Драконий коготь - Баневич Артур - Страница 53

Десятник городских стражей порядка — драбов, который в молодости служил в ландскнехтах и хорошо знал староречь, перевел на дефольский. Кратко, но при этом ухитрился вставить три слова, которые, как было известно Дебрену, считались особо ругательными в этих местах. Недурно. Вся фраза состояла из шести слов.

— Он спрашивает, на кой хрен вы оскорбляете хороших мастеров, будучи… э… чужеземцем из страны, где кирпичи гвоздями сколачивают.

Дебрен профессионально, со значением улыбнулся, глянув на корчмаря.

— Скажите хозяину, господин десятник, что я делаю это с сожалением и только лишь потому, что он покорил мое сердце своим благородством. Мы договорились, что он расплатится со мной мясным ужином и хорошей теплой постелью. А если у меня все пройдет удачно, то мне и премия будет в виде служанки. Некоторые корчмари то же самое обещают, а потом подают кашу без сала, бросают вязанку соломы в конюшне и подсовывают пьяного парнишку для компании. Я был приятно удивлен, когда на первый же ужин он подал такой большой кусок мяса, что я его не только тут же в тарелке отыскал, но и вилкой в него попал, хотя уже темно было. Да что там, даже животину удалось распознать. Скажи ему, что там, откуда я родом, никто так хорошо водяную крысу не готовит. Поблагодари за место для сна в кухне. И за услужливую кухарку. А то, что она постоянно чеснок жрет, это, наверное, хорошо, потому как, видать, это здоровый овощ. Бабе пятый десяток пошел, а до чего, понимаешь, прыткая! То и дело, не иначе из-за склероза, постели путает и ко мне заваливается.

Десятник почесал макушку, сплюнул в проплывающую мимо водяную крысу и перевел, сильно сокращая:

— Он говорит, что коли вы хвалите его за добросовестность, так сделайте, что полагается: отправьте паршивца туда, где ему следует быть. На шибеницу.

— Минутку, — заволновался Дебрен. — О чем этот вымогатель толкует? Он говорил, что парень-слуга у него вино потягивает, и он желает знать, каким образом, если печати на кранах не тронуты. А за такие шутки виселицей не наказывают даже на Западе, где кирпичи гвоздями сколачивают. А ведь здесь — Восток, колыбель либерализма и прав человека.

— Сопляку пятнадцать лет, — пояснил десятник, не затрудняя себя переводом. Он был здесь на службе, башмаки у него промокли, и он явно хотел поскорее покончить с делом. — В армию, значит, годится, но пить ему еще рановато, разве что нашу здешнюю, яблочную. Стало быть, он декрет о воспитании в трезвости нарушил. Кража — вторая провинность, а лень, связанная с пренебрежением обязанностями, — третья. Полдня тут сидел, а потом выполз, и когда суп подавал, то клиента облил, ошпарил и испачкал. Это Восток, господин магун, мы здесь люди торе… тоне… ну, терпимые, а закон гласит: Бог троицу любит. Но этот паршивец одним махом в два раза больше отвратных поступков наделал. Свидетели есть тому, как он кухарку по заду так хватанул, что бабеха от изумления аж горшок себе на палец упустила. А у нее внуки его старше. Это — оскорбление Бога и обычаев, не говоря уж о полученной бабой контузии. А на допросе в городской тюрьме мерзавец признался, что участвует в заговоре против Его Величества, господина нашего, короля Бельфонса Ирбийского, а также в организации еретической секты. — Он возмущенно откашлялся. — Понимаете, палач у нас молодой, дурной еще и немного перестарался, из парня показания вытягивая. Вдобавок листы с вопросами у него перепутались, вот он и выпытывал парня как политического. За что от канцеляриста по уху получил. Ни к чему нам здесь всякие политические аферы, а уж инквизиторы — тем более. Когда в последний раз они в город явились, то все опытные повитухи на костер пошли. До сих пор смертность среди новорожденных у нас на таком уровне держится, что стыд сказать. Хуже, чем в Восьмиграде, тьфу! Потому от тех обвинений бургграф приказал отказаться и забыть о них. Но все равно еще четыре остаются, а это уже перебор и на петлю тянет.

Дебрен сплюнул. Человек он был нездешний, поэтому в выглядывающую из-за большой бочки крысу не попал.

— Никого не повесят, — буркнул он. — Печати на бочках целы, и вина парень не крал. И водки не пил.

— Ну, этого я ему переводить не стану, — указал головой на корчмаря десятник. — Вы вроде бы ожидаете здесь барку, которая вверх по Нирге плывет. Она запаздывает, сегодня уже не прибудет, так что лучше не ссорьтесь с вашим заказчиком. Выкинет на улицу, а здесь — Восток, страна цивилизованная. Приляжете вздремнуть на какой-нито скамейке или на лужайке в кустах, и вас за бродяжничество сцапают.

— Господин десятник, вас прислали сюда, чтобы вы присмотрели, как я, опытный магун, буду проводить экспертизу. Так вот результат экспертизы: кражи не было, а все остальные нарушения, совершенные упомянутым юношей, есть результат непреднамеренного одурения, что вину перехеривает. Несчастного случая здесь не было. Я вам кратко объясню, потому что и мне тоже климат этой ямки не нравится. Известно, корчма стоит на мокром грунте. Весь город, да что там, почти весь Дефоль — одна огромная трясина, подпитываемая с одной стороны Ниргой, Мусой и иными полноводными реками, а с другой — морем. Подтапливаемые дома у вас не новость, и неудивительно, что все вы крупные знатоки в вопросах их защиты. В те времена, когда на Западе варвары только еще первый кирпич с удивлением в неловких лапах крутили, пытаясь угадать, как в него гвоздь вколотить, ваши мастера создавали смоляные оборочки, фитили, оттягивающие влагу, и прочие чудеса техники. Но это было дорого, потому что деревьев здесь мало, и смолу приходилось издалека завозить. Поэтому обратились за помощью к чародеям, и те новую связку разработали. Она вытягивает воду изнутри дома и выдает наружу. А поскольку даром ничто не дается, то энергию — силу, значит, — необходимую для поддержания этого процесса, стена получает частично за счет обновления чар по меньшей мере раз в год, а частично — из источников, соседствующих со стеной. Поэтому, например, в таких домах чрезвычайно холодно, и к жилым помещениям эти методы не применяются…

— Знаю, знаю, — похвалился опытом десятник. — В городе Гаге провинциальные власти недавно построили современную тюрьму, и именно такие магические стены там сложили. Преступников, в тюрьме или в башне заключенных, эти стены не только сами охлаждают, но и сушат, тем самым обеспечивая бесплатные пытки. Кажется, экономия получается значительная, потому что половину исполнителей удалось от работы освободить. Да-а-а… Что тут говорить, жить нам досталось в счастливое время. Мир идет к лучшему благодаря магическому прогрессу. Но какое это имеет отношение к уворовыванию вин?

— Такое, что современную стену должен класть хороший специалист. Грамотный и к тому же знающий и понимающий, что в инструкции написано. Этот, — Дебрен указал на арочный свод, — плохо раствор перемешивал, если вообще перемешивал, извести погаситься не дал, а внизу совсем магического порошка не добавил. Потому и стоит здесь вода. Зато поверху так сосет, что влага из вина сквозь бочки выпаривается, а алкоголь, который теоретически мог бы оставшийся напиток крепить, частично просто сгорает, чтобы процесс поддерживать. Скажите корчмарю, что ему еще повезло. Если б не вода по щиколотку, то из бочек бы уже половина напитков исчезла. Пусть отстанет от парня и побыстрее берет кредит на ремонт. Либо перенесет корчму сюда, вниз. В сухое время, когда грунтовые воды опадают, стоит здесь, в этих испарениях, посидеть четверть клепсидры, и у самого запойного пьяницы голова кругом пойдет. Надо бы только не кружками, а клепсидрами плату измерять. И несовершеннолетних освободить от работы. Иначе будет крепко нарушен декрет о воспитании в трезвости.

Десятник перевел. Корчмарь вначале слушал недоверчиво, потом схватился за голову и наконец подбежал к бочке и начал биться об нее головой, ругаясь и всхлипывая.

— Паршивая судьба, — сочувственно проворчал десятник. — Пошли, нам тут делать нечего. А вам вообще лучше будет не попадаться ему сейчас на глаза. Потом он либо упьется, либо повесится. В любом случае за свое горе отыгрываться не будет.