Приз для принцев - Стаут Рекс - Страница 23

— Игра проиграна, — печально признался он себе, когда, покинув мадемуазель Солини, направлялся в ведомство Мосновина, находившееся за бывшим Русским домом.

Там он полностью опустошил свои карманы — в первый же час проиграл в рулетку шесть тысяч франков — и вернулся в свою комнату в два часа ночи, вознамерившись выспаться.

Проснулся он через семь часов, зевнул, со вкусом потянулся и позвонил, чтобы принесли почту и бокал виши. Когда несколькими минутами позже ему дали почту, в ней оказались — о, слабый пол! — пять изящных, благоухающих записок. Разумеется, там могли быть и счета от каких-нибудь торговцев или иные письма, но мы уделим им не больше внимания, чем это сделал он.

Четыре письма он равнодушно просмотрел и отбросил; но, прочитав пятое, одним прыжком выскочил из постели на середину комнаты, взывая к камердинеру.

За сорок пять минут он побрился, оделся, позавтракал и был уже на пути к Аллее, в дом номер 341.

Чен провел его в гардеробную, и после недолгого ожидания, во время которого месье Шаво с трудом подавлял нетерпение, вошла Алина. Он встал и поклонился, а она подошла к нему и протянула руку.

В это время часы пробили одиннадцать.

— Вы точны, — улыбаясь, сказала Алина.

Месье Шаво снова поклонился:

— Как ростовщик.

— Вот не знала, что ростовщики отличаются пунктуальностью.

— Ах, мадемуазель, — ответил француз, напуская на себя скорбный вид, — вот и видно, что вы никогда ни одному из них не давали расписок. Я говорю это на основании собственного печального опыта.

Алина засмеялась и, сев на диван, жестом пригласила его сесть рядом. После чего сказала:

— Нет, я посылаю записки только своим друзьям.

— Тогда я счастлив, потому что получил одну сегодня утром.

— Что ж, месье, и вы осчастливили меня, столь быстро признавшись в этом. Я знаю, ваши слова дают мне достаточное основание поверить в вашу дружбу, но французы… они так много говорят.

— А еще мы умеем действовать… временами.

— Во все времена.

— Уверяю вас, вы на нас клевещете! — с улыбкой вскричал месье Шаво. — Но мы не против того, чтобы послужить мишенью для чьих-нибудь острот, поскольку и сами не упускаем случая воспользоваться такой мишенью. То, что я вам сказал, не умно и не глупо — это голая истина.

— Значит, мы — друзья?

— Вы сами знаете — я вам предан.

— Легко сказать, месье Шаво.

— А еще легче доказать, когда это правда. Испытайте меня. Вы в вашей записке сказали, что нуждаетесь во мне. Я здесь. Испытайте меня.

Алина заметно колебалась — на ее лбу появилась маленькая морщинка. И наконец сказала:

— Я начинаю чувствовать себя виноватой за то, что послана вам записку. — Молодой человек открыл было рот, собираясь протестовать. — Нет, нет, я верю в вашу искренность. И не поколебалась просить вашего покровительства, но, понимаете, это дело едва ли может быть названо покровительством, поскольку оно потребует большей преданности, чем я вправе ожидать от вас.

— Мадемуазель, вы раните меня и недооцениваете себя.

— Нет. Не сердитесь, но я права. — Алина выдержала паузу, прежде чем продолжить. — Давайте забудем об этой записке. Так лучше.

— Но это невозможно! — вскричал бедный Шаво, чувствуя, что он совершил какую-то оплошность, но какую именно? Потом его вдруг осенило, и он добавил: — Это, очевидно, означает, что вы во мне больше не нуждаетесь?

— Вовсе нет, — отозвалась Алина. — Я буду совсем откровенна, месье. Мне нужен человек, который любит меня достаточно крепко, чтобы рискнуть ради меня жизнью.

Шаво прервал ее:

— Мадемуазель, я вас умоляю! Вы сказали, что вам нужен человек, который вас так любит, что способен ради вас рискнуть жизнью?

— Да.

Шаво поднялся и встал перед ней:

— Я здесь.

— Но, месье…

— Я здесь, — повторил молодой человек.

— Значит… вы любите меня?

— Так сильно, как только вы могли бы желать.

— Ах!

Глаза Алины вдруг наполнились нежностью, и она протянула руку. Шаво принял ее, опустился на колени и покрыл пальчики поцелуями.

— Вы это знаете! — пылко вскричал он. — Вы отлично это знаете!

— Возможно, — улыбнулась Алина. — В конце концов, я надеялась на это.

Ее тон и взгляд заставили молодого человека затрепетать от радости. Вдруг он поднялся со словами:

— Но я не желаю получать проценты вперед за будущее счастье. Чем я могу вам помочь?

— Вы так отчаянно желаете рискнуть вашим счастьем?

— Нет, я мечтаю его заслужить.

Алина смотрела на него:

— В конце концов, вы сами можете решить, стоит оно того или не стоит. Если вы решите, что не стоит, я на вас не обижусь.

Но Шаво нетерпеливо повторил:

— Расскажите мне.

Алина снова изобразила нерешительность, потом сказала, не поднимая на него глаз:

— Начнем с того, что меня оскорбил мужчина.

Француз пожал плечами:

— Я поколочу его, а если хотите — убью. Что еще?

— Это все.

— Все? — недоверчиво и скептически произнес он.

— Да.

Шаво засмеялся:

— Но, мадемуазель, я думал, вы собираетесь просить меня рискнуть жизнью. Это же нелепо — никто в Маризи не выстоит против меня и пяти минут.

— Тем лучше; значит, моя месть неотвратима.

— Этот мужчина… Вы хотите, чтобы я убил его?

Алина подпустила еще ненависти во взгляд и ответила:

— Да.

Как ни странно, месье Шаво был поражен. У него не было иллюзий по отношению к женщинам: он знал, что дьявольского в них порой не меньше, чем ангельского, но он все же не ожидал столь холодного и лаконичного смертного приговора. Сомневаться в искренности Алины не приходилось; она желала смерти какого-то мужчины. Шаво смотрел на нее с любопытством.

— Значит, он смертельно вас оскорбил?

— Да. Я не могу рассказать вам всего, месье, но если бы я это сделала, вы разделили бы мой гнев. — Впрочем, удивление Шаво не осталось ею незамеченным, и она добавила: — Но у вас еще есть время передумать…

Я не сообщила вам его имя.

— Скажите мне его.

— Вы уверены?

— Скажите.

— Его имя Ричард Стеттон.

Шаво бросил на нее быстрый взгляд:

— Стеттон! Американец, который был здесь вчера вечером?

— Да. Он был здесь вчера вечером… и остался после…

— Я помню, — прервал ее Шаво. — Я видел его.

И удивился, какого лешего хочет этот парень.

— Когда-нибудь, — сказала Алина, — я расскажу вам, что он сделал. Он не только оскорбил меня; он угрожал мне и… признаюсь, я боюсь его. Вот почему нельзя медлить.

— Я не стану медлить.

— Нужно сделать это сегодня вечером.

— Сделаю.

Алина взяла руку молодого человека и поднесла ее к губам.

— Ах! — пробормотала она. — Если я еще не полюбила вас, месье Шаво, то только потому, что не осмеливалась. Что я могу еще сказать, разве что напомнить свое правило?

— Я ни на чем не настаиваю! — воскликнул молодой человек, в сердце его бушевала радость. — Только… сейчас, когда я вижу вас… каждое мгновение моего ожидания — это год.

Он схватил ее за обе руки и заглянул ей в лицо пылающим взором.

Алина вдруг выдернула руки, глаза ее холодно блеснули.

Что ж, ваша любовь будет вознаграждена, когда вы заслужите это. Приходите ко мне завтра и скажите: «Месье Стеттон мертв» — и тогда… увидите.

Несмотря на всю свою страсть, Шаво после ее слов почувствовал озноб. На какой-то момент он даже испугался ее. Безразличие тона, которым она говорила о смерти человека, огонь ненависти, который, ошибки быть не могло, дважды вспыхивал в ее глазах, — все это заставляло думать, что ее нежность, скорее всего, была фальшивой. На пике своего увлечения Шаво почувствовал мгновенную дрожь отвращения, смешанного с любопытством.

Что-то в ее глазах, в ее позе, напоминавшей тигриную, призывало его к осторожности. Но он посмеялся над своей слабостью, подбодрив себя тем, что он уже не ребенок и сумеет постоять за себя. Подумаешь, ему случалось рисковать и большим, чтобы получить меньшее!