Погоня за матерью - Стаут Рекс - Страница 2

Вульф, откинувшись в кресле, хмуро посмотрел на нее. Все это начинало походить на работу, от которой он отказался бы в том случае, если бы говорил с клиенткой по телефону. Вульф терпеть не мог такой работы, а его текущий счет в банке был вполне достаточен для приличного существования.

– У вас богатое воображение, – сказал он, – а я не волшебник, миссис Вэлдон.

– Конечно, нет, но вы – лучший детектив на свете, не так ли?

– Вряд ли. Лучшим детективом может оказаться грубый, почти первобытный человек с небольшим запасом слов. Вы сказали, что ваш адвокат знает о ребенке. Известно ли адвокату, что вы консультируетесь со мной?

– Да, но он этого не одобряет. Он считает мое желание оставить ребенка у себя глупостью. Ведь о детях есть определенные законы и, согласно им, я могу держать у себя ребенка лишь временно. Но именно поэтому я настояла на своем. Найти мать – мое дело. Его дело – закон.

Не зная того, она попала в самую точку. Даже Вульф с его запасом слов не выразил бы лучше свое отношение к адвокатам. Выражение его лица стало более учтивым.

– Мне кажется, – сказал он, – что вы не совсем учли все трудности. Расследование наверняка займет много времени, будет нелегким, дорогим и, возможно, безрезультатным.

– Я ведь говорила, что понимаю – вы не волшебник.

– Мои услуги стоят дорого. Можете ли вы себе это позволить?

– Я получила наследство от бабушки и имею доход от книг мужа. У меня собственный дом. – Она усмехнулась. – Если хотите взглянуть на сумму моих налогов с доходов, обратитесь к моему адвокату.

– Не стоит. Дело может занять неделю, месяц, год.

– Для меня это не имеет значения. Но мой адвокат утверждает, что временное содержание незаконнорожденных может продолжаться не более месяца.

Вульф взял листок, изучил и посмотрел на миссис Вэлдон.

– Если уж вам вздумалось придти, вы должны были сделать это раньше.

– Окончательно я решила только вчера.

– Это, возможно, слишком поздно. С воскресенья двадцатого прошло шестнадцать дней. Звонок был днем?

– Нет, вечером. Вскоре после десяти.

– Голос был мужской или женский?

– Трудно сказать. Думаю, это мог быть мужчина, подражавший голосу женщины, или женщина, старающаяся подражать мужчине.

– У вас есть какие-нибудь предположения?

– Никаких.

– Что было сказано? Дословно.

– Я была одна. Служанка ушла. Я сняла трубку сама и ответила: «Дом миссис Вэлдон». Голос спросил: «Это миссис Вэлдон?» Я ответила «да», и голос сказал: «Посмотрите, в вашем вестибюле кое-что есть,» и короткие гудки. Я спустилась, увидела сверток, в нем ребенка, поднялась с ним в комнату и позвонила доктору…

– Вы были дома весь тот день и вечер?

– Нет. Я провела уик-энд за городом и вернулась домой около восьми.

– Где это «за городом»?

– Около Вестпорта. В доме Юлиана Хафта – он издает книги моего мужа.

– Где находится Вестпорт?

Ее глаза расширились от удивления. Мои – нисколько. Незнание Вульфом центрального района легко восполнялось атласом.

– Это Коннектикут, – сказала она. – Округ Фэрфилд.

– Когда вы оттуда уехали?

– В начале седьмого.

– На машине? На собственной?

– Да.

– С шофером?

– Нет. У меня нет шофера.

– Был ли кто-нибудь с вами в машине?

– Нет. – Она снова сделала характерный жест рукой с обручальным кольцом. – Я понимаю, детектив вы, мистер Вульф. Но я не вижу смысла в ваших вопросах.

– В таком случае вы все-таки не умеете мыслить логически, – он повернулся ко мне. – Объясни ей, Арчи.

Он хотел как-то задеть ее. И объяснять столь очевидное было ниже его достоинства. Он предоставлял это мне. И я подчинился.

– Должно быть, вы были слишком заняты ребенком, чтобы вникнуть во все подробности, – сказал я. – Представим, что это я положил в вестибюле ребенка, прежде, чем позвонить вам. Ведь я не сделал бы этого, если бы не знал, что вы дома и подойдете к телефону. Я был бы где-нибудь поблизости от вашего дома, пока не увидел бы, что вы вернулись, а в доме зажегся свет. Но скорее всего, я заранее знал бы, что вы уехали и вернетесь к вечеру. Вспомним последний вопрос: был ли кто-нибудь с вами в машине? Самым простым способом узнать, когда вы вернетесь, было бы для меня находиться в вашей машине. Если бы вы ответили «я ехала не одна», то следующий вопрос был бы «с кем?».

– Боже, – она смотрела на меня с удивлением. – Конечно, есть кое-кто, кого я знаю достаточно… – она помедлила и обратилась к Вульфу. – Спрашивайте, что хотите.

Он проворчал:

– Не хочу, а должен, если я берусь за эту работу. У вас есть дом. Где он находится?

– Одиннадцатая улица, возле Пятой авеню. Его построил мой прадед. Когда я сказала, что мне надоело быть Армстед, я не просто болтала, это действительно так. Но родовой дом я люблю и Дику он тоже нравился.

– Вы единственная наследница? У вас есть жильцы?

– Нет, но я могла бы… как вам сказать…

– Служанка и кухарка живут в доме?

– Да.

– А еще кто?

– Пять раз в неделю приходит одна женщина помогать по дому, но она не живет со мной.

– Служанка или кухарка могли родить в январе?

– Кухарка вряд ли, – она улыбнулась, – и служанка тоже.

– А родственница одной из них? Скажем, сестра. Ведь это идеальное устройство судьбы никому не нужного крошки-племянника. Обычная история, – он постучал по записке пальцем. – Булавка была английская?

– Нет, обычная.

– Вы сказали, что записка была приколота к одеялу. В каком месте? У ног?

– Думаю, да, но я не уверена. Я достала ребенка из одеяла до того, как заметила записку. Вульф повернулся ко мне.

– Арчи, сколько бы ты дал за то, что это была женщина, если учесть, что ребенок подвергался опасности уколоться булавкой?

Я думал три секунды.

– Не хватает данных. Где именно была булавка? Во что был одет младенец? Насколько опасно местонахождение булавки? Грубо говоря – десять к одному, что это была женщина. Вряд ли кто-то даст десять за мужчину. Но я только отвечаю, а не бьюсь об заклад.

– Я тоже, – он повернулся к миссис. – Я не думаю, что ребенок лежал в одеяле голым.

– О, нет. На нем было даже слишком много одежды: свитерок, плисовая шапочка, такой же комбинезончик, рубашка, нижняя рубашка, прорезиненные штанишки, пеленка. И еще ботиночки.

– А булавки еще были?

– В мокрой пеленке. По-моему, он был в ней несколько часов. Я сменила ее до прихода доктора – мне пришлось для этого воспользоваться наволочкой.

Я прервал ее:

– Готов держать пари, если вас интересует мое мнение. Могу дать двадцать за то, что булавку к одеялу прикалывала женщина, но одевала его не она.

Никаких комментариев со стороны Вульфа не было. Он повернул голову, чтобы взглянуть на часы. До ленча оставался час. Затем, по-моему, он втянул носом весь воздух, который был в комнате – а воздуха тут было достаточно много – выдохнул его ртом и сказал:

– От вас потребуется получить больше информации, гораздо больше, и мистер Гудвин сделает это так же хорошо, как и я. Мое дело – выяснить личность матери. Но не доказывать с максимальной долей вероятности, что ваш муж был отцом ребенка. Так?

– Но… конечно, если вы… нет, я просто скажу «да».

– Прекрасно. Есть еще одна формальность – задаток.

– Конечно, – она протянула руку к сумочке. – Сколько?

– Не имеет значения, – он отодвинул от стола стул и встал, – доллар, сотня, тысяча. У мистера Гудвина будет к вам много вопросов. Прошу меня извинить.

Он миновал дверь, ведущую в холл, и повернул налево к кухне. На ленч предполагалось мясо косули, запеченное в горшочках – одно из небольшого количества яств, из-за которого у него с нашим поваром Фрицем существовали постоянные разногласия. Они были едины в вопросе использования свиного сала, анчоусного масла, кервеля, петрушки, лаврового листа, майонеза и сливок, а спор разгорался из-за лука. Фриц был за него, а Вульф категорически против. Все шансы были за то, что их беседа пройдет на повышенных тонах и, прежде чем перейти к разговору с миссис Вэлдон, я закрыл и без того звуконепроницаемую дверь, а когда вернулся к моему письменному столу, Люси Вэлдон протянула мне тысячу долларов.