Величайший рыцарь - Чедвик Элизабет - Страница 19

В зал вошли несколько женщин, среди них оказалась и та, которую он видел на смотровой галерее, все в том же желтом платье. Присущая Вильгельму вежливость и знание о нежности женщин заставили его склонить голову, когда они посмотрели в его сторону. Они тут же защебетали, словно ласточки, встретившиеся с котом, и поспешили в центр зала. Только женщина в желтом задержалась и остановила слугу. Даже с такого расстояния Вильгельм мог понять, что она говорит повелительным и властным тоном. Мужчина поклонился ей, отправился к кувшинам, которые стояли на буфете, налил вина и отнес его Вильгельму. Слуга явно нервничал и не хотел выполнять это поручение.

У Вильгельма так сильно дрожали руки, что ои едва ли мог держать в них кубок.

– Спасибо, – прохрипел он, затем каким-то образом все-таки поднес чашу к губам и выпил.

Вино оказалось немногим лучше, чем отрава, которую подавали при дворе Генриха, но для пересохшего горла Вильгельма было амброзией. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не хлебать огромными глотками. Он посмотрел на женщину в желтом и поднял кубок, словно произносил в честь нее тост на официальном пиру. Она ответила ему, слегка склонив голову, и отвернулась.

– Моя госпожа спрашивает, не нужно ли вам чего-нибудь, – пробормотал слуга. Глаза у него бегали из стороны в сторону, и он то и дело бросал взгляд через плечо. Он явно боялся, что кто-то увидит его разговаривающим с Вильгельмом.

– Поблагодари свою госпожу и передай ей, что, кроме свободы, больше всего мне требуется чистая повязка, – ответил Вильгельм, горло которого сжимало от переполнявших пленника чувств. – Если я смогу их получить, то всегда буду у нее в долгу.

Слуга подождал, пока Вильгельм допил вино, и, не произнося больше ни слова, выхватил кубок у него из рук и поспешил прочь.

Вильгельм задремал, у него явно был жар. Слуги расставляли столы в зале, а братьям де Лузиньян и присоединившимся к ним подавали быстро приготовленную пишу. Покровительница Вильгельма сидела с другими дамами за боковым столом и вроде бы серьезно занялась едой. Она ни разу не бросила взгляд в его сторону, и никто не принес ему еды.

После трапезы братья де Лузиньян с хозяином в сопровождении дам отправились в покои этажом выше. Женщина в желтом не обращала внимания на Вильгельма и следовала за мужчинами, скромно глядя в пол.

Часть зала, где находился Вильгельм, погрузилась в тишину. Никто никогда не размещался в углу, в котором мочатся, разве только оказывался там не по своей воле. Погода стояла хорошая, и мужчины опорожняли мочевой пузырь на улице. Столы собрали и составили вдоль стен, мужчины стали расстилать матрасы, готовясь ко сну. Вильгельм натянул воняющее лошадиным потом одеяло на плечи и попытался заснуть, но боль и неудобства были слишком сильны, и он не получил благословенного забытья.

– Господин…

Голос звучал тихо, но звонко. Вильгельм повернулся и попытался сесть. Рана тут же начала пульсировать. Рядом с ним стояла женщина в желтом. Черные, как смоль, волосы, заплетенные в косы, были перехвачены золотисто-желтыми лентами и спадали до талии. Глаза казались темными, как полированный обсидиан.

– Госпожа, – произнес Вильгельм хриплым от боли голосом. – Я должен поблагодарить вас за вашу доброту.

– Я сделала бы то же самое для любого раненого, – сказала она. – Мне стыдно, что с вами так обходятся, но я не могу пойти против воли сюзерена.

– Я понимаю, госпожа.

– Правда? – она улыбнулась и покачала головой. – Вы сказали, что вам нужны повязки.

Она наклонилась и опустила ему в руки большую буханку свежего хлеба, еще теплого. На мгновение запах хлеба и приятный острый аромат, исходивший от одежды женщины, заглушили вонь, которая окружала Вильгельма.

Ему пришлось сглотнуть, чтобы заговорить.

– Благодарю вас, госпожа, – хрипло сказал он. – Я не забуду нашу милость.

– Возможно, – тихо произнесла она, недоверчиво глядя на него огромными темными глазами.

Потом она приподняла юбки, чтобы не подметать ими грязный иол, и покинула зал. Вильгельм взглянул на буханку. Золотистая корочка была сломана в нескольких местах, и именно оттуда шел аппетитный запах. Он отломил кусок и увидел, что середина хлеба заполнена несколькими плотно скатанными полосками ткани. У него затуманился взгляд, и ему даже пришлось протереть глаза. Вроде она сделала так немного из сочувствия к нему, но это деяние было бесценно. Он сказал ей правду: он не забудет.

На рассвете они покинули замок и направились в глубь Лимузина, славившегося густыми лесами и ущельями. Вильгельм промыл рану водой, которую выпросил у одной из девушек, появлявшихся в зале, и сделал чистую повязку. Девушка сообщила ему, что госпожу зовут Клара, и он запомнил это, чтобы поставить свечку за ее здоровье, когда окажется в церкви.

Вильгельм был молодым и сильным парнем, удача ему сопутствовала, рана оказалась чистой и вскоре затянулась. Правда, он начинал хромать, когда уставал. Юноша обладал талантом находить общий язык с людьми, умел поддерживать разговор, и постепенно враждебность тех, кто взял его в плен, исчезла. Сам он, правда, от нее не отделался, но скрывал это. К середине лета они приняли его почти как одного из своих.

Братья де Лузиньян перемещались между союзниками, договариваясь о помощи и поддержке в трудную минуту. Потом пришло сообщение, что Гийом де Танкарвиль, наместник короля в Нормандии и родственник Вильгельма, сменил Патрика из Солсбери в Пуату. Лузиньяны расспрашивали Вильгельма о характере Танкарвиля, методах ведения боевых действий, о его войске. Вильгельм радостно скармливал им сложную смесь из полуправды и лжи. Он вроде много всего рассказывал, но ничего не сообщал.

Однажды вечером в конце июля, через четыре месяца после стычки, братья де Лузиньян вернулись в замок, где останавливались сразу же после взятия Вильгельма в плен. Амалрик натянуто поздоровался с ними. Было ясно, что, хотя он выполнит долг и поможет своим сюзеренам, но он боится. Де Танкарвиль пришел в Пуату с огнем и мечом, и осторожные, благоразумные люди не высовывали головы из-за парапетной стенки с бойницами.

Вильгельм снимал седло с клячи, которую ему выделили для езды, под внимательным взглядом начальника караула. Внезапно в дверь конюшни просунулась голова какого-то юноши, и он сообщил, что Вильгельма зовут в большой зал.

– Прибыл посыльный от королевы Алиеноры, – объявил парень, утирая нос тыльной стороной руки, и убежал прочь.

– Ха! – усмехнулся начальник караула. – Похоже, кто-то наконец решил, что ты чего-то стоишь.

У Вильгельма учащенно забилось сердце. Он привязал лошадь, уворачиваясь от ее длинных желтых зубов, которыми она так и норовила его тяпнуть, и направился в зал, слегка прихрамывая.

Он узнал посыльного. Это был отец Андре, один из священников Алиеноры. Благодаря своему сану он обладал определенной неприкосновенностью (хотя и ненадежной) и мог легко пройти туда, куда не удавалось попасть человеку с мечом. Глаза священника округлились, и Вильгельм понял, какое жалкое зрелище он представляет. За четыре месяца его одежда сильно износилась и стала грязной. Волосы у него отросли и спутались, он отпустил длинную густую бороду. И в волосах, и в бороде водились вши. Кюлоты[3]поддерживались кусками кожи и потрепанной веревки.

– Сын мой… – произнес он, качая головой. – Мой дорогой сын…

На лице священника появились жалость и беспокойство. Вильгельм опустился на колени и склонил голову.

– Слава Богу, – хрипло сказал молодой человек, пытаясь не расплакаться. – Скажите: вы приехали сюда, чтобы выкупить меня?

– Да, сын мой, это и есть моя цель, – священник говорил мягким, сочувственным тоном. – Королева Алиенора полностью заплатила за тебя запрашиваемую цену. С завтрашнего дня ты свободен.

Это были самые приятные слова, которые когда-либо слышал Вильгельм. В горле стоял ком, и он не мог говорить. Отец Андре положил руку на рукав Вильгельма и осторожно помог ему встать.