Пелагия и Черный Монах - Акунин Борис - Страница 54

У потрясенной Полины Андреевны сейчас не было времени прозреть до конца возможные мотивы чудовищного замысла, но она твердо знала одно: женское честолюбие непомернее и абсолютнее мужского; если же чувствует с чьей-либо стороны угрозу, то способно на любое коварство и любую жестокость. Разъяренную "императрицу" нужно было вывести из заблуждения относительно намерений псевдопаломницы (уж араратские мужчины, да и вообще мужчины, Полине Андреевне точно были ни к чему), иначе в озлоблении Лидия Евгеньевна совершит еще одно злодеяние. Что уж ей теперь, после всех предыдущих!

Стянутые в запястьях руки потянулись к кляпу, но как бы не так: ловкий моряк соединил ручные путы с ножными, так что дотянуться до тугого узла на затылке было невозможно.

Пленница замычала, давая понять, что хочет высказаться. Получилось жалостно, но Лидия Евгеньевна не смилостивилась.

- Разжалобить хочешь? Поздно! Других я тебе еще простила бы, но его никогда! - Ее глаза сверкнули такой ненавистью, что Полина Андреевна поняла: эта слушать все равно не стала бы, она уже всё для себя решила.

Кого Лидия Евгеньевна отказывалась ей простить, Лисицына так и не узнала, потому что обвинительница гордо подбоченилась, простерла вниз руку жестом римской императрицы, обрекающей гладиатора на смерть, и объявила:

- Приговор тебе уже вынесен и сейчас будет исполнен. Иона, ты сдержишь клятву?

- Да, царица, - хрипло ответил капитан. - Для тебя всё, что захочешь!

- Так приступай же.

Иона пошарил в темном углу и извлек откуда-то железный лом. Поплевал на руки, взялся покрепче.

Неужто проломит голову? Полина Андреевна зажмурилась.

Раздался хруст, треск выламываемых досок.

Она открыла глаза и увидела, что богатырь с размаху проломил борт - и, кажется, ниже ватерлинии, потому что в дыру хлынула вода. А капитан размахнулся и ударил снова. Потом еще и еще.

И вот уже из четырех проломов на пол, булькая, потекли черные, масляно посверкивающие струи.

- Довольно, - остановила разрушителя Лидия Евгеньевна. - Хочу, чтобы это длилось подольше. А она пусть воет от ужаса, проклинает день и час, когда посмела вторгнуться в мои владения!

Объявив страшный приговор, госпожа Борейко поднялась по лесенке на палубу. Иона грохотал следом.

Пола было уже не видно - он весь покрылся водой. Полина Андреевна подняла на сиденье ноги, потом с трудом выпрямилась, вжимаясь спиной в борт.

Какая мерзость! Вода выгнала из щелей мышей, и те с перепуганным писком полезли вверх по панталонам приговоренной.

Сверху донесся злорадный смех:

- Вот уж воистину княжна Тараканова! Закрывай! Лестница уехала в люк, захлопнулась крышка, в трюме стало темно.

Сквозь доски потолка слышался разговор убийц. Женщина сказала:

- Дождись на берегу, пока не затонет. Потом приходи. Может быть, получишь награду. Ответом был восторженный рев.

- Я сказала: может быть, - окоротила ликующего Иону Лидия Евгеньевна.

Удаляющиеся шаги. Тишина.

В мире, который для госпожи Лисицыной сейчас сжался до размеров деревянной клетки, не было ничего кроме мрака и плеска воды. Обидней всего гибнущей Полине Андреевне сейчас показалось то, что ее письмо владыке - пускай ошибочное в своей дедуктивной части, но все равно многое растолковывающее и проясняющее - утонет вместе с нею. Так никто и не узнает, что Василиск - не фантом и не химера, а злая игра преступного разума.

И все же нельзя было сдаваться - до самой последней минуты. Лишь когда все человеческие возможности исчерпаны, дозволяется смириться с неизбежным и довериться промыслу Божию.

Только вот возможности связанной и запертой в ловушке Полины Андреевны были куда как немногочисленны.

Вынуть кляп было нельзя, развязать руки тоже.

Так нужно попытаться распутать ноги, сказала она себе. Опустилась на корточки - и точно, пальцы нащупали на щиколотках веревку.

Увы: узлы были непростые, а какие-то особенно мудреные - должно быть, морские - и так сильно стянуты, что ногтями никак не подцепить.

Судя по плеску, вода поднялась уже почти вровень с сиденьем. Где-то совсем близко пищала мышь, но Полине Андреевне сейчас было не до женских страхов. Вцепиться бы в узел зубами! Она скрючилась в три погибели, взялась покрепче за тряпку, что стягивала лицо, потянула книзу - чуть не вывихнула нижнюю челюсть, да еще от рывка в грудь кольнуло чем-то острым.

Что это?

Спицы, вязальные спицы. Ведь под рубашкой мешочек с рукодельем.

Лисицына быстро сунула руки снизу под рубашку, нащупала торбочку, а выдернуть спицу было делом одной секунды.

Теперь подцепить узел острым металлическим концом, потянуть, ослабить.

Холодная вода лизала подметки, понемногу просачиваясь внутрь башмаков.

Есть! Ноги свободны!

Руки, правда, развязать не удастся, но зато теперь можно было вытянуть их вверх.

Сначала развязала тугой платок и выдернула изо рта опостылевший кляп. Потом приподнялась на цыпочки, уперлась сцепленными кулаками в крышку.

Ах! Люк был закрыт на засов. Даже теперь из трюма не выбраться!

Но в отчаянии Полина Андреевна пребывала недолго. Она плюхнулась на колени (в стороны полетели брызги), согнулась и стала шарить по полу.

Вот он, лом. Лежит там, где его бросил Иона.

Снова выпрямиться во весь рост, размахнуться - и в крышку, со всей мочи.

Железо проломило трухлявый люк насквозь. Еще несколько ударов, и засов выскочил из пазов. Лисицына откинула дверцу, увидела над собой предрассветное небо. Воздух был скучным, промозглым, но от него пахло жизнью.

Вцепившись пальцами в край отверстия, Полина Андреевна подтянулась, оперлась о край одним локтем, потом другим - не больно-то это было и трудно для гимнастической учительницы.

Когда уже сидела на палубе, заглянула в дыру. Там колыхалась черная, мертвая вода, прибывавшая всё быстрей и быстрей - должно быть, пробоины расширились от напора.

Что это за пятнышко на поверхности?

Присмотрелась - мышь. Единственная уцелевшая, прочие потонули. Да и эта барахталась из последних сил.

Гадливо скривившись, чудодейственно спасенная Полина Андреевна свесилась вниз, подцепила ладонью серую пловчиху (оказалась та самая, корнохвостая) и поскорей отшвырнула подальше от себя, на палубу.

Мышь встряхнулась, будто собачка, даже не оглянулась на свою избавительницу, припустила по трапу на берег.

И правильно сделала - палуба осела уже чуть ли не вровень с озером.

Госпожа Лисицына осмотрелась вокруг. Увидела полузатонувшие баркасы, торчащие из воды мачты, догнивающие на мелководье деревянные остовы.

Кладбище рыбацких лодок и шняк - вот что это было такое, вот куда притащил на погибель свою добычу обезумевший от страсти капитан Иона.

Тут же появился и он сам, легок на помине.

Из блеклого тумана, покачивающегося над берегом, к трапу медленно двигался массивный черный силуэт.

Бег на длинную дистанцию

В глаза Полине Андреевне бросились руки монаха, неторопливо, уверенно засучивающие рукава рясы. Смысл жеста был настолько очевиден, что заново воскресшая сразу перестала вдыхать благословенный запах жизни, а, следуя примеру своей юркой подруги по несчастью, со всех ног бросилась к трапу.

Сбежала по шаткой доске на сушу, нырнула под растопыренную лапищу капитана и припустила по гальке, по камням, а после по тропинке туда, где по ее расчету должен был находиться город.

Оглянувшись, увидела, что Иона топает следом, тяжело грохочет сапогами. Только где ему было угнаться за быстроногой бегуньей! К тому же одно дело длинная ряса, и совсем другое - легчайшие, не сковывающие движений сатиновые панталоны.

Не вызывало никаких сомнений, что, если бы сейчас происходили олимпийские состязания, эта новомодная европейская забава, медаль за быстроту бега досталась бы не преследователю, а его несостоявшейся жертве.

Госпожа Лисицына оторвалась на двадцать шагов, потом на пятьдесят, на сто. Вот уж и топота почти было не слышно. Однако всякий раз, оглядываясь, она видела, что упрямый капитан всё бежит, бежит и сдаваться не думает.