Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Хаггард Генри Райдер - Страница 35

Я поклонился, взобрался на помост и сел у ее ног.

— Как ты почивал, мой Холли? — спросила она.

— Не очень хорошо, о Айша, — откровенно признался я, опасаясь в глубине души, что ей уже известно, где я был этой ночью.

— Так, — сказала она со смешком, — и мне тоже не очень хорошо спалось. Снились всякие сны, и я подозреваю, что они насланы тобой, о Холли.

— Что же тебе снилось, Айша? — как бы вскользь спросил я.

— Я видела во сне, — быстро отозвалась она, — ту, кого ненавижу, и того, кого люблю. — И, обрывая наш разговор, она по-арабски обратилась к начальнику стражи: — Приведите этих людей.

Начальник низко поклонился, ибо и телохранители и прислужники оставались на ногах, и, прихватив с собой небольшой отряд, углубился в проход с правой стороны.

Воцарилась полная тишина. Она сидела в глубоком раздумье, подперев закутанную в покрывало голову рукой, тогда как ее подданные продолжали лежать ничком, искоса поглядывая на нее одним глазом. Их царица, по всей вероятности, так редко появлялась перед ними, что они готовы были подвергнуться любому неудобству или даже опасности, лишь бы увидеть Ее, вернее, ее одеяние, ибо никто из присутствующих, кроме меня, не видел ее лица. Наконец в проходе замерцали светильники, послышался топот ног, вскоре показались стражники, они вели десятка два амахаггеров, которые уцелели в схватке; обычная угрюмость их лиц усугублялась испытываемым ими в глубине души страхом. Их выстроили перед помостом, и они хотели было повалиться на пол, как все остальные, но Она остановила их.

— Нет, — произнесла она необычайно мягким тоном, — прошу вас, стойте. Вы еще успеете належаться. — И она засмеялась своим мелодичным смехом.

Шеренга обреченных дрогнула от ужаса; мне даже стало жаль этих лютых негодяев. В течение двух-трех минут Она, медленно поворачивая голову, всматривалась в лицо каждого из них. Затем она обратилась ко мне спокойным голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:

— О мой гость, чье имя означает на языке твоей страны Колючее Древо, узнаешь ли ты этих людей?

— Да, о царица. Почти всех, — ответил я.

Их глаза злобно сверкнули.

— Тогда поведай мне и всем, кто здесь есть, то, что ты мне уже рассказывал.

Повинуясь ее воле, я в нескольких словах рассказал о каннибальском пиршестве и нападении на нашего несчастного слугу. Все там собравшиеся, включая подсудимых, а также и Ее самое, выслушали меня в полном безмолвии. Когда я закончил свои показания, Айша обратилась с подобным же велением к Биллали, и тот, подняв голову, но не вставая с каменного пола, подтвердил мои показания. Никаких других свидетелей не вызывали.

— Итак, вы слышали, — произнесла наконец Она холодным и ясным голосом, очень непохожим на ее обычный: это удивительное существо обладает даром приноравливать свой голос к любому настроению. — Что вы можете сказать в свое оправдание, непокорные дети?

Все долго молчали, но затем один из подсудимых — хорошо сложенный, широкогрудый, не очень молодой амахаггер — сказал, что в полученном ими повелении говорилось о том, чтобы они сохранили жизнь белым людям, но не упоминалось об их черном слуге, поэтому, по наущению женщины, теперь уже мертвой, они, в соответствии с древним, всеми почитаемым обычаем их страны, решили надеть на него раскаленный горшок и съесть. Нападение на нас было совершено в приступе ярости, они глубоко о нем сожалеют. В заключение он воззвал к милосердию царицы: пусть их изгонят в болота, а там уж будь что будет, но по выражению его лица я видел, что он питает очень мало надежды на подобный исход.

Наступило глубокое молчание; никогда, даже в этой нечестивой стране, не видел я более странной сцены, чем это судилище. Каменные стены пещеры — в трепещущих узорах света и теней. На полу перед помостом — неподвижные, словно мертвые, тела зрителей. Впереди них — злодеи, скрывающие свой естественный страх под напускным безразличием. Справа и слева — безмолвные стражники в белых одеждах, вооруженные большими копьями и кинжалами, и глухонемые прислужники. Все они с напряженным любопытством наблюдают за происходящим. А над ними, сидя на своем варварском троне, возвышается закутанная в покрывала белая женщина, вокруг нее — ореол красоты и ужасающего могущества, как будто бы сзади стоит невидимый источник света. Никогда еще не выглядела она такой грозной, как в эту минуту, когда готовилась вынести приговор преступникам.

И вот наконец она заговорила:

— Собаки и змеи, пожиратели человеческого мяса. — Вначале Ее голос звучал тихо, но постепенно набирал силу, а затем от него зазвенела вся пещера. — Вы совершили два тягчайших преступления. Уже за одно то, что вы напали на этих белых иноземцев, вы заслуживаете смерти. Но это еще не все. Вы посмели ослушаться моей воли. Разве не передал вам мое повеление отец вашего семейства мой слуга Биллали? Разве не велел он вам оказать радушный прием иноземцам, которых вы пытались убить и жестоко убили бы, если бы они не явили нечеловеческую отвагу и силу. Разве не внушали вам с самого детства, что мой закон — незыблемый закон; всякий, кто посмеет его преступить, неминуемо погибнет? Неужто не ведаете вы, что любое мое слово подлежит беспрекословному выполнению? Неужто ваши отцы не внушили вам этого с детских лет? Неужто вы еще не постигли, что легче обрушить своды этих пещер или изменить путь Солнца, чем заставить меня отступиться от задуманного? Никому не дано нарушить мое слово, пусть даже самое незначительное! Вы все это хорошо знаете, злодеи. Но зло переполняет вас, как паводок, бурлит и клокочет в вас. Если бы не я, вы давно бы уже погубили друг друга своими злодействами. Итак, я выношу свой приговор. За то, что вы пытались убить моих гостей, более того, посмели нарушить мое повеление, вы будете отведены в пыточный застенок и отданы в руки палачей. Тех же из вас, кто доживет до завтрашнего утра, предадут той самой казни, которой вы хотели предать слугу моего гостя.

Когда Она умолкла, послышался общий шепот, полный глубокого ужаса. Что до самих приговоренных, то, когда они осознали, какая страшная участь им уготована, стоицизм покинул их, они бросились на пол и принялись молить о помиловании. Смотреть на это было свыше моих сил, я повернулся к Айше и попросил ее пощадить их или, по крайней мере, смягчить приговор. Но она была совершенно непреклонна.

— Мой Холли! — Она снова перешла на греческий язык; хотя я и считаюсь неплохим его знатоком, ее непривычная для меня интонация сильно затрудняла понимание. Это, впрочем, легко объяснимо: у нее было то же произношение, что и у ее современников, я же вынужден опираться на традицию и на современный выговор. — Мой Холли, ты просишь невозможного. Если я пощажу этих волков, ваша жизнь среди них будет в большой опасности. Ты их не знаешь. Даже и сейчас они жаждут вашей крови, эти хищные твари. Как, ты полагаешь, правлю я этим народом? Меня охраняет всего лишь небольшой отряд стражников-телохранителей, я управляю не силой, а с помощью страха. Моя власть — власть над воображением. Однажды, при жизни каждого поколения, мне приходится поступать, как сейчас: я повелеваю пытать и казнить несколько десятков человек. Поверь, я отнюдь не жестока и без необходимости не стала бы мстить людям столь низким. Какая мне от этого выгода? У долгожителей мой Холли, нет страстей, у них есть лишь свои интересы. Если я и убиваю, то не в приступе ярости или чтобы покарать непослушание. Когда смотришь на небо, кажется, будто облачка носятся хаотично, но их направляет, по своей прихоти, могучий ветер. Эти люди должны умереть, и умереть именно так, как я повелела.

Она обернулась к начальнику стражи:

— Да будет исполнено слово мое!

Глава XVI. Усыпальница Кора

После увода приговоренных Айша махнула рукой; зрители повернулись и беспорядочно, точно рассыпавшееся стадо овец, поползли прочь. Уже на почтительном расстоянии от помоста они, однако, поднимались и шли дальше стоя. Вокруг нас с царицей остались лишь глухонемые и несколько телохранителей — прочие были отправлены конвоировать приговоренных. Я воспользовался случаем, чтобы попросить Ее осмотреть Лео, сказав, что он в тяжелом состоянии, но она отказалась: свой отказ она объяснила тем, что больные этой разновидностью лихорадки умирают лишь с наступлением ночи, поэтому непосредственной опасности сейчас нет. К этому она добавила, что желательно, чтобы болезнь прошла через все свои стадии, прежде чем она примется за лечение. Я уже хотел было уйти, но она сказала, что хочет со мной поговорить и показать мне достопримечательности пещер.