Окно смерти - Стаут Рекс - Страница 9

Его глаза прищурились, в уголках показались морщинки.

— Вы только не подумайте, что я стараюсь кого-то утопить. Доктор ведь сказал, что Берт умер от воспаления легких, а врач он, по-моему, хороший. Просто я хочу объяснить, зачем Берту понадобилось ехать в Нью-Йорк. У вас еще есть вопросы?

Вулф покачал головой.

— Пока нет. Попозже, может быть. Но ведь я предлагал обмен информацией. Что вы хотите знать?

— Вот это учтиво, это я понимаю. — Эрроу, кажется, говорил серьезно. — Пожалуй, нет. — Он поднялся из кресла и постоял немного. — Только вот вы сказали, что у вас не хватает улик, чтобы… как это…

— Инкриминировать.

— Вот-вот. Так почему бы вам не смотать удочки? Мы с Бертом всегда так делали как только убедимся, что на участке совсем глухо, так сразу сматываем удочки.

— Я не говорил — совсем глухо. — Вулф был мрачен. — В том-то и загвоздка, что не совсем. Есть одно загадочное обстоятельство, и пока я его не выясню, сматывать удочки рано.

— Какое обстоятельство?

— Я вас о нем уже спрашивал, но вы сразу становитесь на дыбы. Опять заговаривать с вами на эту тему без оружия просто опасно. Счет за кресло мистер Гудвин вам вышлет, как только мы узнаем сумму. До свидания, сэр.

Он хотел еще услышать что-нибудь про загадочное обстоятельство, но не тут-то было. Дудки. Когда он понял, что на этом участке глухо, он смотал удочки, и я пошел в переднюю закрыть за ним дверь. Уже за порогом он повернулся ко мне и сказал:

— Здорово вы все-таки меня скрутили.

В кабинете Вулф сидел с закрытыми глазами, наморщенным лбом, откинувшись на спинку кресла. Я убрал поломанное кресло в угол, остальные расставил по местам, прибрал на ночь свой письменный стол, запер сейф и подошел к нему.

— Зачем вам понадобилось его заводить? Если в этом деле, и вправду, есть какое-то загадочное обстоятельство, то я его, наверное, проспал. Какое, подскажите.

Он буркнул, не открывая глаз:

— Грелки.

Я потянулся и зевнул.

— Ясно. Сначала вас нужно уламывать, чтобы вы взялись за работу, а когда оказывается, что дела-то никакого и нет, вы пытаетесь высосать его из пальца. Бросьте. Давайте ограничимся этой тысчонкой, что совсем недурно за восемь часов, и скажем, что ответ отрицательный. Дело закрывается.

— Не могу. Есть одна загадка. — Он открыл глаза. — Ну кто, скажите ради бога, повыливал эти грелки? И зачем?

— Пол. Почему бы не он?

— Потому что я ему не верю. Хоть он и твердил об этом весь вечер, и даже довольно убедительно. Да вы только представьте. Он заходит к брату, видит, что тот умер. Откидывает одеяла, видит, что грелки пусты. Уже поворачивается, чтобы позвать сестру и зятя, как вдруг до него доходит, что пустые грелки — неплохое оружие против мисс Горен. Он не хочет, чтобы их заметила сестра, поэтому сначала он относит грелки в ванную, а потом уже зовет ее. Вы считаете, это похоже на правду?

— Конечно, но…

— Прошу вас. Я воспользуюсь этим «но». Но представим, что все было иначе. Он заходит к брату и видит, что тот мертв. Он откидывает одеяла, хочет послушать сердце. Грелки лежат на месте, с водой. Увидев их, он тут же задумывает план, а ведь он, заметьте, в шоковом состоянии: только что искал живого брата, а нашел труп. И он сходу, вместо того, чтобы позвать на помощь, задумывает план: отнести грелки в ванную и вылить, чтобы через некоторое время получить возможность подойти к мисс Горен и сказать ей, что нашел грелки пустыми; и не только задумывает, но и действует, как задумал. Вы считаете, это правдоподобно?

— Если вас послушать, — признался я, — то не очень.

— Я описал все так, как оно должно было случиться. Но было ли так на самом деле? Я уверен, что нет. Он заметил грелки только потому, что они действительно были пустыми, на полные он вообще не обратил бы никакого внимания — то ли в постели больного, то ли в постели покойника. Слов нет, бывают люди, способные на подобную изобретательность и коварство, но он не из их числа. Следовательно, приходится заключить: грелки он нашел пустыми, но нам-то это что дает?

— Тут надо подумать. — Я сел.

— Подумайте. Дело дрянь, — в его голосе звучала горечь. — Я-то давно это понял. Чтобы сохранить уважение к себе, — а это долг, который никому нельзя передоверить, — я просто обязан докопаться до сути. Может, виновата мисс Горен? Взяла и положила в постель пустые грелки?

— Исключено, сэр. Я думаю на ней жениться. И потом, я просто в это не верю. Она квалифицированный медик, а ни одна обученная квалифицированная сиделка такого ляпсуса допустить не может.

— Согласен. Тогда что мы имеем? Около полуночи, буквально перед уходом, мисс Горен наполнила грелки горячей водой и положила их в постель. Часов в шесть утра Пол Файф нашел обе грелки в постели, но пустые. Кто-то их взял, вылил воду и положил обратно. Зачем? Объясните.

— Что вы на меня так смотрите? Я их не выливал. Почему я должен объяснять?

— Да вы и не сумеете ничего объяснить. Скажете, что их вылили с целью убийства? Смешно. Объяснить это невозможно, а все необъяснимое в деле о смерти приобретает зловещий оттенок, особенно если покойник — миллионер. Прежде чем задать вопрос, кто это сделал, я должен ответить на вопрос — зачем?

— Не обязательно, — возразил я. — Задачу можно упростить. Ограничиваемся этой тысячей, но даем не отрицательный ответ, а положительный. Пусть Пол передает дело копам. Что и требовалось доказать.

— Пф. Вы не шутите?

Я сдался.

— Шучу. У вас безвыходное положение. Единственное, что придет копам в голову, это что сиделка сама оставила грелки пустыми, и теперь боится признаваться; а кончится все тем, что Джонни Эрроу отметелит весь отдел по расследованию убийств, от инспектора Кремера до самого последнего копа. — Тут я вдруг заподозрил подвох и посмотрел на него. — Это что, просто трюк такой? Сами вы уже поняли, для чего были вылиты грелки, или думаете, что поняли, и хотите, чтобы я лишний раз убедился в вашей гениальности?

— Нет. Я запутался окончательно. Не знаю, что и делать. Это не загадка, это черт знает что такое, — Он взглянул на настенные часы.

— Пора ложиться. И такая головоломка на сон грядущий. Однако сначала — инструкции на завтра. Ваш блокнот, пожалуйста.

Я достал блокнот из ящика письменного стола.

5

В среду утром, позавтракав, как обычно, с Фрицем на кухне (а Вулф, тоже как обычно, съел свой завтрак у себя наверху), я принялся за эти инструкции. Они были простые, но выполнить их оказалось совсем не просто. Первой и главной задачей было дозвониться до доктора Буля и устроить так, чтобы он явился к нам в кабинет к одиннадцати часам — время, когда Вулф спускается в кабинет из теплицы, — и привел с собой Энн Горен. Во-первых, дозвонился я до него только к полудню. С девяти до десяти он на вызовах — это все, чего я добился от секретарши. Я попросил передать ему, чтобы он мне позвонил, но звонка так и не дождался. После десяти к телефону стала подходить медсестра. Первые три раза она отвечала любезно и с нотками сочувствия в голосе, потом — коротко и сухо. Доктор все еще обслуживает вызовы, о моей просьбе ему передали, но что она может сделать, если у него слишком много работы. Когда он наконец мне позвонил, уговориться с ним и мисс Горен на одиннадцать было уже невозможно, часы показывали без четверти двенадцать, поэтому я предложил три часа и услышал категорическое нет. Ни в три, ни в четыре — никогда. Все, что он мог сказать о смерти Бертрама Файфа, он уже сказал, но если у Вулфа есть желание поговорить с ним по телефону, то пару минут он готов ему уделить. Я спросил у Вулфа. Тот сказал: нет, по телефону — нет. Тупик.

В конце концов после обеда мне пришлось выводить машину из гаража и ехать все сорок миль — сначала по Вестсайдскому шоссе, потом, свернув на Сомилл Ривер Паркуэй, — в Маунт Киско, где в большом белом доме, стоящем посреди зеленой лужайки, я обнаружил приемную доктора Буля. Мне передали, что он примет меня по окончании вечернего приема, который обычно идет с двух до четырех, но когда я приехал, в очереди сидело еще пять человек, так что у меня получился настоящий продолжительный визит к врачу, с чтением неизменного набора журналов. Наконец, та самая медсестра, — она проработала у него лет шестьдесят, не меньше, — провела меня в кабинет.