Острие копья - Стаут Рекс - Страница 17

Вернувшись, я застал в кухне только Фрица, мывшего посуду. Вульф уже ушел к себе. Я поджарил ломтик ветчины для бутерброда, налил себе стакан молока, поскольку обедал весьма скромно и успел уже проголодаться. Я заметил, что оставленная мною газета лежит на прежнем месте. Следовательно, Вульф даже не соизволил взглянуть на нее. Было уже за полночь.

Перед сном я еще читал какое-то время, а потом долго не мог уснуть. Но уснув, проспал до девяти утра. Спустив ноги с кровати, я неторопливо зевнул и приготовился встать, как вдруг шум над головой остановил меня. Наверху в оранжерее ходили, и я узнал эти шаги. Мне не померещилось, это был не сон! Я выбежал в коридор и прислушался, а затем быстро сбежал вниз, в кухню. Фриц был один и пил свой кофе.

– Скажи, наверху – это Вульф и Хорстман?

– А кто же еще, – спокойно ответил Фриц и улыбнулся.

Он был рад видеть меня повеселевшим и почти счастливым.

Когда, одевшись, я снова пришел в кухню, меня уже ждали тушеный инжир и воздушный омлет. К чашке с дымящимся кофе была прислонена утренняя газета. Уплетая инжир и омлет, я просматривал заголовки, как вдруг так и застыл с набитым ртом. Проглотив то, что было во рту, я, уже медленнее, стал читать. Текст был краток и в пояснениях не нуждался, тем не менее я, словно в поисках чего-то, бегло проглядел остальные страницы. Это было объявление, заключенное в рамку, на восьмой полосе газеты, и оно гласило:

Я прочел текст трижды, затем отложил газету. Когда я доел инжир и омлет и запил их тремя чашками кофе с гренками, я был уже совершенно спокоен. Пятьдесят тысяч! И это при том, что у нас с Вульфом почти ничего не осталось в банке. Это весьма заманчиво. Хотя дело не в деньгах. Само участие в таком громком процессе чего-нибудь да стоит. Я все еще был спокоен и держал себя в руках. Однако на часах было всего двадцать минут одиннадцатого. Я вошел в кабинет, отпер сейф, смахнул, как обычно, пыль со стола и приготовился ждать.

Когда ровно в одиннадцать вошел Вульф, вид у него был посвежевший и отдохнувший, а вот настроение, кажется, не улучшилось.

Он молча кивнул мне, будто ему было все равно – здесь я или нет, уселся в свое кресло и стал просматривать почту. Я ждал, решив отплатить ему таким же холодным безразличием. Но как только он перешел к проверке ежемесячных счетов из продовольственной лавки, я не выдержал.

– Как самочувствие, сэр? Надеюсь, вы хорошо провели конец недели?

Он даже не поднял головы, но я заметил, как пришли в движение складки у рта.

– Спасибо, Арчи. Это было великолепно. Но, проснувшись сегодня утром, я почувствовал себя таким разбитым, что будь я один, не встал бы с постели до конца дней своих. Тут я вспомнил об ответственности: Арчи Гудвин, Фриц Бренер, Теодор Хорстман. Что будет со всеми ними? И я встал, чтобы нести и дальше груз ее. Я не жалуюсь, ответственность взаимна, но свою долю, увы, я должен нести сам.

– Простите, сэр, вы ловко выкручиваетесь. Скажите просто, что вы заглянули в утреннюю газету и…

Он сделал какую-то пометку, на счете.

– Тебе не удастся разозлить меня, Арчи, и именно сегодня. Какая газета? Я заглянул не в газету, а в саму суть жизни, что бурлит вокруг. Для этого мне газета не нужна.

– И вы, конечно, не знаете, что миссис Барстоу посулила пятьдесят тысяч долларов тому, кто найдет убийцу ее мужа?

Карандаш, делавший пометки на счетах, замер. Вульф не поднял глаз, но и не продолжил свое занятие. В молчании прошло несколько секунд, и вот он отложил счет и придавил его пресс-папье, карандаш положил рядом и лишь после этого поднял голову и посмотрел на меня.

– Покажи газету.

Я показал ему сначала объявление миссис Барстоу, а затем газетную заметку на первой полосе. Объявление он прочитал очень внимательно, заметку лишь пробежал глазами.

– Интересно, – сказал он. – Весьма интересно. Значит, мистеру Андерсону деньги не нужны, даже если есть возможность запросто получить их. Гм, всего минуту назад я говорил об ответственности. Знаешь, Арчи, о чем я думал сегодня утром, лежа в постели? Я думал, как ужасно и несправедливо было бы уволить старика Хорстмана и видеть, как эти живые, дышащие, надменные и избалованные прекрасные растения задыхаются без воздуха и чахнут без воды.

– Бог с вами, сэр!

– Да. Ну это лишь плод моей мрачной фантазии. Я не способен на такую жестокость. Лучше продать их с аукциона в случае, если я решусь снять с себя всякую ответственность и… вознамерюсь вдруг уехать в свой дом в Египте, в котором я еще ни разу не был. Человек, который подарил его мне более десяти лет назад… В чем дело, Фриц?

У Фрица был какой-то странный вид, видимо, от наспех напяленного пиджака.

– К вам леди, сэр!

– Имя?

– У нее нет при себе визитной карточки.

Вульф милостиво кивнул, и Фриц поспешно скрылся за дверью. Через минуту он уже снова стоял на пороге, поклоном приглашая молодую женщину войти. Я тут же вскочил со стула, и, видимо, поэтому она направилась прямо ко мне, но я кивком головы указал ей на Вульфа. Взглянув на него, она остановилась.

– Мистер Ниро Вульф? Я – Сара Барстоу.

– Прошу, садитесь, – пригласил ее Вульф. – Примите мои извинения, что приветствую вас сидя. Я встаю лишь в крайних случаях.

– Это и есть крайний случай, сэр, – ответила она.

7

Из газет я уже многое звал о Саре Барстоу. Ей двадцать пять лет, окончила Смитовский университет, довольно популярна в своем кругу в студенческом городке Холландского университета, где ректором был ее отец, и среди курортной элиты округа Вестчестер. Хороша собой, как писали газеты, и на сей раз не врали, думал я, глядя, как она усаживалась в кресло, не сводя глаз с Вульфа. На ней было светло-бежевое льняное платье и такое же легкое пальто, на голове аккуратная маленькая черная шляпка. По ее перчаткам я понял, что она сама водит машину. У нее было небольшое, но безукоризненной лепки лицо. Зрачки глаз были слегка расширены от волнения, а припухшие веки говорили о том, что она устала и много плакала. Однако бледность лица не была болезненной и не портила ее. Голос у нее был низкий и глубокий. Она сразу же понравилась мне.

Девушка попыталась было объяснить Вульфу, кто она, но он характерным движением указательного пальца остановил ее.

– Нет необходимости, мисс Барстоу, не утруждайте себя, я все о вас знаю. Вы единственная дочь Питера Оливера Барстоу. Лучше скажите, зачем вы пожаловали ко мне.

– Хорошо. – Но тут она вдруг запнулась. – Разумеется, вы должны это знать, мистер Вульф, – поправилась она. – Но так трудно объяснить… Я хотела бы начать издалека. – Она попыталась улыбнуться. – Я пришла попросить вас помочь мне, только не знаю, насколько это возможно…

– Я сам скажу вам это.

– О, да, конечно. Прежде всего, вам известно, что моя мать поместила в сегодняшней газете объявление?

Вульф кивнул.

– Я читал его.

– Мистер Вульф, я… то есть вся наша семья, мы просим вас не принимать его всерьез.

Вульф с тяжелым вздохом опустил подбородок на грудь.

– Странная просьба, мисс Барстоу. – Должен ли я поступить так же странно и немедленно согласиться, или вы изложите мне причину вашей просьбы?

– Разумеется, причина есть. – Она снова замялась. – Это отнюдь не семейная тайна, нет. Все знают, что мама… временами… словом, она иногда не отвечает за свои поступки… – Она смотрела на Вульфа глазами, которым нельзя было не поверить. – Не подумайте ничего плохого, и дело совсем не в деньгах. У меня с братом их более, чем достаточно, и я совсем не скряга. Нет, нет, мистер Вульф, вы не думайте, что моя мать психически нездорова или считается недееспособной. Но вот уже несколько лет бывают моменты, когда она нуждается в особой нашей заботе и любви, а все это произошло именно в одно из таких ее состояний. Нет, она не мстительна, и все же она поместила это объявление. Мой брат считает, что она жаждет крови… Наши близкие друзья, конечно, все поймут, но вот другие… Ведь мой отец был хорошо известен и самых широких кругах, мы благодарны тем, кто разделяет наше горе, но мы не хотели бы… Отец не хотел бы, чтобы они думали, будто мы жаждем отомстить и поэтому обратились к полицейским ищейкам…