Золотые пауки - Стаут Рекс - Страница 13

— Отлично. Значит, вы живете здесь?

— Да.

— Другой образец. Где вы были во вторник от шести до семи вечера?

Она села и, склонив голову набок, посмотрела на меня.

— Вы правы. Они спрашивали и об этом. Зачем?

Я пожал плечами.

— Просто я показываю сам, что знаю, какие вопросы может задавать полиция.

— Но все-таки почему вы спросили про вторник?

— Сперва скажите, как вы ответили на этот вопрос полиции?

— Я не могла на него ответить, пока не вспомнила. В этот день миссис Фромм отправилась на собрание в АСПОПЕЛ. Она разрешила мне взять ее машину, и весь вечер я гоняла по городу в поисках двух эмигрантов, которым АСПОПЕЛ собиралась оказать помощь. Однако мне так и не удалось их разыскать, и около полуночи я вернулась домой. Мне было трудно дать отчет о каждой проведенной в тот вечер минуте, и я даже не пыталась вспомнить. Почему я должна думать об этом? Но что все-таки случилось во вторник между шестью и семью часами?

Я посмотрел на нее.

— Давайте договоримся так: вы скажете мне, где была миссис Фромм между тремя пятнадцатью и пятью часами и какие письма она продиктовала от пяти до шести, какие телефонные звонки сделала, и тогда я расскажу вам, что случилось во вторник.

— Опять образцы вопросов, которые задавала полиция?

— Естественно. Но эти вопросы мне нравятся.

— Миссис Фромм никуда не звонила. Она дала мне список и просила обзвонить всех значащихся там лиц — их было двадцать три — и распространить среди них билеты на театральное представление в пользу Майлстоунской школы. Полиция имеет этот список. Письма она продиктовала самые обычные, деловые, мистер Горан и мистер Кюффнер посоветовали мне снять с них копии для полиции. Так я и сделала. Если вы хотите…

— Оставим это. Что делала миссис Фромм в промежуток времени после ухода из АСПОПЕЛ и до возвращения домой?

— Я знаю только, что она была в магазине на Мэдисон-авеню, купила несколько пар перчаток — она показала их мне — и звонила в контору Поля Кюффнера. Что она делала еще, я не знаю. Так что же произошло во вторник?

— На углу Девятой авеню и Тридцать пятой улицы под красным светом остановилась машина, и женщина, сидевшая за рулем, попросила мальчика позвать полицейского.

Она сморщила брови.

— Ну и что?

— Я вам все рассказал.

— Но при чем тут это?

Я покачал головой.

— Это не было в условиях нашего договора. Я обещал вам рассказать, что случилось во вторник, и только. Это очень запутанное дело, мисс Эстей, и если хотите, можете сообщить полиции о том, что поведал вам Арчи Гудвин. Там не понравится, что я рассказываю лицам, находящимся на подозрении, о том, как…

— Но я не на подозрении!

— Простите! Я подумал, что вы на подозрении. Во всяком случае, я…

— Но почему я должна находиться на подозрении?

— Хотя бы потому, что вы были близки к миссис Фромм и знаете, где она была вчера вечером и где она могла оставить свою машину. Возможно, что мистер Вулф посмотрит на это иначе. Если вы измените ваше намерение и приедете повидать его сегодня после ужина или завтра утром — скажем, в одиннадцать часов, когда он будет свободен, — то он, если будет в настроении, выложит вам все. Он гений, поэтому никогда нельзя предсказать, что он сделает. Если вы…

Дверь распахнулась, и я замолчал. В комнату вошел человек и сразу же начал что-то говорить мисс Эстей, но, увидев, что она не одна, оборвал свою речь и воззрился на меня.

Когда стало ясно, что ни она не представит нас, ни он не спросит фамилию незнакомого ему человека, я сам растопил лед.

— Меня зовут Арчи Гудвин. Я служу у мистера Ниро Вулфа. — Увидев выражение его лица, я пояснил: — Это маскарадный костюм.

Он направился ко мне с протянутой рукой. Я учтиво привстал и пожал ее.

— Поль Кюффнер, — представился он.

Небольшого роста, он достигал мне до кончика носа. Узкие темные усики, подстриженные параллельно толстым губам; я бы не назвал его хорошо вылепленным; не вполне подходящая внешность для человека, занимающегося рекламой и общественными связями, но, признаюсь, я настроен предубежденно к усам, походящим на выщипанные брови.

Он улыбнулся, выказывая мне свою симпатию и одобрение всему тому, что я когда-либо сказал или сделал, и понимание возникшей передо мной проблемы.

— Сожалею, что помешал вам и вынужден увести мисс Эстей, но кое-какие срочные дела… Пойдемте наверх, мисс Эстей.

Это было проделано превосходно. Вместо того, чтобы сказать: «Убирайтесь из этого дома и дайте мне возможность расспросить мисс Эстей, какого черта вам тут надо», — а именно это он и хотел сказать. Так нет же, я был ему слишком мил, чтобы он позволил себе сказать что-либо, могущее оскорбить мои чувства.

Когда мисс Эстей поднялась со стула и вышла, он последовал за ней. В дверях обернулся:

— Было очень приятно познакомиться с вами, мистер Гудвин. Я много наслышан о вас и о мистере Вулфе. Весьма сожалею, что наша встреча произошла в столь тяжкую минуту. — Он исчез за дверью, но его голос еще доносился до меня: «Пекэм, Пекэм! Мистер Гудвин уходит. Спроси, не нужно ли остановить для него такси».

Отличная, чистая работа!

Глава 7

Я вернулся домой вовремя, чтобы присутствовать при инструктаже. Сол и Орри были уже у нас, ожидали, когда появится Фред. Поздоровавшись с ними, я обратился к Вулфу, восседавшему за своим столом.

— Я видел ее и имел с ней беседу, но…

— Какого дьявола ты так вырядился?!

— Я гробовщик.

Вулф состроил гримасу.

— Что за отвратительное слово! Рассказывай.

Я сделал подробный доклад, но у Вулфа возникли вопросы. Ни один из них ни к чему ни привел, так как я уже изложил ему все факты, а мое впечатление от Джин Эстей и Поля Кюффнера ничем не могло ему помочь. Но тут пришел Фред, и Вулф, оставив меня в покое, велел им всем придвинуть стулья ближе к его столу.

Эта троица внешне не производила особого впечатления.

Сол Пензер с крупным носом, господствующим на узком лице, в коричневом костюме, нуждавшемся в утюжке, мог показаться постороннему глазу мелким служащим или даже подметальщиком улиц. Но в действительности Сол был искуснейшим оперативником, лучшим в городе, и его талант в наружной слежке, который Ниро Вулф восхвалял в разговоре с Питом Дроссосом, был лишь одной из граней его дарования. Любое сыскное агентство в городе согласилось бы платить ему тройное жалованье.

В грузном Фреде Даркине могли бы уместиться два Сола, но только не по способностям. Фред мог вполне вести наружную слежку, был исполнителен, настойчив, и на него можно было положиться в рядовом деле, но звезд с неба он не хватал.

Что касается Орри Кэтера, то, когда он возникал перед вами с доверчивым взглядом темно-карих глаз и самодовольной улыбкой изогнутых губ, у вас не возникало никакого сомнения, что больше всего его интересует одно — поняли ли вы, как он красив. Конечно, это сбивало с толку любого человека: создавалось впечатление, что в присутствии Орри нет никакой необходимости следить за каждым своим словом, и это было роковой ошибкой, так как Орри никогда не забывал о своем долге детектива.

Вулф откинулся назад, положив руки на подлокотники кресла, глубоко втянул в себя воздух и тут же шумно выдохнул.

— Джентльмены, — начал он, — я в трясине по самое горло. Обычно, когда я прибегаю к вашим услугам, бывает вполне достаточно определить каждому из вас задание, но на сей раз это невозможно. Вы должны быть проинформированы об этой ситуации во всей ее сложности. Однако сперва вопрос денег. Меньше чем через двенадцать часов после того, как клиентка выдала мне чек на десять тысяч долларов, ее убили… Я готов, по сугубо личным мотивам, истратить большую часть, а то и всю эту сумму на расследование, но не более того. Я не призываю вас скупиться на расходы, но должен предостеречь от расточительности. Так вот, суть дела такова…

Начав рассказ с того, как я привел Пита Дроссоса в столовую во время ужина во вторник, и закончив моим отчетом о беседе с Джин Эстей, он не упустил ничего. Все трое сидели, вникая в его слова каждый по-своему: Сол, внешне не проявляя интереса и словно расслабившись, Фред был весь напряжен и не спускал взора с Вулфа, будто слушал также и глазами, а Орри сидел, приложив к виску пальцы, словно позируя художнику. Что касается меня, я пытался поймать Вулфа на том, что он упустит какую-либо деталь и этим доставит мне удовольствие поправить его, однако этого не произошло. Я не мог бы более точно и подробно обрисовать создавшуюся ситуацию.