Питомец (СИ) - Сапегин Александр Павлович - Страница 31

Усыпив и отвязав малышку, я прижал её правой рукой к груди и на трёх лапах подковылял к отцу девочки. Наконец, через десять минут времени и двадцать неудачных попыток ментального контакта, барьер из боли, безнадёги и отчаяния был преодолён, и мне удалось передать мужчине образы деревни, куда я отношу девочку и отдаю её людям.

- Спасибо, - прохрипел мужик, сообразив, что никто дочку убивать не собирается, а рург не так страшен, как его малюют.

- Лирия Переро. Баронесса, - ответил он на вопрос в виде ментограммы и образов девочки. Переро, Переро... Я вспомнил высокого улыбчивого барона и его жену, бывших гостями на балу в честь дня рождения Лилины. К тому же Карс Переро изредка захаживал к Сажу, о чём-то секретничая с тем в хозяйском кабинете. Тайные посиделки аристократов сами по себе говорили о доверительных отношениях баронов. Сейчас синюшный полутруп ничем не напоминал полного жизни весельчака из воспоминаний. - Ты меня понимаешь?

Я кивнул.

- Добей... Прошу..., - на губах барона выступила кровавая пена.

Легко сказать - добей. Людей до сего дня убивать не приходилось. Бог миловал. Маг не в счёт, тот при других обстоятельствах скопытился. Я знал..., чувствовал, что могу отнять жизнь, но чтобы меня просили это сделать. Господи, за что ты продолжаешь испытывать меня?

- До-б-бей...

Аккуратно уложив Лирию на землю, легонько касаюсь лбов супругов. Барон благодарно закрывает глаза и засыпает, не видя и не чувствуя, как с его шеи срывают поддерживающий жизнь амулет. Вторая поделка слетела с шеи его нежной половинки. Через три минуты Карс Переро и его жена умерли во сне. Искры жизни погасли.

Приказав крылатой свите засыпать тела умерших землёй, я подхватил подопечную и полетел в деревню. Дурень, о чём я только думал?! Идиот, ничему жизнь тебя, то бишь, меня не учит. Вот подумайте и скажите, как обычный суеверный люд должен отнестись к ребёнку, которого средь белого вечера к самой распродаже второго улова притаскивает чёрный рург? Тварь уже успела примелькаться и наложить оброк на многие рыбацкие суда и ватаги. Рург, о котором ходит множество слухов и сплетен, в том числе о том, что я не я, а проклятый богиней колдун (абы-кабы не нечто похуже)... И вот этот толи рург, толи колдунский оборотень притаскивает в деревню ребёнка. Что вы подумаете, буде на месте обывателей, разум которых забит догмами Церкви Пресветлой и суевериями? То-то и оно. Я тоже хорош, нет, чтобы загодя подумать, а не задним умом соображать. Воистину говорят, что ни одно благородное дело не остаётся безнаказанным.

Мало того, что деревенские разбежались от меня, как куры от ястреба, ни одна скотина не подошла к малышке, которую я оставил посреди торжища. Люди сторонились девочки, как чумной. Сначала они молча глазели на проснувшуюся и трущую глазки малышку, потом над торгом полетели шепотки. Запевалами словесного гула оказались торговки рыбой и некоторые покупательницы. Кто-то из них заприметил на Лирии розовую нательную понёву и тут же понеслось:

- Понёва, понёва..., розовая понёва. Цвет невесты... Колдун приволок невесту...

- А я говорила!

- Девчонка - ведьма!

- Проклятая Пресветлой ведьма, как пить дать!

- Проклятая невеста оборотня!

Покатился снежный ком. Сорвалась лавина.

Курицы тупоголовые!

Я как-то не обратил внимания на цвет нижнего белья под изорванным платьицем. Да и до того ли мне было? Ан нет, поспешил и людей насмешил. Моя вина. Дворяне, выбирающиеся в деревню от силы несколько раз в год, могут облачать своих детей как угодно, но в глубинке люди соблюдают в одежде множество условностей. Цвета, узоры, вышивки, обереги, платки, кушаки - всё имеет значение и строгую функцию. Чуть не так одел, иначе перевязал и смысл одежд поменялся. Кушак в пять оборотов имеет право носить только глава клана или деревенский староста, а красный пояс на девичьей талии говорит всем, что она уронила первую кровь и уже может считаться невестой. Приходите сваты дорогие! Две косы у бабы - мужняя жена! Те же косы, но с синей лентой - вдовица. Девки же плетут одну косу. Подобных нюансов пруд пруди, попробуй, упомни их с налёту.

Пошатываясь, Лирия встала на ножки. Покрутив головкой, она несмело шагнула к одной из женщин. Торговка, осеняя себя святым знаменьем, с визгом отскочила. Лирия испугалась, шлёпнулась на попку и расплакалась. Под детский плач на торг ступили монахи из монастыря Пресветлой. Один из них - худой, с крючковатым носом, маленькими бегающими глазками и сальными волосами, нависающими над землистым лицом, побитым оспинами, гаркнул на деревенских, справляясь о причинах гвалта. Вопрос потонул в многоголосье, что не помешало крючконосому определить виновницу и назначить её колдуньей (как банально). До сих пор не понимаю разницы между магами и колдунами, по мне так один хрен. Что в лоб, что по лбу. Видимо, моя точка зрения ошибочна по своей сути. Маги - это те, кто за нас, а колдуны продались Дьяволу. Мелкое демоново отродье с рождения потонуло в грехе, отдавшись поганому рургу, грабящему честных тружеников и рыбаков (охренеть, как завернул, я сам заслушался!). Но Пресветлая освободит заблудшую душу от прегрешения. Захватив внимание толпы, монах вещал и вещал, поставив точку в речи на очищающем пламени костра, которое освободит душу блудницы от греха.

Зря он это сказал. Первыми неладное почуяли завороженные слушатели говённого оратора и клирика от инквизиции. Проглотив языки, люд пялился на чёрного рурга, выросшего за спинами монахов. Одухотворённые церковники не ожидали подвоха, за что и поплатились, попадав с ног. Одному из чернорясных удар хвоста сломал ногу, остальные отделались ушибами и синяками на ногах и задницах, да уязвлённой по полной программе гордостью. Воздух они попортили изрядно, а кое-кто сим не ограничился, испачкав одёжку.

Импровизированный митинг закончился тем, что я вырвал у одного из монахов из рук пергамент, сорвал с пояса чернильницу с замызганным пером, и заставил крючконосого читать написанное. Монашек прекрасно понял ментальный посыл разозлённого дракона и не посмел перечить, а жители согласились выплачивать оброк продуктами, одеждой и товаром по моему выбору. Впрочем, альтернативы у них не было. Больше двадцати разноцветных рургов слетевшись на торг и выпустив длинные языки пламени, показали всем, что очистительный эффект огня может пройтись как по домам, так и по рыбацким судам. И не только по ним. Неоспоримым аргументам вняли даже монахи.

И не дай Пресветлая им подсыпать в продукты яд или нанять охотников... Отбросив от себя крючконосого, я подхватил Лирию и полетел в логово.

С той поры минуло пять дней. Лири прижилась в моей пещере, таская за рога и хвосты разноцветных нянек, отрабатывающих кормёжку. Я тихой сапой, правда не наглея, таскал ей из лавок немудрёные игрушки и строил планы по передаче девочки нормальным людям. Что бы ни говорили, но со мной она забудет человеческую речь... Ладно бы только речь. Не могу я заменить ребёнку воспитателя и отца с матерью. Да, я кормлю и одеваю её, каждый вечер купаю и потакаю капризам, но роль Маугли не для Лирии.

- Сяка! - донеслось снизу. - Иго-иго!

Скосив глаза, я посмотрел туда, куда указывал маленький пальчик довольной наездницы. На просёлочной дороге, в просвете между деревьев разворачивалась знакомая до боли в сердце картина погони. Прижав к себе драгоценную ношу, и активировав скрыт, я заложил вираж, пролетев в сотне метров над головами всадников.

Чёрт! Не может быть! Второй заход не оставил от сомнений камня на камне. На одной из лошадей, прижавшись к конской гриве, в простеньком платье служанки скакала Лилина...

Эйса пятая.

Цена короны - смерть.

- Так вы отказываетесь, ваше магичество?- хрустнув костяшками рук, и глумливо усмехнувшись, спросил пожилого мага широкоплечий наёмник с грубым, будто вытесанным из дерева лицом.