и непреклонно, словно это решение всех мировых проблем. Именно так Дара сказала бы это. И я не могу сдержать смеха. Затем быстро чувствую сильную боль, темный колодец чувств там, где должна быть и всегда была Дара. Смогу ли я когда-нибудь думать о ней без боли?

- Может быть, - отвечаю Эйвери. - Конечно, это было бы здорово.

- Отлично. - Она поднимается с шезлонга на манер оригами. - Я собираюсь за содовой. Ты чего-нибудь хочешь?

- Я в порядке.

В любом случае, я здесь практически закончила. Последние полчаса я расставляла стулья вокруг бассейна с волнами. Медленно «ФанЛэнд» саморазрушался, или отступал, словно животное, впадающее в спячку. Вывески и навесы сняли, стулья увезли на хранение, трибуны закрыли, а на карусели повесили висячие замки. Все это останется нетронутым до мая, когда в очередной раз животное проснется, сбросит зимнюю шкуру, заиграет новыми красками и звуками.

- Нужна помощь?

Я поворачиваюсь и вижу Элис, шагающую по дорожке ко мне с ведром грязной воды, в которой медленно крутится губка. Она, наверное, оттирала карусель в ручную, так как сама настаивала на этом. Её волосы заплетены в фирменные косички, а рваная футболка («Хорошие вещи приходят к тем, кто мошенничает»), и видимые татуировки делают её похожей на гангстерскую версию Пеппи Длинный Чулок.

- Я закончила, - отвечаю, но она все равно ставит ведро рядом со мной, легко складывает стулья, как в Тетрисе.

Я видела ее только один раз с тех пор, как вернулась из больницы, и только издалека. Минуту мы работаем в тишине. Внезапно у меня пересыхает во рту. Я отчаянно пытаюсь что-то сказать, дать ей какое-то объяснение или даже извинится, но не могу вымолвить ни слова. Потом она резко говорит.

- Ты слышала хорошие новости? Уилкокс в конце концов одобрил новую униформу на следующее лето.

И я расслабляюсь, знаю, что она не будет ни о чем меня спрашивать, и она также не считает меня сумасшедшей.

- Ты ведь придешь следующим летом, не так ли? - Спрашивает она с тяжелым взглядом.

- Не знаю, - отвечаю я. - Не думала об этом.

Странно думать, что будет еще и следующее лето, что время движется и несет меня с собой. И в первый раз практически за месяц, чувствую легчайшую вспышку волнения, ощущения движения и того, что хорошие вещи происходят, хотя я и не могу пока их видеть, словно пытаюсь поймать конец разноцветного серпантина, вьющегося вне зоны моей досягаемости.