Семья Леся - Стефанык Василь Семенович - Страница 1

Василь Стефаник

Семья Леся

Лесь по обыкновению стащил у жены немного ячменя и нес его в корчму. Не шел, а мчался к корчмарю, да все оглядывался.

– Ну вот, бежит уже с пострелятами, чтоб вам головы сломить! Только бы заскочить в корчму, а то, как нагонит, снова на все село крик подымет.

И он, с мешком на плечах, припустился со всех ног. Но жена с ребятишками догоняла. И перед самой корчмой – цап за мешок!

– Ой, не беги, ой, не спеши, не выноси мое трудовое из дому!

– А ты, стерва, опять вздумала на людях гвалт подымать! Где у тебя стыд-то?

– Стыда у меня с таким мужиком не было и не будет! Давай мешок и пропади ты пропадом. А не дашь, изобьем. Вот вместе с детьми изобьем тебя посреди села! Осрамлю на весь свет! Давай!

– Да ты что, паскудница, ты что, очумела? Да я тебя вместе с твоим отродьем вздерну!

– Андрийко, сыночек, – по ногам его, по ногам! Пускай наш хлебушек по корчмам не растаскивает! Перебейте ему ноги! На калеку ещё заработаем как ни то, а на пьяницу вовек не напасёшься!

Мальчики стояли с дубинками и робко смотрели на отца. Андрийку было лет десять, а Иванку около восьми. Они не смели поднять на отца руку.

– Бей, Андрийко, я за руку подержу. По ногам его, по ногам! И она ударила Леся по лицу. В ответ он ей так двинул, что потекла кровь. И тут подбежали ребятишки и принялись колотить отца по ногам палками.

– Крепче, сыночек, перебей емуу ноги, как собаке, чтоб за собой волок.

Она плевал кровью, синела, но держала мужа за руки.

Дети уже расхрабрились, и наскакивали на отца, как щенята, и били по ногам, и отбегали, и снова били. Точно игру затеяли.

Из корчмы выбежало несколько человек.

– Ну, такого никто испокон веку не видывал! Еще молоко на губах не обсохло, а гляди как лупят! Представление на весь мир!

Мальчишки били, как бешеные, а Лесь и Лесиха стояли окровавленные, застывшие и не двигались с места.

– Эй, ребята, не надорвитесь тут с отцом!..

– Взять бы вам палки подлинней, ловчей бы доставать было!..

– Сзади отца по голове, по лбу, по темени!..

Так кричал какой-то пьяный перед корчмой.

Лесь сбросил мешок на землю и обалдело стоял посреди улицы. Такого нападения он никак не ожидал и совсем растерялся. В конце концов он лег на землю и снял киптарь…

– Андрийко, и ты, Иванко, идите теперь, бейте, я и не шевельнусь. Вы еще маленькие, вам подбегать трудно. Бейте! Ну!

Мальчуганы отошли и удивленно уставились на отца. Потом медленно выпустили из рук палки и уставились на мать.

– Что ж ты их не заставляешь бить, я же лег… Бейте!

Лесиха заревела в голос.

– Чем же я, люди, виновата? Я маюсь с детьми на сухом хлебе по чужим полям, а он, что ни принесу, всё в корчму тащит. Я уж теперь из-за него и заработать не могу, мне из хаты нельзя выйти. Он ведь нас без единой одежины оставил. Что ни ухватит, все несет на водку менять. Не могу я наработать и на детей, и на корчмарей. Пусть делает, что хочет, а я не могу больше…

– Ну и бейте, пальцем не пошевелю!

– Чтоб тебя, муженек, бог побил за житье наше загубленное, за этих сирот! Да мы от твоих побоев из синяков не выходим, как волы из ярма. Горшочка в хате целого не осталось, все перебил. А сколько раз я с детьми на холоду ночевала, а сколько ты окон повыбил? Ничего я тебе не говорю, пускай тебя бог накажет за меня и за детей! Вымолила же я себе доленьку у бога!.. Люди, люди, не дивитесь, вы еще всего не знаете…

Она взвалила мешок на плечи и потащилась с детьми домой, как побитая курица.

Лесь лежал на земле недвижно.

– В тюрьму пойду, в тюрьму навеки! Ну, нет, эдакого еще никто не слыхал и не услышит. Такого натворю, что земля дыбом!

Лежал и свистал в ярости.

Лесиха вынесла все из хаты к соседями. Спать легла с детьми на огороде в бурьян. Боялась, что муж придет ночью пьяный. Детям подстелила мешок и укрыла их кожухом, сама стыла над ними в телогрейке.

– Дети, дети, что теперь делать? Постлала я вам тут нынче навек! И помрете, а от срама не избавитесь! Не в силах я ваш грех отмолить…

И плакала, и прислушивалась, не идет ли Лесь.

Небо дрожало вместе со звездами. Одна упала. Лесиха осенила себя крестом.