Игра ангела - Сафон Карлос Руис - Страница 26

— Зайдите на минутку, Мартин.

— В другой раз, сеньор Семпере.

— Сделайте одолжение.

Он взял меня за локоть и втянул внутрь магазина. Я проследовал за ним в подсобное помещение, и там он усадил меня. Он налил в два бокала нечто, что казалось гуще смолы, и жестом велел выпить напиток залпом. Свой бокал он тоже осушил до дна.

— Я полистал книгу Видаля, — сказал он.

— Триумф сезона, — обронил я.

— Он знает, что роман написали вы?

Я пожал плечами:

— Какая разница?

Семпере посмотрел на меня таким же взглядом, каким когда-то смотрел на восьмилетнего мальчика, явившегося к нему в дом в синяках и с выбитыми зубами.

— Вы хорошо себя чувствуете, Мартин?

— Превосходно.

Семпере едва заметно покачал головой, встал и взял что-то с одной из полок. Я увидел, что он держит в руках мой роман. Букинист с улыбкой протянул мне книгу и ручку:

— Не откажите в любезности, подпишите.

Едва я закончил писать посвящение, как Семпере забрал у меня книгу и торжественно поместил ее на почетную витрину за прилавком, где хранились драгоценные первые издания, не подлежавшие продаже. Это была личная сокровищница Семпере.

— Вы вовсе не обязаны это делать, сеньор Семпере, — пробормотал я.

— Я это делаю потому, что таково мое желание, и повод более чем достойный. Книга — часть вашей души, и, если уж на то пошло, моей тоже. Я поставлю ее между «Отцом Горио» и «Воспитанием чувств».[24]

— Это святотатство.

— Глупости. Это одна из лучших книг, проданных мною за последние десять лет, а я продал их множество, — сказал мне старик Семпере.

Лестные слова Семпере едва поколебали ледяное непроницаемое безразличие, постепенно охватившее меня. Я не спеша прогулялся до своего жилища. Вернувшись в дом с башней, я налил на кухне стакан воды, и когда пил ее в темноте, меня разобрал смех.

На следующее утро мне нанесли два светских визита. Первым явился Пеп, новый шофер Видаля. Он привез приглашение от своего хозяина на обед в ресторан «Maison Doree». Несомненно, речь шла о праздничном пиршестве, обещанном мне некоторое время назад. Пеп точно одеревенел, и ему явно не терпелось поскорее разделаться с поручением. Непринужденность, отличавшая прежде его манеру обращения со мной, испарилась бесследно. Он не захотел войти и предпочел подождать на лестнице. Пеп протянул записку Видаля, избегая смотреть мне в лицо, и, как только я пообещал явиться на свидание, ушел не попрощавшись.

Со вторым визитом спустя полчаса к моему очагу пожаловали оба моих издателя в сопровождении угрюмого на вид господина, в котором я опознал их адвоката. Траурно-воинственное настроение гротескной троицы не оставляло сомнений относительно цели их посещения. Я пригласил их в галерею, где они уселись рядышком на диван по росту в порядке убывания — слева направо.

— Что-нибудь выпьете? Рюмочку цианистого калия?

Я не ожидал улыбок и не получил их. После краткой преамбулы в исполнении Барридо по поводу колоссальных убытков, которыми грозит издательству провал «Шагов с неба», слово взял адвокат, лаконично обрисовавший состояние дел. Он сказал открытым текстом: если я не вернусь к работе в своем воплощении Игнатиуса Б. Самсона и не представлю через полтора месяца рукопись «Города проклятых», мне предъявят иск за нарушение условий контракта, нанесение ущерба и убытков и еще по пяти или шести пунктам, которые я проглядел, не придавая им до сих пор должного значения. Однако имелись и хорошие новости. Барридо и Эскобильяс, хотя и были уязвлены моим поведением, нашли в себе силы проявить чудеса щедрости, дабы сгладить все шероховатости и вновь заключить взаимовыгодный союз о дружбе и сотрудничестве.

— Если желаете, можете приобрести по льготной цене в размере семидесяти процентов от продажной остаток тиража «Шагов с неба». Мы вынуждены констатировать, что на роман нет спроса и нет смысла включать его в заявочный лист, — пояснил Эскобильяс.

— Почему бы вам не вернуть мне авторские права? В сущности, вам они не стоили ни гроша, и вы не рассчитываете продать ни одного экземпляра.

— Мы не можем так поступить, друг мой, — возразил Барридо. — Хотя никакого аванса вам не платили, тем не менее издание потребовало весьма значительных вложений со стороны фирмы. Контракт вы подписали на срок двадцать лет, и он автоматически продлевается на тех же условиях в случае, если издательство пожелает реализовать свои законные права. Поймите, пожалуйста, что мы тоже должны что-то получать. Нельзя же заботиться только об авторе.

По завершении его выступления я предложил трем сеньорам на выбор: убраться самостоятельно или быть вытолканными взашей. Прежде чем дверь захлопнулась у них перед носом, Эскобильяс соизволил наградить меня своим фирменным злобным взглядом.

— Мы ждем ответа в течение недели, или вам конец, — процедил он сквозь зубы.

— Через неделю вы и ваш идиот компаньон будете покойниками, — хладнокровно ответил я, плохо понимая, что заставило меня это сказать.

Вторую половину утра я провел, созерцая стены, пока колокола церкви Санта-Мария не напомнили мне, что пора собираться на встречу с доном Педро Видалем.

Видаль ждал меня, заняв лучший столик в зале. В руках он нежил бокал белого вина и слушал пианиста, который наигрывал пьесу Энрике Гранадоса[25] бархатными пальцами. Увидев меня, Видаль встал и радушно протянул руку.

— Поздравляю, — сказал я.

Видаль невозмутимо улыбался, дожидаясь, пока я усядусь, и только потом сел сам. Последовала минутная пауза, заполненная звуками музыки, а также взглядами персон из высшего общества, которые приветствовали Видаля издалека или же подходили к столику, чтобы поздравить его с успехом, о котором только и говорили в городе.

— Давид, ты не представляешь, насколько я сожалею о том, что произошло, — начал он.

— Не сожалейте, лучше наслаждайтесь.

— Думаешь, это так много значит для меня? Лесть горстки неудачников? Я мечтал о твоем триумфе.

— Простите, что вновь разочаровал вас, дон Педро.

Видаль вздохнул.

— Давид, я не виноват, что на тебя открыли сезон охоты. Ты не просишь, ты требуешь во весь голос. Ты уже большой мальчик и должен понимать, как делаются такие вещи.

— Просветите меня.

Видаль прищелкнул языком, словно мое простодушие оскорбляло его в лучших чувствах.

— А чего ты ожидал? Ты не член стаи. И никогда не станешь. Ты не хотел быть как все и думаешь, тебя простят. Ты замкнулся в своей башне и полагаешь, что выживешь, не присоединившись к общему хору, и сойдешь за своего. Ты ошибаешься, Давид. Всегда ошибался. Игра идет другая. А если хочешь сыграть по своим правилам, пакуй чемоданы и уезжай куда-нибудь, где ты сможешь стать хозяином судьбы, если такое место найдется. Но если останешься здесь, следует присоединиться к общине, какой бы она ни была. Все очень просто.

— Вы следуете этому принципу, дон Педро? Не выделяться в общине?

— А мне это не нужно, Давид. Я их кормлю. Чего ты тоже никогда не понимал.

— Вы бы удивились, узнав, как быстро я постигаю науку. Но не беспокойтесь, поскольку все эти рецензии не имеют ровным счетом никакого значения. Так или иначе, завтра никто о них и не вспомнит: ни о ваших хвалебных, ни о моих разгромных.

— Тогда в чем проблема?

— Пусть все идет своим чередом.

— Эти два сукиных сына? Барридо со своим стервятником?

— Забудьте, дон Педро. Как вы сказали, я сам кругом виноват. Больше никто.

Возник maitre[26] с вопрошающим выражением в глазах. Я в меню не заглядывал и даже не собирался.

— Как обычно, на двоих, — распорядился дон Педро.

Maitre с поклоном удалился. Видаль посмотрел на меня точно на хищного зверя, посаженного в клетку.

— Кристина не смогла прийти, — проронил он. — Я принес вот это, чтобы ты ей надписал.