Перезагрузка - Тинтера Эми - Страница 48

Странное это было общество.

Десмонд заметил, что я смотрю на них, и сдвинул брови. Взгляда он не отвел, продолжая стоять, прислонясь спиной к кухонной стене и скрестив ноги в тяжелых черных ботинках. Он громче других повстанцев выступал против помощи мне. «Не собираюсь подыхать за них!» – так он выразился, и я могла его понять. А еще он был одним из тех в этой комнате, кто ни капельки не боялся нас, и я не знала, что и думать.

Перед нами с Адди возник невысокий мужчина.

– Это тебя взяли на задании прошлой ночью? – спросил он, криво улыбаясь и уперев руки в бока.

– Ага, – ответила она, настороженно взглянув на меня.

– Значит, это ты побывала на Первой улице? Или кто-то из твоего отряда?

– Да, – удивленно подтвердила она. – Меня послали туда, но объекта не оказалось дома.

Мужчина хохотнул.

– Так это ж я был! – Он победно вскинул руки. – Снова удрал!

– Вы Генри? – со смехом спросила Адди.

– Он самый, – осклабился тот и удалился в кухню к мятежникам.

Адди проводила его взглядом.

– Странные они, эти люди. – Она поставила локоть на колено и подперла рукой голову. – Но нам без них, понятно, не обойтись.

– Нам? – вскинула я брови. Мы так и сидели за диваном, Каллум молчал и не двигался.

– Только не говори, что ты собралась вломиться в КРВЧ в одиночку.

– Я просто не сообразила, что ты хочешь помочь.

– Там все мои друзья. Конечно хочу. – Она покосилась в сторону кухни. – Вот бы папа пришел! Мы бы поговорили.

– Вряд ли ему удалось выбраться из Розы.

– Ага. – Она чуть нахмурилась. – Поверить не могу, что он работает на КРВЧ. То есть я знаю, что он за повстанцев, но все равно. Это странно.

– А что, он там не работал, когда вы в последний раз виделись? – спросила я.

– Ни в коем случае, – фыркнула она. – Я не видела его с тех пор, как умерла шесть лет назад, – наверное, персонал меняется, но он ненавидел КРВЧ. Я умерла дома от КДХ, а когда перезагрузилась, он спрятал меня. Сказал, что не отдаст меня КРВЧ.

– Ты шутишь. Надолго? – Из родителей мало кто оставлял у себя перезагрузившихся детей, хотя меня не очень удивило, что Леб был из таких.

– Всего на пару недель. В конце концов наступила ясность, и я поняла, что он не сможет скрывать меня вечно. Его бы схватили. Поэтому однажды он отправился на работу, а я просто ушла. Явилась в медицинский центр и назвалась сиротой.

Это объяснило, почему Леба, имевшего ребенка-рибута, приняли на службу в КРВЧ. Там ничего не знали.

Каллум что-то промычал, я повернулась к нему. Он сидел, привалившись к спинке дивана, и тупо смотрел в стену. Я взяла его за руку, но прошло несколько секунд, прежде чем он моргнул и посмотрел на меня. Взгляд его даже не фокусировался.

– Все нормально? – спросила я. – Поесть хочешь?

Он не ответил. Глаза его сверкнули в сторону людей, рот открылся в хищном оскале, и раздалось глухое рычание. Я быстро отдернула руку и отпрянула, когда он забился в своих путах. Люди обернулись на шум, и из толпы выступил Тони.

– Почему вы не отнесли его в спальню? Нечего ему тут делать.

Адди подхватила Каллума за ноги, я – под мышки. Он извивался всем телом, и Адди поспешила в коридор, где распахнула вторую дверь справа.

В комнате не было ничего, кроме кровати и небольшого комода. В углу лежала небольшая стопка одежды да несколько книг – Каллум вряд ли нанес бы большой ущерб, начни он бушевать и пытаться сбросить веревки.

Мы уложили его на постель, и Каллум перестал сопротивляться, когда я положила ему на лоб руку и запустила пальцы в волосы. Он слабо улыбнулся перед тем, как закрыть глаза, и мне захотелось лечь рядом.

Адди выскользнула из комнаты, и на пороге возник Тони, который жестом велел мне идти за ним. Я вышла в коридор и притворила дверь.

– Значит, вот какие дела, – негромко произнес Тони, быстро оглянувшись на собравшихся в кухне людей. – У тебя много сторонников, готовых помочь.

Такого я не ожидала, судя по отрывочным репликам, которые доносились до меня, не говоря уже о взглядах в мою сторону.

– Однако нам нужна пара недель на подготовку, чтобы сработать наверняка, – продолжил он. – Мы поищем оптимальные пути входа и выхода; возможно, попробуем поставить наших людей на ключевые посты в ночь штурма. Но… – Он посмотрел на дверь спальни. – Они не велели мне говорить, но я считаю, что ты должна знать.

– О чем? – Я почувствовала, как подкосились ноги.

– У антидота существует окно возможности. Если прождать слишком долго, а процесс зайдет далеко, то он не поможет.

Я проглотила комок и не своим голосом спросила:

– Что за окно? Сколько у меня времени?

– Двух недель точно нет, – ответил он. – Поэтому они и хотели, чтобы я молчал. Я скажу так: стадия, возможно, еще приемлемая, но времени мало. Как давно он такой?

– Недомогание и трясучка появились дня три назад. Но отключаться он начал только вчера.

Тони скривился и провел рукой по волосам.

– Ну да. Времени в обрез.

– Сколько?

– Не знаю. Это новая программа; медики еще сами толком не разобрались. Некоторым продолжают вводить инъекции без перерывов, чтобы посмотреть, что будет, и это плохо. Но я бы сказал… возможно, сутки. Не исключено, что и больше, но риск велик.

Я уперлась рукой в стену, потому что мир пошатнулся и я побоялась упасть.

– Значит, идти надо сегодня ночью.

– Да.

Я на секунду прикрыла глаза.

– Какой в этом смысл? КРВЧ хочет от нас избавиться?

– О нет. Вы, ребята, им позарез нужны, но только как агрессивные, безмозглые солдаты. Они пока не добились этого, особенно от унтер-шестидесятых. А теперь решение найдено. Или будет найдено, если добьются желаемого эффекта.

По сути, им нужны были такие же, как я. Те, у кого почти полностью отсутствует свобода воли. Я глубоко вздохнула и кивнула:

– Хорошо. Я пойду сегодня независимо от того, поможете вы мне или нет. Так и передайте.

– Я так и думал, – улыбнулся он краем рта.

Когда он уже повернулся, чтобы уйти, я придержала его за рубашку. Мне пришлось потрудиться, чтобы изгнать из своего взгляда малейшее подозрение, но это, конечно, не удалось.

– Зачем вам освобождать рибутов? – спросила я. – Что с вами стряслось?

Он рассмеялся и поднес ладонь ко рту.

– Со мной?

– Да. Вы помогали рибутам бежать и просто отпускали?

– Не отрицаю. Это и правда был единственный выход.

– Какой выход?

– Мы хотим избавиться от КРВЧ. Иметь равные доли в пище, лекарствах и всем остальном, что КРВЧ раздает живущим за стеной, – нас-то она считает пропащими. Нам не справиться с КРВЧ, если все вы останетесь на ее стороне.

– Но КРВЧ защищает вас, – возразила я, повторив мантру, которую твердила все пять лет, пока была рибутом. – От нас, от вирусов, от преступников…

– Спорный вопрос, – отозвался Тони, вскинув брови. – Сначала, наверно, так и было, но не сейчас. Почти все эти преступники, – закатил он глаза, – за которыми вы гонялись, были из наших. Или просто теми, кто задумал какое-то безумство – не знаю что: оставить дома своего восьмилетнего ребенка, который умер, а потом ожил. Все купились на байку, которую КРВЧ сочинила про вас – дескать, бездушные твари. Большинство людей так ни разу и не пообщались с рибутом.

Он говорил дело. Люди встречались с нами лишь по ночам, когда мы на них охотились. Нам редко позволяли перемолвиться с ними словом.

– Идем, – позвал Тони, мотнув головой в сторону кухни. – Если выступаем сегодня, надо разработать план.

Я заглянула в спальню, но Каллум лежал спокойно, глаза его были закрыты. Мне хотелось остаться с ним, но Тони был прав. Нельзя просто ворваться в здание КРВЧ и понадеяться на удачу. Нужен план.

Вслед за Тони я вошла в кухню, поманив за собой Адди. Люди сидели за столом и за стойкой, стояли группами; при виде нас все смолкли.

– Сегодня или никогда, – объявил Тони. Он положил руку мне на плечо, и я подскочила, толкнув Адди. – Это предложение Рен.