Великая легенда - Стаут Рекс - Страница 24

— Я охотно стану твоим другом, Елена. Давай забудем прошлое.

— Отлично. Скрепим наш договор? — Она хлопнула в ладоши и, когда появилась Климена, послала ее за вином и сыром. — Пусть это будет неразбавленное прамнийское вино[70]] .

Когда принесли вино, мы наполнили золотую чашу и отпили из нее по очереди, скрепив нашу дружбу.

Веселье Елены уступило место серьезности — как только унесли сосуд и чашу, она повернулась ко мне и сказала:

— Ты должен гордиться, Идей. Во всем мире у меня только три друга — теперь ты четвертый. Если бы ты знал имена троих остальных, то не устыдился бы такой компании.

— Кто же они?

— Этого я не могу тебе сказать. Но ты говорил, что ужасно скучаешь. Я тоже. Попробуй меня развеселить.

Ты назвал себя философом, так научи меня философии.

Я сел рядом с ней на подушки, и мы провели час в интересной беседе. Елена была отнюдь не глупа и вполне могла сама обучать философии. Доктрина Ферсикла мелькала у нее на языке, как солнечные блики в волосах. Но в вопросах религии она оставалась твердокаменной фанатичкой. Елена не сомневалась, что Леда родила ее от Зевса, заявляла, что находится под особым покровительством Афродиты, и насмехалась над моими естественными теориями.

Я так увлекся разговором, что едва не забыл, что договорился встретиться с Киссеем в моих покоях, как только истечет последняя клепсидра. Вспомнив об этом, я поднялся и сказал Елене, что у меня назначена встреча во дворце. Она сама удивилась, что уже почти ночь.

— Приятный был день, — вставая, заметила Елена. — Впрочем, обрести друга всегда приятно. Не стану тебя задерживать. До свидания, и пусть боги вдыхают дым твоих жертвоприношений.

Я вышел и быстро зашагал по коридору, так как дело, ради которого я собирался увидеться с Киссеем, было крайне важным.

Но нашей встрече не суждено было состояться в назначенное время. Почти дойдя до конца коридора, я услышал, как меня окликнул женский голос, и обернулся. У открытой двери стояла та, кого я меньше всего желал видеть, — Гортина собственной персоной.

Мне не терпелось вернуться во дворец, и я не собирался тратить время на служанку. Поэтому, не обращая на нее внимания, стал спешно спускаться по лестнице.

Голос Гортины перешел в крик. Можно было подумать, будто ее убивают.

— Идей! Подожди меня!

Мне пришлось остановиться. Подбежав к лестнице, девушка посмотрела на меня сверху вниз.

— Я готова идти с тобой, — заявила она.

— Идти со мной? Куда?

— К тебе. Разве ты забыл о своем обещании?

— Я не помню никакого обещания, — солгал я.

— Не помнишь? — воскликнула Гортина. — Зато я помню! Ты обещал забрать меня у Елены через пять дней. Сегодня пришел срок, и я готова.

Понимая, что увертки бесполезны, я решил положить этому конец раз и навсегда. Я посмотрел ей в глаза и твердо произнес:

— Если я не помню своего обещания, Гортина, то потому, что хочу его забыть. Понятно или я должен выразиться яснее? Я не намерен забирать тебя.

При этих словах на лице девушки отразилась череда быстро сменяющих друг друга эмоций — разочарования, досады, унижения, — которые вытеснила бешеная ярость. Я ожидал слез и упреков, но Гортина оказалась истинной дочерью Грей.

Несколько секунд она молча смотрела на меня с побледневшим от гнева лицом, затем внезапно бросилась вниз по лестнице, словно пантера, крича во весь голос.

Прежде чем я успел шагнуть в сторону или поднять руку, Гортина налетела на меня и вцепилась мне в волосы. Мы покатились по ступенькам, отскакивая от твердого мрамора.

Я чувствовал себя беспомощным, как будто попал в водоворот. Гортина лягалась, кусалась, царапалась, не переставая вопить и не забывая при этом драть меня за волосы. До сих пор не понимаю, как она не вырвала их полностью.

Наконец, доведенный до отчаяния болью и нелепой ситуацией, я схватил ее за запястья и поднялся. Гортина не отпускала меня, продолжая кричать.

Я стряхнул ее на пол и, услышав приближающиеся шаги в темном коридоре, выбежал на улицу, не желая, чтобы кто-нибудь оказался свидетелем этого недоразумения.

Уже приближалась ночь, но было еще достаточно светло, чтобы разглядеть лицо, поэтому я набросил плащ на голову и побежал к дворцу. Стража у внутреннего портала меня не остановила, и я быстро добрался в свои апартаменты, где застал ожидающего меня Киссея.

Когда я сбросил плащ, он изумленно уставился на меня.

— Великий Арес[71]] ! — воскликнул Кисеей. — Что с тобой, друг? Ты сражался с дикими вепрями? Или снова отправился к своей даме, где тебя скверно приняли?

Подойдя к зеркалу, я увидел, что у Киссея были веские причины для удивления, ибо я являл собой весьма дикое зрелище. Волосы торчали, словно щетина у фессалийской свиньи, — большая часть мази, несомненно, осталась на пальцах прелестной Гортины. Лицо и шею покрывали синяки и царапины, многие из которых кровоточили.

Полагаю, с философской точки зрения мне следовало быть удовлетворенным — передо мной было зримое и неопровержимое доказательство правильности моего мнения о девушках из Грей.

Я повернулся к Киссею:

— Ты видишь меня в жалком состоянии, друг, но ни тебе, ни моему отцу, ни самому царю Приаму не удастся заставить меня рассказать, каким образом я до него дошел. Так что обуздай свое любопытство.

После этого я принял ванну, смазал царапины целебным составом и почувствовал себя другим человеком.

Кисеей, стоя за дверью, засыпал меня вопросами, перемежаемыми взрывами смеха, но я не обращал на него внимания.

— Ты все приготовил? — осведомился я, вернувшись в комнату.

— Уже давно, — ответил он. — Ты задержался. Эвен с двадцатью людьми…

— Погоди, — прервал я его. — Я голоден и буду слушать тебя во время еды. Присоединишься ко мне?

Кисеей сказал, что уже пообедал. Вызвав моего раба Ферейна, я приказал ему принести из царской кухни жареную курицу и бутылку лемносского вина. Вскоре он вернулся с едой и питьем на золотом подносе, и я приступил к трапезе, слушая рассказ Киссея:

— Прежде всего я повидался с Эвеном. Он будет ждать нас у западных ворот с двадцатью фракийцами.