Хранительница тайн - Мортон Кейт - Страница 25

Леди Гвендолен нетерпеливо похлопала ладошкой по кровати, и Долли послушно продолжила:

– А вот хорошая новость! Объявление о помолвке лорда Дамфи с достопочтенной Евой Хастингс.

– Что хорошего в помолвке?

– Ничего, леди Гвендолен.

Эту тему следовало обходить стороной.

– Разве только для девиц, которые спят и видят, как бы захомутать мужчину… Берегись, Долли, для мужчин это вроде спорта. Они стремятся заполучить первый приз, но как только цель достигнута, игре конец. – Леди Гвендолен нетерпеливо замахала рукой. – Дальше, что там дальше?

– В субботу будет дан прием по случаю помолвки.

Новость вызвала легкое бурчание.

– В Дамфи-хаусе? Чудесный дом. Однажды мы с Цыпочкой были там на балу. Под утро все сбросили туфли и танцевали прямо в фонтане… Ведь прием состоится в Дамфи-хаусе?

– Нет. – Долли дочитала объявление до конца. – Они пригласили гостей в «Клуб 400».

Пока леди Гвендолен негодовала, обличая низменные вкусы людей, приглашающих гостей в ночные клубы, Долли унеслась мыслями далеко. Она была в «Клубе 400» всего один раз, вместе с Китти и очередным ее приятелем-военным. Клуб располагался в глубоком темном подвале рядом с театром «Альгамбра» на Лестер-сквер: алый шелк стен, плюшевые банкетки, бархатные шторы, словно кто-то выплеснул бокал красного вина на алый ковер.

Смех, суетливые официанты, пары, медленно кружащиеся под музыку. И пока приятель Китти, который перебрал виски и теперь ощущал стеснение в брюках, прижимался к Долли и пьяно шептал, что сделает с ней наедине, она разглядывала золотую молодежь. Эти люди – более красивые, более модные, чем остальные посетители клуба, – проходили за алый канат, где их поклонами встречал маленький человечек с длинными черными усами («Луиджи Росси, – заметила Китти со знающим видом, когда они, спрятавшись на кухне, пили джин с лимоном в доме на Кемпден-гроув. – Ты разве не знала? Он там всем заправляет»).

– На сегодня хватит. – Леди Гвендолен так яростно загасила сигарету, что сбила на пол баночку с мозольной мазью. – Я устала, чувствую себя нехорошо и хочу конфету. Боюсь, мне уже недолго осталось. Прошлую ночь я почти не сомкнула глаз, а все этот шум, этот ужасный шум!

– Бедная леди Гвендолен! – отложив журнал в сторону, Долли вытащила мешочек с леденцами. – А все мистер Гитлер и его самолеты…

– При чем тут самолеты, глупая девчонка? Я про них! С их отвратительным… – леди Гвендолен содрогнулась и театрально понизила голос, – хихиканьем.

– Ах, про них.

– Ужасные девицы! – провозгласила леди Гвендолен, в глаза не видевшая этих самых девиц. – Видите ли, машинистки всегда должны быть под рукой. О чем только думает военное министерство? Я понимаю, их нужно где-то разместить, но почему в моем милом доме? Перегрин прислал письмо, он сходит с ума от одной мысли, что эти создания разгуливают рядом с нашими бесценными семейными реликвиями!

Досада племянника порадовала бы леди Гвендолен, но обида на жизнь, составлявшая основу ее существования, оказалась сильнее ехидства.

Леди Гвендолен взяла Долли за локоть.

– Они ведь не сожительствуют с мужчинами в моем доме, Долли?

– Что вы, леди Гвендолен! Им прекрасно известны ваши убеждения.

– Потому что я этого не допущу. Никакого распутства под моей крышей.

Долли торжественно кивнула. В свое время доктор Руфус поведал ей историю сестры леди Гвендолен, Пенелопы. С юности они были неразлучны, настолько схожие внешностью и повадками, что люди принимали сестер за близняшек, хотя одна была на полтора года старше другой. Они вместе танцевали на балах, вместе гостили в загородных домах друзей, пока Пенелопа не совершила то, за что сестра так и не смогла ее простить.

«Она влюбилась и вышла замуж, – провозгласил доктор Руфус с облегчением рассказчика, добравшегося до коронной фразы повествования, – чем навеки разбила сердце сестры!»

– Что вы, что вы, леди Гвендолен, они не осмелятся, – сказала Долли мягко. – А потом, не успеете оглянуться, война закончится, и они вернутся туда, откуда пришли.

Долли понятия не имела, как будет на самом деле, но искренне надеялась, что это случится не скоро: по ночам они с Китти и остальными девушками отлично проводили время. Однако разве расскажешь такое несчастной страдалице, потерявшей единственную родственную душу?

Леди Гвендолен откинулась на подушки. Язвительная диатриба против ночных клубов, воображаемые картины вавилонского блуда в их стенах, воспоминания о сестре, а также предполагаемое распутство под собственной крышей истощили ее силы. Леди Гвендолен обмякла, словно сдутый аэростат заграждения, который на днях опустился на Ноттинг-хилл.

– Смотрите, леди Гвендолен, какие чудесные ириски, – сказала Долли. – Возьмем одну в ротик – и на бочок.

– Так и быть, – проворчала старая дама, – сосну часок-другой. Только разбуди меня до трех, Дороти, не хочу проспать игру в карты.

– Проспать? Тоже мне придумали, – пожурила Долли хозяйку, опуская конфету в сморщенные старческие губы.

Когда старуха громко засопела, Долли подошла к подоконнику задернуть защитные шторы. Ее взгляд упал на окно дома напротив, и сердце Долли подпрыгнуло.

Вивьен снова была там. Сидела за столом, словно статуя, под заклеенным крест-накрест окном, теребя рукой нитку жемчуга на шее. Долли энергично замахала, но Вивьен, целиком ушедшая в свои мысли, не ответила.

– Дороти?

Долли моргнула. Вивьен (повезло же, зовут как Вивьен Ли) была самой красивой женщиной из всех, кого она знала. Изящной формы лицо, блестящие темно-каштановые волосы, полные губы, накрашенные алой помадой. Широко посаженные глаза под красиво изогнутыми бровями, совсем как у Риты Хейворт и Джин Тирни. Однако не только отличная кожа и превосходные блузки составляли прелесть Вивьен, но и то, как естественно несла она свою красоту. Нитка жемчуга вокруг шеи, коричневый «Бентли», который Вивьен водила до того, как легко, словно пару поношенных ботинок, передала службе «Скорой помощи». Долли бережно собирала любые обрывки сведений о ее непростой истории: осиротела в детстве, выросла в семье дяди, вышла замуж за красивого и богатого писателя Генри Дженкинса, занимающего важный пост в Министерстве информации.

– Дороти? Расправь простыню и подай маску для сна.

Окажись на ее месте любая другая женщина, Дороти ей позавидовала бы. Но Вивьен была особенная. Всю свою жизнь Долли мечтала о такой подруге. Подруге, которая понимала бы ее с полуслова (не то что зануда Кейтлин или пустая ветреница Китти), с которой не стыдно пройтись под руку вдоль Бонд-стрит, и чтобы все встречные оборачивались и шептались, восхищаясь их длинными ногами, их шармом и беззаботной элегантностью. Наконец-то ее мечты сбывались. С первого мгновения, когда они встретились взглядами и обменялись понимающими улыбками, каждая почувствовала в другой родственную душу.

– Дороти!

Долли подпрыгнула на месте и отвернулась от окна. Раскрасневшаяся леди Гвендолен – гора фиолетового шифона и перевернутых подушек – вертелась на месте, грозно хмуря брови.

– Я потеряла маску для сна!

– Давайте поищем вместе! – воскликнула Долли, еще раз взглянула на Вивьен и задернула шторы.

Поиски увенчались успехом: маска лежала на кровати, примятая увесистым левым боком леди Гвендолен. Долли сняла с головы старой дамы темно-красный тюрбан, водрузила его на мраморный бюст, стоящий на комоде, и занялась маской.

– Осторожнее, – буркнула леди Гвендолен. – Ты сейчас меня задушишь.

– Что вы, леди Гвендолен, как можно!

– Хм. – Старуха высоко откинулась на подушки, ее лицо, словно остров, возвышалось над океаном жировых складок. – Семьдесят пять лет, и что я имею? Оставленная всеми, кого любила, в компании девушки, которая заботится обо мне за деньги.

– Ну что вы говорите, леди Гвендолен, – пожурила Долли хозяйку, словно капризного ребенка, – я заботилась бы о вас, даже если бы вы не платили мне ни пенни.

– Да-да, – пробормотала старуха, – и хватит об этом.