Последний легион - Банч Кристофер - Страница 50

— Около сорока, — ответил Иоситаро. — В основном женщины и дети.

— Говорят, сент Риверс лично возглавила операцию.

— Да, я тоже так слышал.

— Ну, тогда почему у тебя угрюмый вид? Теперь, по крайней мере, все эти убогие деревни будут дрожать от страха. Это отучит их служить и нашим, и вашим.

— Гарвин, уймись, — устало сказал Иоситаро. — Лучше пошевели мозгами.

— О чем тут думать, не понимаю? Они убивают одного нашего, мы — дюжину их. Это научит их тому, что нельзя помогать преступникам.

— Правильно, научит их. Тому, что надо идти в партизаны.

Гарвин зло посмотрел на друга:

— С чего ты взял?

— На самом деле все очень просто, — сказал Иоситаро. — Попробуй взглянуть на происходящее с точки зрения деревенских жителей. Мы приходим на полчаса и возвращаемся сюда, на свой остров. 'Раум живут бок о бок с ними. Крестьяне умеют считать. Полчаса — мы, двадцать шесть с половиной часов — они. Сечешь?

— Ну и что?

— А то… Если бы ты был крестьянином и хотел оставаться им и дальше… Живым, я имею в виду… С кем бы ты вел себя вежливее?

— Полагаю, с 'раум, — неохотно согласился Гарвин.

— Пошли дальше. Мы патрулируем холмы, собираемся принести сельским жителям закон, порядок и справедливость, так? И первое, что мы делаем, как только наш патруль подвергся нападению, — это посылаем отряд мстителей и вырезаем целую деревню. Прекрасная демонстрация того, что такое закон в нашем понимании, и отличный способ вызвать расположение местных жителей.

— Никто и не рассчитывал на их расположение. Иначе на кой черт нам выдают оружие?

— Думай, друг мой, думай, — продолжал Иоситаро. — После того как эта дуреха устроила там бойню, особого ума не требуется, чтобы понять, что к чему. На чью сторону ты встал бы, если бы оказался на их месте?

— Дерьмо. — Гарвин плюхнулся на койку Иоситаро. — Я как-то об этом не задумывался.

— Такое впечатление, что и все остальные тоже. Больше того. Спорю, никто и теперь не начнет думать. Уильямс не может отдать Риверс под трибунал, даже если бы захотел. Создается прекрасный пример для следующего идиота, который будет хвататься за револьвер и палить из него, если его соседу по казарме оторвут голову.

— Похоже, ты прав.

— Не похоже, а так и есть.

— Где ты набрался всей это премудрости? — спросил Гарвин.

— Я не умный, я хитрый, — ответил Иоситаро. — Копы могут позволить себе ошибаться, сколько им вздумается. Проходимцы ошибаются только раз.

— Может, есть смысл предоставить право думать тебе?

— Так будет, по крайней мере, безопаснее. И если уж на то пошло, я хочу сделать еще одно предсказание. Это дерьмо ничем не остановить. Нападения на патрульные отряды будут продолжаться, и очень скоро мы станем появляться в сельской местности только ради того, чтобы совершить акцию возмездия. И когда мы будем продираться сквозь джунгли, они начнут отстреливать нас поодиночке, убивая одного за другим.

— Я уже говорил, какой ты жизнерадостный сукин сын?

— Да, я такой, — ответил Иоситаро. Он снял очки, тщательно протер их и взял с дальнего конца койки фуражку. — Пошли. Так и быть, разрешаю тебе купить мне пива. Может, тогда я тоже стану улыбающимся и довольным жизнью идиотом, как все в этом проклятом Корпусе.

Три дня спустя была полностью уничтожена штурмовая группа, а через четыре дня после этого в засаду попала другая, проводившая «зачистку» в пяти километрах ниже Холмов.

При этом погибло всего трое 'раум, хотя в сводке сообщалось, что девяносто, и лишь семеро оказались в плену. С лица земли были стерты шесть деревень, где, как предполагалось, останавливались 'раум. Потом та же судьба постигла еще дюжину — за то, что там якобы были найдены оружие и другие запрещенные вещи.

Коул Уильямс сообщил об изменении тактики. Впредь Корпус будет проводить патрулирование подразделениями не меньше роты, оставаясь в джунглях на протяжении пяти дней. С непременной воздушной поддержкой, и рассылая во все стороны, но на незначительное расстояние более мелкие группки.

— Как только одна из этих маленьких групп заметит бандитов, мы сотрем их в порошок с воздуха или бросим в атаку основное подразделение, — заявил он. — Мы плохо используем свое преимущество. Наличие воздушных средств позволяет нам лучше координировать свои действия. В дальнейшем я намерен исправить эту ошибку. Пусть бандиты чувствуют себя как полевые мыши, которым все время приходится оглядываться через плечо, не летит ли ястреб. И обещаю — он будет тут как тут. Эта компания продлится самое большее один-два месяца, после чего здесь воцарится мир.

— По-моему, — мрачно сказал Гарвин, — Бог… или боги… возненавидели меня.

— Почему? — спросила Язифь. — И почему на экране все время возникают помехи?

— Потому что я говорю с тобой из общественной кабины, а не из нашей канцелярии. — объяснил Гарвин. — И на этой линии стоит миллион заглушек, чтобы помешать мне разболтать какой-нибудь секрет. С этой же целью, видимо, происходит некоторая задержка сигнала. А ведь на самом деле я ничего выбалтывать не собираюсь. Черт, я даже не знаю ничего по-настоящему секретного!

— Ну, и с чего ты взял, что боги возненавидели тебя? — спросила Язифь. — Так или иначе, ты же смог связаться со мной.

— Это все, что я могу сделать. Потому что… — На мгновение звук заглушили помехи, а потом, когда слова снова можно было разобрать, Язифь услышала: —… Понимаешь, почему я сказал это?

— Нет. Твой голос исчез.

— Наверно, я попытался выдать какой-то секрет. Ладно, дай мне подумать, как сказать то же самое другими словами.

— Это касается нас с тобой?

— Ну да.

— Может, насчет того, что мы не сможем увидеться в ближайшее время? — Звук снова исчез, но Гарвин просто кивнул. — Я так и подумала. Папа сказал, что… кое-какие важные персоны говорили ему, что так, скорее всего, и будет.

— Персоны… Похоже, всем на свете, включая 'раум, известно, что меня ждет в ближайшее время. Только я один ничего не знаю.

— Нельзя мне прийти повидаться с тобой? — спросила Язифь.

— Вряд ли. Всем нашим гражданским служащим велено оставаться дома, а они дублируют… — Звук опять исчез. — Мне очень жаль, Язифь. — Тон его был такой несчастный, какой может быть только у сексуально озабоченного парня двадцати лет от роду. — Я так надеялся… Ну, что… может, попозже… Ух, черт!

Некоторые время они молча смотрели друг на друга с экранов.

— Мне нужно идти, — наконец сказал он. — Здесь есть еще парни, которые стоят в очереди к ком.

— Гарвин, — еле слышно спросила Язифь, — ты все еще хочешь… увидеться со мной?

— Конечно. Ты же знаешь!

— Тогда пусть у тебя останется кое-что на память, пока ты не можешь сделать этого. — Она быстро расстегнула блузку и распахнула ее. Под ней ничего не было, и Гарвин увидел округлые, упругие груди. Она погладила пальцем сосок, и он встал торчком. — Мне хотелось бы, чтобы это делал ты.

— Мне тоже, — внезапно охрипшим голосом сказал Гарвин.

— Я бы показала тебе еще кое-что, но… наша экономка ходит где-то тут. Я скучаю по тебе, Гарвин. И примчусь по первому твоему зову. — Она медленно провела языком по губам и отключилась.

Гарвин сидел, глядя на опустевший экран. Кто-то заколотил в дверь кабины.

— Эй, хватит, выходи! У других тоже есть подружки!

— Но не такие, как у меня, — прошептал он. — Не такие.

Прошло два месяца. За это время погибли двадцать 'раум, сорок шесть было захвачено в плен, восемнадцать сдались сами. Корпус потерял тридцать восемь человек погибшими и примерно вдвое больше ранеными. Во время этих стычек были убиты семьдесят три гражданских, сожжены сорок шесть «незаконных» поселений. И никто в Корпусе, включая финфа Гарвина Янсму, ни разу не получил увольнительной.

— Смотри, — сказал Комсток Брайен, — мы на пути к победе. Потихонечку, полегонечку, шаг за шагом мы откусываем от них по кусочку. И притом безо всяких дорогостоящих авантюр, сторонником которых ты являешься.