Где ты теперь? - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 18

Неужели Барротт смел думать, что Мак превратился в серийного убийцу?

21

Иногда самым лучшим в том мгновении, когда он забирал чужую жизнь, был запах страха, достигавший его ноздрей. Они все знали, что умрут, и в последнюю минуту успевали пролепетать несколько слов.

В одном случае это был вопрос: «Почему?»

В другом — молитва, произнесенная шепотом: «Господь, прими... меня...»

В третий раз была попытка вырваться, за которой последовали плевок и оскорбление.

Та, что была моложе всех, взмолилась: «Не надо, пожалуйста, не надо».

Ему очень хотелось вернуться в «Вудшед» сегодня вечером и послушать все, что там будут говорить. Его забавляло наблюдать за работой детективов в штатском. Он видел их за километр. Прикроют веки, а сами так и зыркают вокруг маленькими глазками.

Час назад в Бруклине он позвонил на номер, указанный в листовке, воспользовавшись незарегистрированным мобильником и телефонной картой с предоплатой, и взволнованно произнес:

— Я только что был в ресторане Питера Люггера и видел там ту девушку, Лизи Эндрюс. Она ужинала с каким-то парнем.

После чего отключил оба мобильника, и свой, и Лизи, и поспешил в метро.

Он с удовольствием представлял, как копы кинулись к ресторану со всех сторон, ворвались толпой, побеспокоив посетителей, и принялись допрашивать официантов... К этому времени они, вероятно, уже пришли к выводу, что это очередной звонок какого-то ненормального.

«Интересно, сколько шизиков уже позвонили и сообщили, что якобы видели Лизи? — думал он, — Но только один человек ее видел. Я! Но родственники все равно будут сомневаться — а вдруг это правда? Родственники надеются до последнего, пока не увидят тело. Не рассчитывайте на это, родственнички. Если не верите мне, поговорите с семьями других девушек».

Он включил телевизор, чтобы посмотреть одиннадцатичасовые новости. Как он и ожидал, главный репортаж передавался с места событий, напротив клуба «Вудшед». Перед клубом выстроились толпы желающих в него попасть. Репортер произнес:

— Полученный полицией звонок о том, что Лизи Эндрюс замечена в одном из ресторанов Бруклина, оказался ложным.

Его разочаровало, что полиция ничего не сообщила о ее мобильнике, отслеженном в Бруклине. «Но позже я отнесу телефон Лизи на Томпсон-стрит и включу ненадолго, — подумал он.— Вот тогда они по-настоящему сойдут с ума от мысли, что ее прячут где-то так близко от родного дома». Он едва не расхохотался.

22

Ник Демарко дал о себе знать только в пятницу. Как назло, мобильник зазвонил, когда я стояла в коридоре нашей квартиры на Саттон-плейс и прощалась с мамой.

Эллиотт заехал, чтобы отвезти ее в аэропорт Тетерборо, где ей предстояло присоединиться к Кларенсам и лететь на их частном самолете на Корфу, а там их уже ждала яхта.

Шофер Эллиотта успел вынести из квартиры багаж и теперь нажимал кнопку лифта. Секунд через тридцать все уехали бы, но я машинально ответила на звонок, сказав: «Привет, Ник», после чего мне захотелось откусить себе язык. Мама и Эллиотт мгновенно насторожились, а значит, правильно догадались, кто звонит. Заявление, которое он сделал на пресс-конференции, выразив свое глубочайшее сожаление, что Лизи Эндрюс, возможно, познакомилась с преступником в его клубе, транслировалось по всем каналам вот уже двое суток.

— Прости, Каролин, что не перезвонил раньше, — сказал Ник.— Последние несколько дней были такими суматошными, сама понимаешь. Как у тебя со временем? Мы могли бы встретиться сегодня вечером или, скажем, завтра?

Я чуть отвернулась, сделав шаг в гостиную.

— Я свободна сегодня, — поспешила ответить, чувствуя пристальные взгляды Эллиотта и мамы.

Оба напомнили мне игру в «статуи», в которую мы часто играли, когда мне было лет десять. Ведущий раскручивал игроков за руку, а потом отпускал, и нужно было замереть в том положении, в котором оказался, прекратив вращение. Побеждал тот, кто умудрялся дольше всех продержаться неподвижно.

Мама напряженно замерла, держась за дверную ручку, а Эллиотт застыл с маминой сумкой в вестибюле. Я хотела сказать Нику, что перезвоню ему позже, но побоялась упустить свой шанс и подтвердила встречу.

— Куда за тобой заехать?

— В квартиру на Саттон-плейс, — ответила я.

— Я буду в семь. Согласна?

— Прекрасно.

Мы оба дали отбой.

Мама в тревоге нахмурилась.

— Это был Ник Демарко? С какой стати он тебе звонит, Каролин?

— Я первая ему позвонила в среду.

— Зачем тебе это понадобилось? — поинтересовался изумленный Эллиотт, — Вы ведь, кажется, не общались после похорон отца?

Я наскребла парочку правдивых фактов и состряпала вранье.

— В прошлом я была серьезно в него влюблена. Может, и сейчас остались кое-какие чувства. Когда я увидела его по телевизору, то подумала, хорошо бы позвонить ему и выразить сочувствие по поводу случившегося с Лизи Эндрюс. В результате — он позвонил!

По маминому лицу я поняла, что у нее отлегло от сердца, хотя она старалась не подавать виду.

— Мне всегда нравился Ник, когда Мак приводил его на ужин. И я знаю о его блестящей карьере.

— Да, за последние десять лет он, безусловно, преуспел, — согласился Эллиотт, — Насколько я помню, его родители держали какой-то ресторан. Но, должен сказать, я не завидую известности, которую он получил сейчас.— Он дотронулся до руки мамы, — Оливия, нам пора. Мы и так попадем в пробку, а туннель Линкольна вообще превратится в кошмар.

Мама всегда выходит в последнюю минуту, надеясь только на зеленые светофоры. Я сейчас невольно сравнивала мягкую обходительность Эллиотта с отцовской реакцией на ситуацию, будь он здесь.

«Лив, ради бога, нас бесплатно везут в Грецию. Так давай хотя бы не опоздаем!» — примерно так он стал бы ее поторапливать.

Последовали прощальные поцелуи и наставления, мама вошла в лифт с Эллиоттом, и ее последние слова: «В случае чего, обязательно позвони, Каролин» — прозвучали приглушенно из-за закрытых дверей.

Должна признаться, меня взволновало предстоящее свидание с Ником, если эту встречу можно назвать свиданием. Я заново накрасилась, расчесала волосы, решила оставить их распущенными, затем, в последнюю минуту, надела новый костюм от «Эскада», который мне купила мама, несмотря на мое сопротивление. И пиджак, и брюки были бледно-салатного оттенка, подчеркивавшего, как я знала, рыжинку в моей каштановой шевелюре.

Зачем было так утруждаться? А затем, что спустя десять лет меня по-прежнему смущало откровенное признание Мака насчет очевидности моих чувств к Нику. И вовсе я не для него наряжаюсь, твердила я себе, просто хочу убедиться, что не выгляжу как застенчивая фанатка, падающая в обморок при встрече с кумиром. Но когда снизу позвонил консьерж и сообщил, что приехал мистер Демарко, должна признаться, что на какую-то долю секунды я действительно превратилась в шестнадцатилетнюю девчонку, не умеющую скрывать чувства.

Когда я открыла ему дверь, то поразилась, что от того с виду беззаботного мальчишки, каким я его помнила, ничего не осталось.

Когда я увидела Ника по телевизору, я сразу отметила, что лицо у него стало более жестким и что в свои тридцать два он уже начал слегка седеть. Но сейчас, оказавшись лицом к лицу, я заметила больше. В его темно-карих глазах всегда сквозила игривость и насмешка, но сейчас они смотрели серьезно. Однако, взяв мою руку, он улыбнулся той прежней улыбкой и, казалось, был искренне рад меня видеть. Он вежливо клюнул меня в щеку, но избавил от банальностей типа «малышка Каролин, как ты выросла».

Вместо этого он произнес:

— Каролин Маккензи дипломированный юрист! Я где-то слышал, что ты прошла адвокатуру, а потом работала у судьи. Хотел позвонить и поздравить, но все было некогда. Прости.

— Дорога в ад вымощена благими намерения-ми, — деловито ответила я.— Или так, по крайней мере, утверждала сестра Патриция, когда я училась в пятом классе.