Про Бабаку Косточкину - Никольская-Эксели Анна Олеговна - Страница 26

— Странный какой-то мальчик этот Дима, — говорит мама. — А ты уверен, что хочешь пойти к нему на день рождения? Это безопасно?

— Да у них там знаешь сколько охраны? Целый кремлёвский полк! Они с папой живут за городом, в особняке колониального стиля. У них по периметру натянута колючая проволока и пущен электрический ток. Прошлым летом один сорвиголова полез к ним в сад за вишней и поджарился верхом на заборе. Так что ты не волнуйся, мама.

— Тогда, может, ему какого-нибудь говорящего робота, трансформера, а? Что у вас сейчас популярно?

— Мам, давай лучше купим что-нибудь Аделаиде, — говорю. — Пинетки или чепчик. А подарок Диме я сам потом выберу.

В воскресенье за нами с Валей Амфитеатровым приехали два лимузина, чтобы отвезти на день рождения. Мы с Валей живём в одном доме, только в разных подъездах — я в третьем, а он в первом. Вот и получилось, что пришлось посылать за нами сразу два. Это Дима так распорядился, мол, лимузин строго к подъезду!

Но всё равно загвоздка вышла. Дворик у нас маленький, там и двум запорожцам не разъехаться, какие уж тут лимузины! Да ещё выбоины кругом и огромная лужа. Въехать-то они во двор въехали, а обратно никак не получается. Из подъездов высыпали жильцы — не каждый день в наших окрестностях застревают лимузины. Стоят все, рты раскрыли, моргают, как рыбы в Оби. А дядя Коля Расторгуев в майке и трениках залез на тополь и командует оттуда:

— Правее бери! Ещё, ещё! Заднюю, дурень, заднюю включай!

Я опустил тонированное стекло и говорю ему с заднего сиденья (в руке у меня бокал детского шампанского и роза в петлице) — говорю ему:

— Дядя Коля, вы бы слезли с берёзы, а то спину застудите!

— Поговори у меня, щенок! — кричит дядя Коля с ясеня. — Разъездились тут, аристократики желторотые! Ежова Николая Ивановича на вас нет!

Хотел я у дяди Коли спросить, что за Николай Иванович такой, но тут шофёр в лайковых перчатках высунулся из машины и погрозил ему пальцем. А может, и не пальцем. Дядя Коля сразу слез с канадского клёна и поспешил домой.

В общем, с грехом пополам вырулили мы со двора. Мама помахала нам платочком из окна, а до этого дала напутствие на дорожку:

— Ты там, Костя, держись с достоинством, но без пафоса.

— Без чего?

— Не груби и не заискивай. А если чёрной икрой будут угощать, не ешь. Это рыбьи яйца, не более.

А папа обнял меня по-товарищески и долго жал руку.

— Что вы, — говорю, — в самом деле, как на фронт меня провожаете?

Ничего на это родители не ответили, а Бабака украдкой сунула перочинный нож мне в карман. Чудаки, право слово!

Едем мы с Валей по весенним проспектам в лимузинах — я в голубом, он в розовом. Из-под колёс брызги во все стороны, из окон музыка, из выхлопной трубы дым. Сразу видно — на торжество к другу едем, не хухры-мухры!

Розовый шофёр моего обогнал и пристроился чуть сбоку. Валя из окошка высунулся и рожи корчит, мол, как мы вас лихо сделали!

Разозлился я и давай своего настропалять.

— Дяденька, поддайте газу! — говорю. — Обгоним их, чтобы жизнь пряником не казалась!

— Не положено, — отвечает.

— А строить гадкие рожи положено? — возражаю я. — Ну, дя-яденька, ну пожа-алуйста!

Таки уговорил я его, раздразнил в нём шофёрский азарт. Ударили мы по газам и мигом их обогнали! И фонтаном брызг окатили в придачу. Они едут, бледно-розовые такие, в чёрную крапинку — умора! Нечего было Вальке дразниться!

Но тут мы въехали в лес, и скорость пришлось сбавить. Подъезжаем к железным воротам, а вокруг камер, камер! Не загородная резиденция, а настоящий Алькатрас. Есть такая тюрьма в Америке, на острове, самая охраняемая в мире. Из неё ещё ни один преступник не убегал.

Жутковато мне стало. А тут ещё охрана принялась меня обыскивать. Бабакин ножик сразу нашли, а ещё подарок чуть не отобрали — еле отбил! У Вали тоже конфисковали рогатку и мыльные пузыри. Только после этого нас запустили на территорию и захлопнули за нами железные ворота.

Мы с Валей за руки взялись и идём себе по дороге к дому, озираемся. Не к дому даже, а ко дворцу с колоннадой и кудрявыми портиками. А вдоль дороги статуи голых женщин стоят, а вдалеке фонтан, а чуть правее виднеется аквапарк.

— Не соврал Христаради, значит, — говорю. Он нам все уши в первой четверти прожужжал, что папа построил ему аквапарк с американскими горками во дворе дома. Для этого даже знаменитый архитектор Алвару Сиза из Португалии прилетал в Небельмесовку (у них одна резиденция тут, в Небельмесовке, вторая — на Рублево-Успенском шоссе под Москвой и ещё несколько замков по планете).

— Амфитеатров! Косточкин! Какие люди!

Глядим — с ажурного балкона, прямо над колоннадой, Дима нам приветственно машет рукой. Я его даже не узнал сначала. Он почему-то в одних трусах был и в маске для плавания.

Но потом какая-то тётенька в униформе выскочила на балкон, накинула на него медвежью шубу и увела внутрь.

Поднялись мы по парадной лестнице, раскланялись с часовыми в фиалковых ливреях и заходим в дом. А там уже все наши: Нинель Колготкова, Наташа Каланча и Юрка Гадов. Только они почему-то все в купальных халатах и шлёпанцах. А Юрка ещё и сомбреро напялил. Развалились на кожаных диванах, как у себя дома, хохочут. «Подумайте, какая непосредственность!» — думаю. Сам-то я себя чувствовал несколько скованно. Я впервые во дворце.

Но тут Дима подоспел — тоже в халате. Только у ребят махровые, а у него шёлковый, с драконом. С лестницы скатился, целует нас, обнимает, как дорогих гостей, прямо не узнать!

— Зоя, принесите мальчикам необходимое, — царственно говорит Дима горничной, а нам, шепчет: — Ну че? Оторвёмся по полной?

И повёл нас длинными коридорами, разными оранжереями и вереницами комнат куда-то вглубь. Мы идём гуськом, глазеем по сторонам. По стенам портреты каких-то вельмож в золочёных рамах, зеркала. Под потолками хрустальные люстры в тысячу свечей. Пол — я вообще постеснялся спросить, из чего он сделан, — блестит, сияет, я всего себя в нём разглядел. В стеклянных оранжереях — диковинные растения, почище, чем в барнаульском дендрарии. Между ними журчат ручьи, в ручьях — заморские рептилии, а в ветвях — говорящие попугаи.

— Кучеряво живёшь! — присвистывает Юрка Гадов.

— А то! Сейчас придём, вы вообще офигеете! — скромно говорит Дима.

— А куда мы идём? — хихикают девчонки. — Дальше — только стена. Тупик, Димочка! Может, ты заблудился? — и снова хихикают.

— Сейчас увидите, — Христаради говорит. — Прошу!

С этими словами он достаёт из кармана плоский пульт, щёлкает какой-то кнопкой, и перед нами раскрываются дверцы стеклянного лифта.

— Только пристегнуться надо, — распоряжается Дима, кивая на встроенные в прозрачные стены сиденья с ремнями. — Мы сейчас наискосок поедем, может укачивать.

— Так не бывает, — говорит Нинель. — Лифты наискосок не ездят.

— Ездят-ездят: и вправо, и влево, и наискосок, и задом наперёд. Пристегнулись? Поехали!

И тут мы с такой скоростью рванули, что у меня уши заложило! А у Наташи Каланчи бант сорвало с головы.

«Это ж с такой скоростью мы под Новосибирском скоро окажемся! — думаю. — Сколько у них тут гектаров в незаконной собственности?»

Только я так подумал, лифт резко встал.

— Застряли? — с тревогой спрашивает Валя.

— Это ты у себя в панельной девятиэтажке застрял. А у нас всё чики-пуки, как папа выражается! Вылазьте, приехали.

Двери лифта бесшумно открылись, и мы оказались в самом настоящем…

— Оазис! Это же оазис из «Тысячи и одной ночи»! — кричит Нинель. — Мы в таком в Египте с родителями были.

— Не-е, в Египте не такой, — говорит Дима. — Им размаху там не хватило. У нас одного песка сто тысяч тонн. Папа в Каракумах специально заказывал. Пойдёмте, я вам всё покажу, — говорит и ведёт нас по тропинке.