Пасхальный парад - Стаут Рекс - Страница 5

— Вот она, — гордо заявил он. — Выкладывайте башли. Я спешу.

— Попридержи лошадей, — сказал я. — Я еще должен взять кассу.

Я повесил его пальто, положил шляпу на полку, провел его через прихожую в гостиную, велел подождать, открыл звуконепроницаемую дверь в кабинет Вулфа, вошел и прикрыл за собой дверь.

Вулф восседал за столом, заваленным кусками воскресной газеты. Он придирчиво осмотрел меня, убедился, что я с пустыми руками, если не считать фотоаппарата, и рявкнул:

— Ну?

Я прошагал к своему столу, положил на него фотоаппарат и остался стоять.

— Да, сэр. Снимки у меня, орхидея у него. Но сперва я хотел бы…

— Где она?

— Минуточку. Он в гостиной, лелеет росток и не желает с ним расставаться, пока не получит башли. Деньги, по-вашему. А как только он их получит, то немедленно улепетнет. Между тем у нас кое-какие сложности. Миссис Байноу упала на тротуар и билась в жесточайших конвульсиях, когда наш приятель подскочил к ней, сорвал с груди розовый побег и задал стрекача. Это получилось настолько некрасиво, что я бы сам с удовольствием схватил его за шкирку и сдал ближайшему полицейскому, но меня удержало лишь то, что миссис Байноу от моего джентльменского поступка проку бы никакого не было, да и вы тут сидите, пуская слюнки. Словом, я побежал за ним. Поймай я его, я бы привел его сюда пешком, но я догнал его в ту секунду, как он вскочил в такси. Никакого смысла…

— Я хочу посмотреть на орхидею!

— Подождите. Возможно, нам…

— У нас полно времени. Пусть зайдет сюда.

Мне пришлось уступить, потому что Вулф все равно меня не слушал. Я вернулся в гостиную и привел Мурлыку. Когда Мурлыка подошел к столу Вулфа и Вулф требовательно протянул лапу, я решил, что Мурлыка не отдаст ему орхидею, прежде чем не получит деньги, но я ошибся. Вулф свирепо рыкнул, как лев при виде свежего сочного мяса, и Мурлыка послушно протянул ему немного пострадавший, но не слишком помятый побег. Во всяком случае не менее полдюжины цветков остались неповрежденными. Вулф осмотрел их, все по очереди, потом достал лупу и, стиснув губы так, что они превратились в едва различимую полоску, принялся медленно изучать розовые цветки.

Наконец, он отодвинул кресло назад, встал и, бережно держа хрупкий росток за самый кончик, протопал в кухню, где у нас стояли два холодильника — обычный и морозильник. Вскоре Вулф вернулся, уже без ростка, прошагал к столу, грузно уселся и провозгласил:

— Готов уплатить три тысячи долларов за это растение.

Я помотал головой.

— Я — пас. И нечего пожирать меня глазами. С меня хватит. Если хотите договориться с Мурлыкой — валяйте, но без меня. Прежде, чем я расплачусь с ним, я хотел бы подробно отчитаться, если вы, конечно, сумеете когда-нибудь взять себя в руки и выслушать меня.

— Фу. Я всегда держу себя в руках.

— Вы это кому-нибудь другому скажите. Только потом, сейчас нам некогда. Садись, Мурлыка.

Я уселся на свой стул и принялся отчитываться, не упуская ни единой подробности, что, впрочем, было довольно просто, поскольку ни одного длинного диалога мне пересказывать не пришлось — за их отсутствием. Похоже, Вулф внимал мне.

Закончил я так:

— Все зависит от того, что случилось с миссис Байноу. Насколько я могу судить, нельзя исключить даже эпилептический припадок. Если же дело нечисто и потребуется вмешательство полиции, то легавые в два счета выяснят, что парень, укравший орхидею, — тот же самый, который незадолго до этого подскочил к миссис Байноу перед Св. Томасом. Опознать его — дело для них плевое. Как вы считаете, проговорится Мурлыка, когда они его схватят? Наверняка. Рано или поздно, но скорее всего — рано. Поэтому я считаю, что неплохо бы пригласить Мурлыку пожить у нас, пока мы не выясним, в чем дело. — Я посмотрел на свои наручные часы. — Прошло уже больше часа. Могу попробовать выкачать что-нибудь из Лона Коэна.

— Попробуй, — проговорил Вулф, хмуро таращась на меня.

Я развернулся на стуле, снял трубку и позвонил в «Газетт». Обычно мне удается застать Лона на месте, на сей же раз мне пришлось прождать минут пять, прежде чем он подошел. Лон взял трубку и нетерпеливо пролаял, что страшно занят и чтобы я пошевеливался и не тянул нота за хвост.

— У меня только один вопрос, — сказал я. — Или два. Ты что-нибудь знаешь насчет миссис Миллард Байноу.

— Да. Она умерла. Из-за этого-то у нас и заваруха. А в прошлую среду ты приходил к нам в редакцию и разглядывал фотографии ее и ее супруга. Ты тут замешан? Или Ниро Вулф? Признавайся.

— Пока я просто проявляю любопытство, так что этот звонок не для печати. Если и как только мы займемся этим делом, я про тебя не забуду. Где и когда она умерла и что послужило причиной смерти?

— На тротуаре, на Пятьдесят четвертой улице между Мэдисон-авеню и Пятой авеню, примерно час назад. Причину я пока не знаю, но тело увезли в морг и на вскрытие приехал сам начальник полиции, не говоря уж о прочих. Так ты расколешься или нет?

— Я же сказал, что просто любопытствую. У меня свербит в одном месте. Но ты можешь звонить мне каждый час и спрашивать.

Лон посулил, что, мол, конечно, поскольку больше ему все равно заняться нечем, и положил трубку. Я повернулся к Вулфу, сообщил свежие новости и едва кончил, как Мурлыка выскочил из кресла и остановился посреди кабинета, поочередно стреляя маленькими глазками в меня и в Вулфа.

— Отдайте мои деньги! — голос его почти сорвался на визг. — Они мне нужны, ясно? — Он встал и мелко-мелко задрожал. — Какого черта?

Я встал, шагнул к нему и дружески потрепал по плечу.

— Успокойся, Мурлыка, — сказал я и повернулся к Вулфу. — Я познакомился с этим джентльменом пару лет назад в связи с одним из наших дел и оказал ему небольшую услугу, однако моей внутренней сущности он не знает. Тем более — вашей. Он подозревает, что мы его подставили и хотим сделать козлом отпущения; поэтому вовсе не удивительно, что бедняга до смерти напуган. Возможно, он излишне пуглив, но он уже стреляный воробей и прекрасно понимает, что никто не станет беспокоить начальника полиции по пустякам в пасхальное воскресенье. Мы это тоже понимаем. Ставлю десять против одного, что миссис Байноу убили, а раз так, то они найдут Мурлыку, а через Мурлыку — меня и, следовательно, вас.