Возьми мое сердце - Кларк Мэри Хиггинс - Страница 28

— Кэтлин, — прошептал он, — посмотри, что со мной стало... Мне так страшно... Если меня осудят, кто позаботится о нашей Кейти?

В горле у него стоял комок; совладать с собой не получалось. Прикусив губу, Олдрич приказал себе: «Хватит! Уймись! Лучше иди и приготовь Кейти завтрак. Если она увидит, в каком ты состоянии, то совсем падет духом».

На пути в кухню ему попался тот самый столик с ящиком, откуда, по уверениям Джимми Истона, Грег выдал ему пятитысячный аванс за убийство Натали. Олдрич остановился и потянул за ручку ящичка. Пронзительный скрип, столь дотошно описанный Истоном, тут же резанул по ушам, и он с досадой задвинул ящик обратно.

35

— Вижу, ты в полной боевой готовности?

Эмили оторвала глаза от записей: в дверях стоял детектив Билли Трайон. На часах было семь утра понедельника — она явилась в свой кабинет загодя. «Вот один из самых моих нелюбимых коллег в мире!» — раздраженно сказала себе Эмили, уловив в тоне Трайона снисходительные нотки.

— Эмили, нужна ли тебе моя помощь в это необыкновенное утро? Я слышал, сегодня у тебя в суде грандиозное событие?

— Надеюсь, Билли, я сама вполне справлюсь. В любом случае спасибо.

— Как спел бы Элвис: «Сейчас или никогда!» Удачи тебе с Олдричем. Желаю разнести его в пух и прах.

Эмили не могла понять, действительно ли Трайон болеет за нее или просто предвкушает ее сокрушительный провал, но сейчас ей было некогда в этом разбираться. «Подумаю об этом завтра», — рассудила она.

Трайон тем не менее и не собирался уходить.

— Не забудь, что ты будешь бороться и за нас с Джейком, — заявил он. — Нам с ним пришлось побегать по этому делу. Да и кто бы сомневался, что этот Олдрич действительно мокрушник.

Сообразив, что Трайон напрашивается на комплимент, Эмили неохотно согласилась:

— Конечно, вы с Джейком очень постарались. Остается только уповать, что присяжные с тобой полностью согласятся.

«Наконец-то удосужился подстричься, — заметила она, оглядывая Трайона. — Если бы он мог представить, насколько теперь выигрывает внешне, то почаще посещал бы парикмахера». Расставшись с привычным небрежным обликом, Билли стал похож на этакого развязного мачт, вследствие чего действительно мог нравиться некоторым женщинам. В их конторе ходили слухи, что Билли завел себе новую подружку, певичку из ночного клуба. А собственно, что в этом удивительного?

Эмили вдруг ощутила, что и он оценивающе ее рассматривает.

— Сегодня ты принарядилась ради телекамер, не иначе. Классно выглядишь.

Утром, собираясь в суд, Эмили в приступе непонятного суеверия отвергла приготовленные заранее пиджак и юбку. Вместо них она достала из платяного шкафа темно-серый брючный костюм и ярко-красную водолазку; она помнила, что надевала этот комплект в тот день, когда Тед Уэсли поручил ей ведение дела.

— Я вовсе не принарядилась, — сухо возразила она. — Этому костюму уже два года, и я не раз появлялась в нем в суде.

— Да я просто похвалить тебя хотел! Ты и вправду прекрасно выглядишь.

— Билли, я тебе очень благодарна, но ты, наверное, и сам видишь, что я изучаю материалы по процессу, и меньше чем через час мне предстоит явиться в зал суда и добиваться для убийцы обвинительного приговора. Так что, если ты, конечно, не возражаешь...

— Нет, конечно, нет, — шутливо замахал руками Трайон, затем повернулся и прикрыл за собой дверь.

После его визита делового настроя у Эмили как не бывало. «Разве я принарядилась ради телекамер? — спросила она себя. — Ведь нет же... Или эта водолазка слишком кричащая? Тоже нет. Ладно, забыли, не то крыша поедет, как у Зака». Она вдруг вспомнила о пропавших хризантемах. В субботу сосед целый день сажал их. Такие красивые цветы.

А вчера утром, когда они с Бесс вышли на прогулку, их уже не было — остались одни ямки вдоль тропинки. А в пять часов, когда Эмили вернулась домой, на их месте вовсю красовались астры и анютины глазки. Но хризантемы ей нравились больше. «Хотя этот парень явно со сдвигом. Наверное, к лучшему, что я застала его у себя дома в кресле-качалке. Тревожный звоночек!» — заключила Эмили.

Отбросив усилием воли мысли о своем гардеробе и о чудаковатом соседе, Эмили снова углубилась в материалы дела и еще раз проштудировала записи, которые собиралась использовать на перекрестном допросе Грега Олдрича.

Слушание дела возобновилось ровно в девять утра. Судья Стивенс предписал Грегу Олдричу занять место на свидетельской трибуне.

На Греге был темно-серый костюм, белая рубашка и черно-серый галстук. «Оделся как на похороны, — подумала Эмили. — Могу поспорить, что это Мур посоветовал ему такое сочетание — пытается навеять присяжным образ безутешного супруга. Но лично мое мнение, что он зря старается».

Она быстро оглянулась. Судебный пристав перед этим сообщил ей, что еще задолго до открытия дверей весь коридор, ведущий в зал гуда, ломился от желающих присутствовать на процессе. Нечего и говорить о том, что помещение было забито до отказа. Кейти Олдрич находилась в первом ряду, непосредственно за отцом, а по другую сторону прохода сразу позади Эмили расположились Элис Миллз и две ее сестры. Эмили успела поздороваться с ними, когда усаживалась за свой стол.

Судья Стивенс повторил для протокола, что свидетель был приведен к присяге накануне, а затем обратился к Эмили:

— Обвинитель, вы можете приступать к перекрестному допросу.

Эмили поднялась.

— Благодарю, ваша честь.

Она отошла к дальнему краю скамьи присяжных и начала:

— Мистер Олдрич, вы заявляли суду, что очень любили свою жену Натали Райнс. Вы подтверждаете это?

— Да, подтверждаю, — спокойно ответил Олдрич.

— И вы являлись ее импресарио. Верно?

— Верно.

— Справедливо ли утверждение, что Натали Райнс была популярной актрисой, и широкий успех у публики она имела как во время вашего с ней брака, так и до него?

— Совершенно справедливо.

— Вы не отрицаете тот факт, что, живи она и поныне, были бы все основания предрекать радужное продолжение ее карьеры?

— Несомненно, так бы и было.

— Вы не станете спорить, что если бы перестали быть ее импресарио, лишились бы своей доли от ее прибылей?

— Это так, но еще до женитьбы на Натали я не один год преуспевал в качестве агента и преуспеваю до сих пор.

— Мистер Олдрич, я задам вам еще один вопрос на эту же тему. Ваши доходы существенно увеличились после того, как вы женились на Натали и стали ее агентом? Да или нет?

— Да, но не столь существенно.

— Хорошо, кто-нибудь из ваших нынешних клиентов сравнится по популярности с Натали Райнс?

— Некоторые из моих клиентов, в особенности те, у кого есть контракты с фирмами звукозаписи, зарабатывают гораздо больше, чем когда-то Натали. — Олдрич поколебался и продолжил: — Здесь подразумевается успех иного рода. Натали претендовала на титул, некогда принадлежавший покойной Хелен Хэйес[15], и действительно имела все шансы стать первой леди американского театра.

— Вы были бы рады, если бы она этого добилась?

— Как актриса, она была изумительна и вполне заслуживала таких почестей.

— С другой стороны, мистер Олдрич, вас огорчало, что Натали по работе надолго отлучалась на съемки. Разве не правда, что вы постоянно изводили ее, требуя буквально разрываться?

Эмили подступила ближе к свидетельской трибуне. Ее голос звенел от волнения.

— Я уже заявлял суду и повторю снова, что меня гораздо больше заботила готовность Натали соглашаться на такие роли, которые, по моему мнению, повредили бы ее карьере. Разумеется, я скучал по ней в разлуке. Нас связывали очень нежные чувства.

— Не стану с этим спорить, но разве от этого ее меньше мучили ваша злоба и раздражение из-за ее частых отъездов — так что в конце концов Натали разочаровалась в вашем браке?

— Расстаться со мной ее вынудили совершенно другие причины.