Пелагия и Черный Монах - Акунин Борис - Страница 21

Первое впечатление, еще до знакомства с Донатом Саввичем, было такое: доверили лечить сумасшедших еще большему сумасходу. Куда только смотрят губернские попечители?

Теперь же, идя за доктором вглубь больничной территории, полковник уже не смотрел на кукольные хижины, а держал в поле зрения густые кусты боярышника, обрамлявшие дорожку. Кто-то крался там, с другой стороны, и не слишком искусно - шуршал палой листвой, похрустывал ветками. Можно было бы в два прыжка оказаться по ту сторону живой изгороди и схватить топтуна за шиворот, но Лагранж решил не торопиться.

Свернули на узкую тропинку, вдоль которой протянулись застекленные теплицы с овощными грядками, цветами и плодовыми деревцами.

А вот это похвально, одобрил полковник, разглядев за прозрачными стенами и клубнику, и апельсины, и даже ананасы. Кажется, Коровин умел жить со вкусом.

У центральной оранжереи, похожей на океанский мираж - на пышно-зеленый тропический остров, парящий над тусклыми северными водами, врач остановился.

- Вот, - показал он. - Девятьсот квадратных саженей пальм, банановых деревьев, магнолий и орхидей. Обошлась мне в сто сорок тысяч. Зато получился истинный Эдем.

И тут терпение Лагранжа наконец лопнуло.

- Послушайте, вы, врачу-исцелися-сам! - грозно выкатил он глаза. - Я что, по-вашему, на цветочки приехал любоваться? Хватит вола крутить! Где Ленточкин?!

В гневе Феликс Станиславович бывал страшен. Даже портовые полицейские, дубленые шкуры - и те коченели. Но Донат Саввич и глазом не повел.

- Как где? Там, под стеклянным небом, среди райских кущ. - И показал на оранжерею. - Сам туда забился, в первый же день. Единственно возможное для него место. Тепло, стен и крыши не видно. Проголодается - съест какой-нибудь фрукт. Вода тоже имеется, водопровод. Вы хотели его видеть? Милости прошу. Только он дичится людей. Может спрятаться - там настоящие джунгли.

- Ничего, отыщем, - уверенно пообещал полицмейстер, рванул дверь и шагнул во влажную, липкую жару, от которой сразу размок воротничок, а по спине потекла щекотная струйка пота.

Пробежал рысцой по центральному проходу, вертя головой вправо-влево.

Донат Саввич сразу же отстал.

Ага! За размашистым растением неизвестного полковнику наименования ядовито-зеленым, с хищными красными бутонами- мелькнуло нечто телесного цвета.

- Алексей Степаныч! - крикнул полицмейстер. - Господин Ленточкин! Постойте!

Куда там! Качнулись широкие глянцевые листья, послышался легкий шорох убегающих ног.

- Доктор, вы слева, я справа! - скомандовал Лагранж и ринулся в погоню.

Споткнулся о толстый, вьющийся по земле стебель, грохнулся во весь рост. Это-то и помогло. С пола Феликс Станиславович увидел кончик ноги, высовывающийся из-за волосатого ствола пальмы - шагах в десяти, не более. Вот ты где спрятался, голубчик.

Полковник встал, отряхнул локти и колени, крикнул:

- Ладно уж, Донат Саввич! Пускай. Не хочет - не надо.

Медленно двинулся через заросли, потом прыг в сторону - и схватил голого человека за плечи.

Он самый - дворянин Алексей Степанов Ленточкин 23 лет, никаких сомнений. Волосы каштановые вьющиеся, глаза голубые (в данный момент дико выпученные), лицо овальное, сложение худощавое, рост два аршина восемь вершков.

- Ну-ну, не трепещи ты, - успокоительно сказал полицмейстер, поскольку странно было бы обращаться к сумасшедшему и голозадому на "вы". - Я от владыки Митрофания, приехал тебе помочь.

Мальчишка не вырывался, стоял смирно, только очень уж дрожал.

- Сейчас я ему укольчик, чтоб не буянил, - раздался голос Коровина.

Оказалось, что в кармане у доктора имелась плоская металлическая коробочка. В полминуты Донат Саввич собрал шприц и заправил его прозрачной жидкостью из маленького пузырька, но Алеша вдруг жалобно заплакал и припал к груди полицмейстера. Непохоже было, что он склонен к буйству.

- Я вижу, что ошибался и вы ему действительно горячо любимый дядя, хладнокровно заметил Коровин, засовывая снаряженный шприц в карман.

- Ну вас к черту, - отмахнулся Лагранж и стал неловко гладить безумца по кудрявому затылку. - Ай-я-яй, как нас напугали нехорошие бяки. А вот мы им зададим. А вот мы им а-та-та. Я Василиска этого в два счета выловлю, у меня не забалует. Только сунется, тут ему и конец.

Ленточкин всхлипывал, но уже не так судорожно, как вначале.

Чуть отодвинувшись, полковник вкрадчиво спросил:

- Что стряслось-то, а? Ну тогда, ночью? Ты говори, не бойся.

- Тс-с-с, - прошипел юноша, приложив палец к губам. - Он услышит.

- Кто, Черный Монах? Ничего он не услышит. Он днем спит, - сказал ему Феликс Станиславович, обрадовавшись членораздельным словам. - Ты тихонечко, он и не проснется.

Пугливо покосившись на Коровина, безумец придвинулся вплотную к Лагранжу и зашептал ему на ухо:

- Крест - он не крест, а совсем наоборот. Кррррр по стеклу, стены тррррр, потолок шшшш, и не убежишь. Дверь маленькая, не пролезть. А окошки вообще, вот такусенькие. - Он показал пальцами. - Домок прыг-скок, избушка на курьих ножках.

Алексей Степаныч тоненько засмеялся, но тут же его лицо исказилось от ужаса.

- Воздуха нет! Тесно! А-а-а!

Он весь задрожал и принялся бормотать:

- Credo, Domine, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo, credo...

Повторил латинское слово сто, а может, двести раз, и видно было, что скоро не перестанет.

Лагранж схватил мальчишку за плечи, как следует тряхнул.

- Хватит! Дальше говори!

- А что говорить, - внезапно произнес Ленточкин спокойным, рассудительным голосом. - Иди туда, в избушку на курьих ножках. В полночь. Сам все и увидишь. Только гляди, чтоб не стиснуло, а то сердце лопнет. Бамс - и брызги в сторону!

Согнулся пополам, зашелся от хохота и теперь уже повторял другое: "Бамс! Бамс! Бамс!"

- Хватит, - решительно объявил Донат Саввич. - Вы на него действуете возбуждающе, а он и так слаб. Лагранж вытер платком пот с шеи.

- Какая еще избушка? О чем он?

- Понятия не имею. Обычный бред, - сухо ответил доктор и ловко вколол больному в ягодицу иглу.

Почти сразу же Ленточкин хохотать перестал, сел на корточки, зевнул.

- Всё, идемте, - потянул полковника за рукав Коровин. - Он сейчас уснет.

Оранжерею Лагранж покинул в глубокой задумчивости. Ясно было, что от "попрыгуна" помощи ждать нечего. Посланец преосвященного сделался совершенным идиотом. Ну да ничего, как-нибудь обойдемся и сами. День нынче ясный, значит, и ночь будет светлая. Народится новый месяц, самая пора для Черного Монаха. Сесть с вечера в засаду на этой, как ее, Постной косе. И взять голубчика с поличным, как только заявится. Что с того, что он призрак? В позапрошлом году, еще в свою бытность на прежней должности в Привисленском крае, Феликс Станиславович лично заарестовал Стася-Кровососа, самого Люблинского Вампира. Уж на что ловок был, оборотень, а не пикнул.

Но прежде чем возвращаться в Арарат, оставалось закончить еще одно дело.

Выйдя из тропиков на отрадную северную прохладу, полицмейстер прислушался к тишине, постоял с полминуты безо всякого движения, а потом стремительно бросился в кусты и выволок оттуда упирающегося человечка - того самого соглядатая, что давеча крался вдоль дорожки, да и под окном, надо полагать, тоже он подслушивал, больше некому.

Оказалось, знакомый. Такого раз увидишь - не позабудешь: черный берет, клетчатый плащ, фиолетовые очки, бороденка клоком. Тот самый невежа с пристани.

- Кто таков? - проревел полковник. - Зачем шпионил?

- Нам нужно! Непременно! Обо всем! - затараторил коротышка, глотая слова и целые куски предложений, так что общего смысла в трескотне не просматривалось. - Я слышал! Власти предержащие! Священный долг! А то черт знает чем! Тут смерть, а они! И никто, ни один человек! Глухие, слепые, малиновые!

- Сергей Николаевич, голубчик, успокойтесь, - ласково сказал крикуну Коровин. - У вас опять будут конвульсии. Этот господин приехал к тому молодому человеку, что живет в оранжерее. А вы что себе вообразили? - И вполголоса пояснил полковнику. - Тоже мой пациент, Сергей Николаевич Лямпе. Талантливейший физик, но с большими странностями.