Бессердечный (СИ) - Барлоу Елена - Страница 23

Девушка, которая раскрыла мне глаза на Мэтта и Энни, и которой я посвятил одну из лучших своих песен, спит на моём диване — с этими мыслями я сам пытался заснуть. Долго не мог.

Потом случилось то, из-за чего я больше никогда не посмотрю на Дэни иначе... Иначе, чем теперь. Не знаю, благодарить ли природу за это, или проклинать, но именно из-за этого всё изменилось.

Заснуть я так и не смог, хотя очень устал. В котором часу, не помню, но было ещё рано, я вдруг услышал её осторожные шаги на лестнице, потом в коридоре, разделяющем мою спальню и кабинет. Притворяясь спящим, я краем глаза видел, как Дэни прошла мимо моей постели, в ванную комнату, закрыла дверь... Бедная моя девочка! Я же не сказал ей, что есть ещё одна ванная, на первом этаже. С тяжёлой головой и мыслями, как позже я понял, не совсем трезвыми, я поднялся, приоткрыл дверь ванной комнаты и забрал одежду Дэни: чулки, юбку и водолазку, которые лежали на полу. До нижнего белья не дотянулся, крюк для одежды был слишком далеко от двери и слишком близко к душевой кабине, где была она... Я не хотел, чтобы она услышала.

Я вспомнил, что где-то в шкафу у меня завалялся халат, который я мастерски позаимствовал в «Holiday Inn», когда приезжал в Нью-Йорк. Его и взял, встал у двери и дождался, пока Дэни выглянет. Она открыла дверь, и я тут же узнал запах моего шампуня. О Боже... А я то думал, что у меня больше не встанет... Так что там твердил врач?

Она была вся мокрая, закутанная в одно лишь банное полотенце, вся в капельках воды, и её кожа пахла моим гелем для душа, и от неё шёл пар... Не знаю, сколько я так пялился на неё, но, когда она решительно позвала меня по имени и спросила, куда я дел её одежду, я просто соврал, что положил всё стирать. Затем отдал халат и извинился. Конечно же, она была недовольна. Но я перетерпел её брезгливое выражение лица и закрытую перед моим носом дверь. Ничего, не всё сразу, верно?

Когда она вышла (в одном только халате, мать его!), я сидел на кровати. Один из нас явно чувствовал себя некомфортно или неловко. Когда она предложила позвонить моей матери через пару часов, я встревожился. Я совсем забыл... Так и не рассказал ей правду. Уже предугадывая её реакцию, я собрался с духом и выпалил, наконец, что мать уехала по работе (гостиничное хозяйство — штука не такая уж и простая), и это случилось уже три дня назад; что все выходные Дэни я провёл в студии и работал, и кроме парней в это время со мной никого не было. И что мать всё это время думает, что я сижу дома, под присмотром своей сиделки... Знаю, я рисковал, и, если бы вдруг почувствовал себя дурно, рядом не было бы ни сиделки, ни матери, чтобы быстро среагировать.

Дэни смотрела на меня, как на чокнутого, как на идиота! Я заслужил, я знаю. Я так ей и сказал. Единственное, о чём она спросила, стоя босиком напротив моей постели, в этом своём (моём!) широком халате, было: «почему ты не позвонил мне, когда у меня были выходные?»

Я ответил, что это были её заслуженные выходные. И дёргать её из-за нескольких часов репетиций я не решился. Дэни лишь закатила глаза, и я заметил, как сжались её кулаки. Но она промолчала. Видимо, ей стоило больших трудов не накричать на меня.

Она махнула рукой и уже собралась уходить, сказав, что идёт досыпать. Я до сих пор не пойму, зачем сделал то, что сделал потом, но это произошло... Я не хотел, чтобы она уходила. Я не хотел, чтобы она засыпала там, внизу, думая о том, какой я большой ребёнок и придурок. Я не хотел, чтобы эта ночь закончилась так... скверно.

Я сделал вид, проще говоря, притворился, что мне стало плохо: согнулся, замычал, сжав голову руками — Дэни тут же оказалась передо мной. Встав на колени, она принялась ощупывать моё лицо... Она пахла невероятно, и у меня действительно закружилась голова. И её пальцы... тёплые, нежные, касались моих шрамов, а взгляд был внимательным, сосредоточенным.

Эрик заманивает Кристину в своё логово, под здание парижской Оперы. Здесь он хочет её сломить и заставить любить его. Положить рядом с собой в гроб и уснуть навечно. Такой же эгоист, как и иные представители рода человеческого.

Силясь не делать голос чересчур жалостливым, дабы не переиграть, я попросил Дэни остаться со мной. Она посмотрела на постель, затем снова на меня... И долго тянула с ответом. Тогда я снова «надавил» на то, что мне дурно. Бедный я, бедный... Потом она вздохнула и, включив светильник, пошла вниз, за одеялом и подушкой. Дэни легла с левой стороны, закутавшись в одеяло, как в кокон, и мне показалось, что она слишком далеко от меня, на самом краю. Вот-вот бы и свалилась. И, что самое удивительное, я быстро заснул... Кажется, последнее, о чём я подумал, был один из этих фильмов восьмидесятых годов, где маньяк лежит на постели с девушкой, которая даже не подозревает о его присутствии.

Уж Призрак парижской Оперы точно никогда не ложился с Кристиной в одну постель. По сравнению со мной, он не так далеко зашёл.

Я проснулся вне времени, голова гудела, как после бурной пьянки, а тело горело, словно я был болен... Я был, но не так уж чтобы... Еле-еле поднялся, пошёл и умылся — не помогло. Я себя не чувствовал, не мог определить, жар это или просто самовнушение. И, когда я вернулся в кровать, до меня дошло: Дэни выпуталась из своего кокона, видимо, во сне, и её правая нога касалась моих ног, под моим одеялом. Её кожа на моей... Ясно, почему я ощутил это, ещё не проснувшись.

Я осторожно повернулся к ней, долго смотрел ей в лицо, на приоткрытые губы, которые я так сильно хотел поцеловать. Что и сделал, быстро и едва ощутимо. Она не просыпалась. Не проснулась, даже когда я стянул с неё одеяло до талии, тихонько развязал пояс халата и положил ладонь на её живот. Я слышал только собственное дыхание, и моё сердце колотилось так, что я на мгновение испугался: а не умру ли я здесь, от переизбытка эмоций?

Но она была такая мягкая, и её кожа — гладкая, не такая горячая, как моя, и без единого изъяна. Ослеплён я был желанием, сошёл ли с ума, не знаю, но я встал на колени, склонился над ней и раскрыл этот чёртов халат. Было темно, но недостаточно, чтобы я не видел её. Может быть, ей далеко до Энни... да, воспоминания о близости с ней и её теле ещё долго будут меня терзать... но в это утро я держал в своих руках настоящий подарок, который я сам себе объявил.

Дэни действительно кажется младше своих лет, но только кажется. Со всей этой её дешёвой, мальчишечьей одеждой... Она просто хоронит свою женственность. Но один только взгляд на её тело — так близко ко мне, тёплое и нежное — заставил меня дрожать, и я послал всё то разумное, что во мне оставалось, к чертям...

Я снова её поцеловал!

Я ласкал её живот, сжимал ягодицы, пока был не в силах оторваться от её губ, и добился результата — она вздохнула, повернулась на бок, ко мне, и обняла меня; её нежные руки обвили мою шею! ОНА ХОТЕЛА МЕНЯ!

И вот тогда мне стоило остановиться... Я должен был себя заставить, но не смог. Я просто пропал, спятил, обезумел. Я сам себя не узнавал.

Не помню, как, но я снял с себя рубашку, бросил её на пол; хотел расстегнуть на Дэни бюстгальтер, но, блять, это оказалось труднее... и просто отнимало время. Я дышал ей в шею, её кожа пахла мятой и ментолом, кажется... Мои пальцы уже скользнули ей в трусики, и я мигом почувствовал, какая она влажная. Она ждала меня, хотела, и я хотел... В конце концов, мы с ней оба — взрослые, самостоятельные люди, которые занимаются сексом, и всё хорошо... Вот, чем я себя утешал. Но было поздно. И я просто облажался.