Драконий коготь - Баневич Артур - Страница 55

— А следовало бы заплатить, — спокойно заметил Дебрен.

— Не учи меня, умник. Не для того король наш покойный кровь проливал и эту вонючую провинцию под свой скипетр принимал, чтобы теперь порядочному ирбийцу приходилось последнюю рубашку алчным туземцам отдавать.

— Пожалуй, верно, — согласился магун. — Но и крови ваш монарх тоже не очень-то много пролил. Ну, может, малость из княгини Зделайды выдавил, которая ему в приданое Дефоль принесла, хоть и это сомнительно, ибо нетронутой молодкой она к тому времени уже не была.

— Как ты смеешь осуждать династическую политику нашего трагически погибшего короля? Черт побери, если б я так не спешил, то взял бы тебя за шею и притащил к начальнику гарнизона. — Толстяк взгромоздился в седло, постанывая под тяжестью брюха. — А, да что там… Поди сюда, лоботряс. Мне, пожалуй, все равно придется в замок ехать, так я тебя следователям подкину. У них там наверняка есть толмачи, которые собачий лай туземцев понимают, а мне обязательно надо найти такого.

— А может, я чем помогу? — спросил Дебрен, поднимаясь со скамейки. — Жарко сегодня, ходить не очень-то хочется. А рядом с замком ров, в нем комары покрупнее лягушек водятся. Уж не говоря о шибенице. Тут страна неблагодарных, так что, пожалуй, еще не сняли труп, который я позавчера видел. А он уже тогда вонял так, что нос сворачивало. Показывал пример, как кончают бунтовщики.

— Ну, не знаю… Чародея, который здесь останавливался, ты, вероятно, не видел?

— Чародея?

— Вроде бы задерживался тут один из этих бессовестных вымогателей. Я его ищу. Моему господину нужен… хм… скажем, медик ему требуется. В чарах разбирающийся.

— Кто ранен? — Дебрен забыл о самозащите, и очередной комар крепко куснул его в шею. — Может, лучше поискать обыкновенного лекаря? Тут в них недостатка нет, и они вполне…

— Обыкновенный лекарь нам не годится, — обрезал оруженосец. — Мой хозяин категорически требует, чтобы ему поскорее доставили чернокнижника, а еще лучше — магуна. Потому что случай некон… неконце… ну, необычный и синтеза требует.

— Анализа?

— Что? — нахмурился толстяк. — Ты давай не свинствуй, понял… Тьфу, паршивцы дефольские. Лизать ему, вишь, захотелось. У вас здесь, похоже, все с этой мерзопакостью вяжется; человек о серьезном говорит, а этот ему о любви анализаль… Тьфу, гадость какая! Немудрено, что вы независимость в постели потеряли с кровью Зделайды, а не в бою, как Бог положил. И все-таки я тебя, пожалуй, в комендатуру сдам. Эй, это еще что. А ну слезай с моего мула, висельник!

— Поехали, — спокойно сказал Дебрен. — У тебя есть работа для магуна, а у меня нет наличных. Не будем тратить времени. Некоторые анализы требуют его немало, а моя барка завтра отплывает. Ну, чего таращишься? Ты искал магуна, вот и нашел.

За заставой они спустились с дамбы. В ней было футов пять высоты, но вид с нее открывался как с замковой башни, которую возводят для того, чтобы можно было всю округу осматривать сверху. Местность была плоской, как поверхность озера, а теперь и вообще все больше походила на озеро. Буйные луга, поросшие высокой травой, напоминали болота, покрытые зеленым ковром ряски, многие поля утопали в грязи, а в водоотводном рве отчаянно мычала знаменитая высокомолочная корова дефольской породы, задумавшая было пройти на менее других затопленное пастбище и увязшая в трясине.

Дебрен ехал за толстым оруженосцем и осматривался, пытаясь отыскать пробел в водозащитных валах. Поздневесенний подъем воды в реке Нигре не мог объяснить столь катастрофического паводка. Посматривал он также на толпу людей, латавших прорехи или просто бредущих с телегами, лопатами и фашинами куда-то, где случилось несчастье. А несчастье, несомненно, случилось. Насколько хватал глаз, гнили десятки ланов хлебов и овощей, пустовали луга, обычно полные крупного рогатого скота, а в лужах резво и неудержимо плодились комары. Лето должно было принести волну малярии, а осень — голод.

Перемешивая копытами черную грязь, мулы миновали первый из нескольких ветряков. На старом каменном фундаменте был намалеван оранжевой краской по-ирбийски лозунг: «Хороший ирбиец — мертвый ирбиец», который кто-то прокомментировал черным: «Мертфый ирбиец — десяток мертфых тусемецоф. И научь себя писат на языке коспотт». Ветряк, хоть и замешанный в политику, работал исправно. Вращал крест широких, кое-где позеленевших крыльев и лениво постукивал насосом. Второй такой же ветряк был разрушен, зарос травой и покосился. Было видно, что его прикончили преклонный возраст и экономика. Дорогие каменные ветряки, которые не удалось перенести на другое место, постепенно приходили в негодность. Дебрен двигался в сторону Нирги с обозом предпринимателя-строителя, специализировавшегося на осушительных работах и неплохо владевшего староречью, поэтому успел набраться кое-каких знаний в этой области. Будущее, пояснял строитель, в связи с бурным развитием морской торговли, плотогонства и металлургии, опирающейся на магию и уголь, принадлежит дереву и гвоздю. Правда, ветряки выживут, но только в качестве мельниц и вспомогательных насосных станций, осушающих польдеры в особо влажные годы. Отвоеванием у моря новых территорий на просторах Дефольской низменности займутся легкие, хорошо и быстро демонтируемые ветряки, которым знатоки предвещают блестящее будущее. Когда-нибудь, возможно, даже вращающиеся вокруг своей оси, позволяющие установить их по линии ветра, что повысит мощность и увеличит время эффективного использования. Мнение Дебрена, что, быть может, удастся сделать очередной шаг, и разворачивающийся ветряк, приводимый в движение системой зубчатых передач и валов, можно будет заменить самовращающимся, функционирующим на принципе червячного винта, мастер водно-сухопутного строительства добродушно высмеял как чрезмерно фантастическое.

Так или иначе, деревянные ветряки встречались на осваиваемых землях все чаще. Сразу за остатками древней рыбацкой пристани, окруженной сейчас со всех сторон морковными и капустными грядками, Дебрен заметил обугленные бревна, каменные подшипники и кучу железного лома, когда-то бывшего оковкой деревянных элементов передач. Ветряк был древний, явно стационарный, а не перевозимый с болота на болото, о чем свидетельствовала покрывающая все вокруг дробленая черепица. Красные осколки керамики лежали на пепелище, поэтому было ясно, что сперва горел остов, а уж потом рухнула крыша. Знакомый предприниматель сетовал на то, что штормовые ветры частенько переворачивают ветряки, а это может сопровождаться соударением металлических и каменных частей, искрением и пожаром. Но здесь явно был не тот случай.

Оказавшись около второго сгоревшего ветряка, Дебрен начал задумываться. У третьего, милей дальше, пришел к выводу, что вряд ли проломы в защитных валах являются причиной затопления полей и винных подвалов в «Золотом фазане».

Миновали одну из немногочисленных в этих местах рощиц, скорее — скопище кустов и буйных трав, нежели лесок. Дорогу неуклюже перебежал облепленный грязью заяц. Повеяло дымом и навозом. На тропинке, ведущей на север к дамбе, виднелись колеи от проезжавших телег и оттиски копыт.

— Ого, не иначе как могильщики заехали, — сказал оруженосец. — Глянем. Этим паршивцам надобно глядеть на руки.

За яблоневым садом стояли небольшой домик, несколько хозяйственных построек и то, что до недавних пор было ветряком. Сейчас от ветряка остались пол, черпачное колесо и нижняя часть зубчатой передачи. Все остальное либо рухнуло, либо было оторвано от остова тяжелыми молотами и погружено на запряженную двумя волами телегу. Четверо испачканных мужчин, все в поту, щепках и пыли, отдыхали около небольшого костерка. Выпивали, а один ощипывал только что зарезанную курицу.

— Так я и думал! — воскликнул оруженосец, въезжая во двор. — Кладбищенские гиены. Мошенники! За это вы серебро берете?

Дебрен старался понять. И кое-что даже понимал. Двери овина, служившего, вероятно, мастерской хозяину ветряка, слегка покачивались под порывами слабого бриза. Внутри, хоть дело шло к полудню, виднелись горящий сальный светильник и две ноги в высоких непромокаемых башмаках. Ноги не касались глинобитного пола, хоть недоставало им совсем немного, а рядом лежал перевернутый стульчик.