Ведьма и закон - Чепенко Евгения - Страница 54

Лик снова попытался продраться сквозь пульсирующую головную боль и вникнуть в смысл написанного, только на этот раз принялся изучать документы вслух.

– Крупнейшая в мире научно-исследовательская многопрофильная организация… Лаборатории… Да, да. – Эйдолон уныло вздохнул. И ведь как только, коза, маячок нашла? – Академик Ростислав Зайцев. Урожденный маг, двести семнадцать лет. С отличием окончил медицинскую школу Асклепия… ординатуру на кафедре гематологии, аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию на тему «Патогенез и…» Да, да, умен был дальше некуда, – недовольно прервал сам себя Лик и вновь вздохнул. – Ассистент кафедры гематологии, …защитил докторскую, возглавлял… получил звание профессора… академик… возглавлял научно-исследовательское отделение трансплантации костного мозга… Все-то он «возглавлял»! Возглавленец.

Бог опять поморщился. С чтением вслух выходило из рук вон плохо: на старика ворчливого больше тянет по поведению. Именно поэтому дальнейшую документацию Ликург изучал молча.

Зайцев представлял собой весьма яркую и незаурядную личность. Его род не относился к элите «братства древней крови», и оттого по силе магии он многократно проигрывал любому новорожденному, скажем, тех же Козловых (Маруся не в счет). Хоть бы живой вернулась. Но слабое маниту не помешало ему достигнуть баснословных высот на поприще научном. Стоит хотя бы упомянуть, что Зайцев был одним из участников проекта «особых», пока в какой-то момент неожиданно для коллег не покинул научную группу. Замену ему нашли быстро – от желающих на той стадии популяризации проекта уже отбоя не было, но поступок Ростислава для многих так и остался загадкой.

Однако, если верить заключениям аналитиков, которые в данный момент держал в руках Лик, Зайцев имел веские причины для ухода. Всего неделю спустя, когда пресса все еще перемывала его кости, он организовал закрытую лабораторию на базе подвластного ему ГНЦ. В сопровождающей документации речь шла о часто в последнее столетие возникающем вопросе совместимости плазмы крови живых организмов обоих миров. Вопрос щекотливый, загнанный по этическим нормам в жесткие законодательные рамки, поддающийся частой, не требующей обоснования внеплановой ревизии и оттого редко кем разрабатываемый. Организовать подобную лабораторию сродни приглашению на ПМЖ всего состава «безопасников», независимых медиков и «Древо жизни» одновременно – отважно, похвально, но глупо.

В итоге рабочую группу со всеми их промежуточными результатами шерстили постоянно, не находя никаких больших подвижек в исследованиях. Так продолжалось больше десяти лет, пока в прессу не просочилась информация о якобы созданных в ГНЦ первых экспериментальных образцах человеческой плазмы, пригодных для переливания созданиям с вырожденным маниту.

В центр в целом и к Зайцеву в частности тут же нескончаемым потоком хлынули проверяющие всех рангов и мастей. Профессору пришлось не только защищать своих сотрудников и исследования, но и себя самого, так что история существования скандальной лаборатории закончилась так же внезапно, как и началась.

Лик попытался вникнуть в прилагаемые к делу копии бумаг, изъятых непосредственно на месте предполагаемого преступления, но вышло у него это с трудом. Во-первых, головная боль мешала, во-вторых, от патрулей по-прежнему не было никаких известий. В зоны видимости камер две женщины на метле попали только дважды и лишь в центральной части города, так что единственное, чем располагал Эйдолон, – это предполагаемое направление движения своих подчиненных – север. Оказалось, Козлова при желании могла быть неплохим конспиратором.

Мысли сами собой метнулись к Кринос, к прошлому, ее голосу, глазам и улыбке. Лик устало прикрыл веки, стараясь отогнать неуместные воспоминания. Настроение мгновенно упало от отметки «ниже нуля» до «хуже некуда». Не первый прерванный на жизненном пути роман, но наиболее болезненный из всех, что, признаться, неудивительно, учитывая физический возраст Эйдолона. Кри не была настолько особенной, насколько Лику того хотелось, – одаренная фея, как сотни других. Беда заключалась в ином: бог подошел к той переломной характерной родовой черте, когда каждый представитель мужского пола Эйдолон волею мироздания готов и физически и морально создать пару для зачатия потомства. Длится период не больше трех лет, но за это время инстинкт привносит немало трудностей в жизнь мужчины. И главная трудность – полное отрицание участия родовой черты в отношениях с противоположным полом, так что вошедший в этот трехлетний период остается слеп как крот. Есть, правда, у инстинкта и один плюс: в случае расставания с той самой «идеальной» отрицательные эмоции настолько сильны, что отравляют надолго всякую веру в любовь.

Лик злорадно улыбнулся. На ближайшие два с половиной года мыслей о браке не возникнет, а там и срок минует. Бог снова погрузился в работу.

Если трактовать намеки воздыхателя Козловой напрямую, то выходит, что в Иномирье существует абстрактная группа людей или созданий со смешанной кровью. Ликург потер глаза, пытаясь охватить масштаб поиска. По-хорошему выбить признание из Дингира. Так нет же, сволочь, знал, что после своей выходки окажется в государственном закрытом лазарете для душевнобольных. Сунься сейчас к нему до медицинского освидетельствования и получишь взыскание, а если Ярослав не прикроет да судья попадется нелояльный, то вовсе в личное дело внесут. Самому все равно как иглу в стоге сена искать. Пойди туда, найди чего-нибудь оранжевого цвета – примерно так на данный момент выглядела задача. Надо составлять запросы в «1А» и «1Б».

Ликург постарался успокоиться, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Единственный вариант – отталкиваться от официально исследуемой в лаборатории болячки, а значит, придется побеседовать с кем-то из состава участников десятилетнего эксперимента. Эйдолон пролистал папку в начало и просмотрел список имен. Бо?льшая часть созданий по-прежнему состояла в штате ГНЦ – они Лика интересовали в последнюю очередь, свои своих не заложат, но было двое, покинувших стены родного научного центра, – они-то и требовались богу. Ведь не каждый день пенаты[9] покидают очаг, к которому, несомненно, в силу происхождения привязались. Прелюбопытнейший факт сложился. Не было б похмелья, заметил бы сразу.

В дверь осторожно постучали.

– Да?

– Лик, к тебе можно? – мягко поинтересовалась Горица.

Русалка слышала, как в кабинете громыхнул стол и отодвинулся стул. Маруся рядом закрыла ладонью глаза и вжала голову в плечи. Зверобой, поначалу просто развеселившийся при появлении двух опальных дев, теперь и вовсе угорал, опершись задом о стену с экранами. Такого спектакля в группе ему видеть еще не приходилось.

Дверь распахнулась, и прозрачные глаза бога уставились на подчиненную.

– Где вы были? Почему без выездного?

– Да мы по частному делу, в центр к бабе Бере, – тепло, успокаивающе проговорила берегиня.

Ее убаюкивающие интонации подействовали на бога почти мгновенно. По-видимому, он не ожидал применения целебной магии в свой адрес, а потому оказался открыт для ее воздействия. Прозрачные омуты стали светиться чуть меньше. Маруся даже дышать перестала, лишь бы подольше оставаться незаметной.

– Иму просто совсем извелся, а Руся сказала, что у ее бабушки есть зелье нужное. – Горица произносила слова и сама не верила, что Лик поверит. Никогда раньше не приходилось прикидываться дурочкой, она и сегодня не собиралась, если б Козлова посреди улицы театрально не бухнулась на колени и не заорала во всю свою луженую глотку: «Дорогая, я все сделаю, что захочешь!»

А они остановились не где-нибудь, а прямо под островом, чтобы вызвать на помощь Женю. Козлова была уверена, что секретарь Ярослава поможет им пройти незамеченными мимо КПП, так и случилось. Горица испытывала к дочери Атума двоякое чувство. С одной стороны, та была человеком и любопытна в поведении, в диалоге, но с другой, она с младых ногтей жила с приемным отцом в этом мире и давно перестала мыслить как человек.