Малый и мартышка - Стаут Рекс - Страница 8

5

Когда человека берут с поличным на месте преступления, как взяли меня, отправить его сразу за решетку довольно трудно, – этому предшествует значительная бюрократическая возня. В случае со мной дело было еще сложнее, так что лишение свободы немного откладывалось. Сначала я долго беседовал с помощником прокурора. Он был вежлив, интеллигентен и даже угостил меня сандвичами. К концу нашей беседы, уже шел десятый час, он совершенно запутался и сидел как истукан в мундире, с прилизанными волосами и бородавкой на щеке. Когда он собирался уходить, я посоветовал ему обратиться к доктору Воллмеру, специалисту по сведению бородавок.

Потом с минуты на минуту я ожидал обещанного визита инспектора Кремера. Естественно, по целому ряду причин я чувствовал себя обиженным, прежде всего из-за того, что меня лишили возможности присутствовать при разговоре Кремера с Вульфом. Их беседы всегда были очень интересны, но эта могла превратиться просто в шедевр, особенно после того как Вульф узнает, что он не только обманут клиентом, но и лишен ассистента, без которого некому будет отвечать на письма.

Дверь наконец открылась, но это был не Кремер, а лейтенант Роуклифф. Вот кого бы я убил не раздумывая. Я мог бы посочувствовать самым отпетым и бесчеловечным убийцам, попадись они ему в лапы. Он сел напротив и произнес со слащавым удовлетворением:

– Ну вот, слава богу, мы и добрались до тебя.

В этой манере он провел весь допрос. Я бы с радостью привел стенограмму двухчасового бдения с Роуклиффом, но боюсь, что это будет выглядеть нескромно с моей стороны. У него есть одна особенность – дойдя до определенной стадии раздражения, он начинает заикаться. А поскольку я чувствовал наступление этого состояния за несколько секунд, то начинал заикаться первым. Это дело очень тонкое и требует большой сосредоточенности, но в этот вечер мне на редкость везло. Не знаю, как ему удалось сдержаться и не прикончить меня, наверно только благодаря неуемному тщеславию: он жаждал стать капитаном и опасался Вульфа, который уже мог договориться с комиссаром, а может быть, даже и с мэром.

Кремер так и не появился, от этого я обиделся еще больше. Я знал, что ему удалось встретиться с Вульфом, так как около восьми часов они мне наконец разрешили позвонить, и я услышал холодный, как нос эскимоса, голос:

– Я знаю, где ты. У меня мистер Кремер. Я уже позвонил мистеру Паркеру, но сегодня вряд ли что-нибудь удастся сделать. Ты ел?

– Нет, сэр. Боюсь быть отравленным. Нахожусь на грани голодного обморока.

– Поешь. Мистер Кремер просто умственно отсталый. Попытаюсь внушить ему, что тебя надо выпустить. – И он повесил трубку.

В начале двенадцатого Роуклифф отбыл и меня перевели в камеру. Она ничем не отличалась от помещений подобного назначения, разве что в ней было довольно чисто и сильно пахло дезинфекцией, да и расположена она была удобно, так как ближайшая лампа в коридоре висела шагах в шести от нее и свет через решетку не бил в глаза. К тому же это была одиночка, что было очень приятно. Предоставленный наконец самому себе, без телефонов и прочих помех, я раз делся, аккуратно развесил на стуле свой новый полосатый костюм и, изготовив из рубашки нечто вроде пододеяльника, залез в кровать, чтобы обдумать все возможные неприятности. Но у моей нервной системы были совсем другие планы, и через двадцать секунд я заснул.

Утро началось очень активно: перекличка, путешествие в клозет, завтрак. После чего мне в полной мере было предоставлено насладиться уединением. Мои часы сломались. Я попробовал вести счет времени, наблюдая за секундной стрелкой, но это было малоэффективным. Как бы там ни было, я надеялся, что около полудня меня посетит Роуклифф. Однако этого не произошло, и я начал подозревать, что кто-то, как водится, потерял мои бумаги, а все, естественно, слишком заняты, чтобы остановиться и подумать, что я здесь делаю. Второй завтрак, который я не стану описывать, несколько нарушил однообразие моего существования, но, вернувшись в камеру, я снова оказался один на один со своими часами. По десятому разу я пытался разложить все, что произошло, но в голове была такая путаница, что мне не удавалось продвинуться дальше первого шага, не говоря уже обо всем остальном.

В начале второго дверь открылась, и коридорный, толстый низкорослый парень, у которого было только пол-уха с правой стороны, велел мне выйти. Я с радостью откликнулся на его предложение и, дойдя до лифта, спустился на первый этаж, в административный корпус. Навстречу мне двигалась тощая долговязая фигура с бледным лицом. Это был Генри Джордж Паркер – единственный адвокат, услугами которого пользовался Вульф. Он пожал мне руку и сообщил, что через минуту вытащит меня отсюда.

– Можете не спешить, – холодно сказал я, – если это противоречит интересам дела.

Он рассмеялся, и мы вошли в комнату. Со всеми формальностями, не требовавшими моего присутствия, уже было покончено, и ему действительно потребовалась всего лишь минута. По дороге к такси он объяснил, почему мне пришлось так долго торчать за решеткой. Обвинение в незаконном ношении оружия, естественно, особой опасности не представляло, но против меня были выдвинуты свидетельские показания, подкрепленные материальными уликами. В результате окружной прокурор потребовал залог в пятьдесят тысяч, и так уперся, что единственное, что удалось сделать Паркеру, уломать его на двадцать. Так что от уголовной ответственности я так и не был освобожден. Когда такси пересекало Тридцать четвертую стрит, я с тоской посмотрел на западный берег реки: я не испытывал особых чувств к Нью-Джерси, но сейчас мысль о переезде в другой штат показалась мне привлекательной.

Мы поднялись с Паркером по нашему старому крыльцу, и я достал свой ключ, но оказалось, что дверь изнутри закрыта на цепочку, – пришлось звонить. Дверь открыл Фритц Бренн, наш домашний эконом. Мы сняли пальто и шляпы.

– Ну как ты, Арчи? – спросил Фритц.

– Плохо. Ты разве не чувствуешь запаха? – лаконично ответил я.

В это время из столовой появился Вульф. Остановившись в дверях, он изучающе посмотрел на меня. Я встретил его взгляд с гордым видом.

– Пойду помоюсь, пока вы кончаете есть.

– Я уже кончил, – мрачно откликнулся он. – А ты ел?

– Да, от голода я не умираю.

– Тогда начнем.

Мы прошли в кабинет, располагавшийся напротив столовой, и он уселся в свое огромное кресло. Паркер опустился в красное кожаное. Я подошел к столу и сказал не агрессивно, но достаточно многозначительно:

– Лучше всего нам начать с конца: когда я должен проститься с вами и могу ли взять с собой револьвер? Я не…

– Заткнись! – рявкнул Вульф.

– Зачем вы меня тогда вытаскивали из-за решетки? Лучше уж я сразу отправлюсь обратно и…

– Сядь!

Я сел.

– Я считаю, что ты абсолютно невиновен. Может, тебя можно обвинить в некоторой неосмотрительности, и то на нее были свои причины. – Он взял со стола листок бумаги. – Вчера пришло письмо от миссис Баумгартен. Она просит меня заняться ее племянником, который работает в ее компании. Я бы хотел ответить. Возьми свою записную книжку.

Он говорил решительным тоном, не позволявшим не только вступить в полемику, но даже задать вопрос. Я взял записную книжку и ручку.

– Дорогая миссис Баумгартен, – начал он с такой уверенностью, как будто письмо уже было написано у него в голове. – Благодарю вас за ваше письмо от тринадцатого числа, в котором вы просите о проведении расследования. Абзац. Сожалею о том, что не смогу вам помочь. Вынужден отказаться от вашего предложения в связи с получением уведомления от Центрального бюро расследований Нью-Йорка о закрытии моего частного сыскного агентства и лишении меня лицензии. Искренне ваш.

Паркер что-то воскликнул, но его проигнорировали. Я застыл, но должен признаться, что в той буре чувств, которая охватила меня, присутствовало и вновь вспыхнувшее сожаление о том, что мне не удалось присутствовать при беседе Вульфа с Кремером.