Собрание сочинений в 10 томах. Том 8 - Хаггард Генри Райдер - Страница 48

— Конечно, не знаешь, ведь ты больше месяца лежал без чувств. Но Розамунда знает все и расскажет тебе. Ляг, Годвин, и слушай.

— Вы приказали мне плыть, и, пришпорив коня, я заставила его броситься в воду. На мгновение волны сомкнулись над моей головой, потом я всплыла на поверхность, но вода смыла меня с седла. Тем не менее мне удалось снова сесть на коня. Он послушался моего голоса и поводьев и покорно поплыл к отдаленному берегу. Волны помогали ему, поэтому я повернула голову и увидела все, что происходило на молу. На моих глазах враги кидались на вас и падали от ваших мечей, а потом вы напали на них и бегом вернулись обратно. Наконец, как мне казалось, после долгого времени и когда я была уже далеко, я заметила, что Вульф вскинул Годвина на коня. Я поняла, что это Годвин, потому что его посадили на вороного, следила я также, как вы неслись по молу, как исчезли.

К этому времени я уже была подле берега, серый страшно устал и глубоко ушел в воду, но ласковыми словами я подбодрила его, и, хотя его голова дважды погружалась под воду, он все-таки нашел опору для усталых ног. Отдохнув немного, мой конь бросился вперед и короткими переходами двинулся через топь. Наконец мы благополучно достигли земли, тут он остановился, дрожа от страха и усталости. Едва серый отдышался, я пустилась в путь, так как увидела, что враги отвязывают лодку… В Стипль я приехала, когда уже стемнело, отец стоял у ворот. Теперь рассказывайте вы, отец.

— Остается досказать немногое, — заметил сэр Эндрью. — Вы, дети, помните, что я был против поездки за цветами или за чем-то там еще к церкви святого Петра, за девять миль от дома, но так как Розамунде очень хотелось этого, а у нее немного развлечений, то я и отпустил ее с вами. Помните также, что вы отправились без кольчуг и сочли меня неразумным, когда я вернул вас и заставил надеть их. Вероятно, мой святой покровитель или ваши ангелы-хранители вселили в меня мысль сделать это, ведь без такой предосторожности вы теперь были бы мертвы. В то утро я почему-то много думал о сэре Гуго Лозеле (если только такой предатель-пират может называться сэром и рыцарем, хотя стойкости и храбрости у него не отнять) и о том, что он грозил, несмотря на все наши старания, украсть Розамунду. Правда, мы слышали, что он отплыл на Восток, на войну против Салах ад-Дина или заодно с ним, потому что он всегда был предателем. Но разве люди не возвращаются с Востока? Вот почему я велел вам вооружиться: смутное предчувствие говорило мне, что Лозель совершит попытку привести в исполнение свои слова, и я не ошибся, ведь, конечно, это нападение было его делом.

— Я так и думал, — согласился с ним Вульф, — Розамунда знает, что высокий оруженосец, переводчик чужеземца, которого он называл «господином», сказал, что именно рыцарь Лозель желает увезти ее.

— Этот «господин» — мусульманин, сарацин? — тревожно спросил сэр Эндрью.

— Не знаю, дядя, ведь его лицо было замаскировано, как и у всех остальных, а говорил он только через посредника. Но, пожалуйста, продолжайте рассказ, которого Годвин еще не слыхал.

— Он короток. Розамунда рассказала мне о том, что случилось, хотя не все понял я из ее слов, потому что она совсем обезумела от печали, холода и страха. Я узнал только, что вы бились на старом молу и что она сама переплыла через бухту Смерти, что казалось невероятным. Я созвал всех людей, которых только мог, и приказал ей остаться дома с несколькими слугами и принять чего-нибудь, на что она согласилась неохотно, сам же я отправился отыскивать вас или ваши тела. Ночь мешала двигаться вперед, но мы освещали путь фонарями и наконец увидели место, где соединяются две дороги. Там стояла твой вороной, Годвин. Он был ранен так сильно, что не мог идти дальше. Я громко застонал, думая, что ты погиб. Но мы все же пустили коней вперед; вдруг раздалось ржание другой лошади, и мы увидели чалого, тоже без седока, он стоял у края дороги с печально опущенной головой.

«Поводья держит кто-то лежащий на земле!» — закричал один из моих спутников. Я соскочил с седла, наклонился и увидел вас обоих. Вы лежали, обнимая друг друга. И тут я решил: они достойны посвящения в рыцари.

— Говори ты, — обратился Вульф к брату, — потому что мой язык неповоротлив и неловок.

— Сэр, — слабым голосом произнес Годвин, — мы не знаем, как и благодарить вас за такую большую честь; мы не думали заслужить ее, отбив всего лишь шайку разбойников. Но мы можем лишь сказать, что до конца жизни постараемся быть достойными и нашего имени, и вас.

— Хорошо сказано, — с удовлетворением признал сэр Эндрью и прибавил, точно про себя: — Он так же вежлив, как и храбр.

Вульф поднял глаза — на его открытом лице лежала печать нескрываемой веселости.

— Хотя моя речь и не очень изысканна, дядя, но я тоже благодарю вас и прибавляю, что мне кажется, нашу леди кузину тоже следовало бы посвятить в рыцари, если бы это было возможно для молодой девушки, ведь переплыть верхом через бухту Смерти — больший подвиг, чем отбиться от нескольких мошенников на берегу.

— Розамунду? — странным мечтательным голосом произнес старик. — Ее положение достаточно высоко, слишком высоко для полной безопасности.

Он медленно повернулся и вышел из комнаты.

— Ну, кузина, — обратился к ней Вульф, — если вам невозможно сделаться рыцарем, то вы, по крайней мере, можете уменьшить высоту вашего опасного положения, став женой рыцаря.

Розамунда посмотрела на него с негодованием, которое как бы боролось с улыбкой, светившейся в ее темных глазах. Она шепотом объяснила, что ей еще нужно посмотреть, как приготовляют бульон для Годвина, и ушла вслед за отцом.

— Было бы добрее, если бы она сказала, что для нас обоих, — заметил Вульф, когда за ней закрылась драпировка.

— Может быть, она и сделала бы это, — ответил ему брат, — но только без твоих грубых шуток, ведь в них она могла увидеть скрытое значение.

— Нет, я говорил, ничего не подразумевая. Почему бы ей и не выйти замуж за рыцаря?

— Да, но за какого рыцаря? Разве нам было бы приятно, брат, если бы ее мужем сделался чужой для нас человек?

Вульф проворчал какое-то проклятие, потом вспыхнул до корней волос.

— Ах, — упрекнул его Годвин, — ты говоришь, не подумав, а это нехорошо.

— Там, на берегу, она поклялась… — вставил Вульф.

— Забудь об этом. Слов, сказанных в такой час, нельзя помнить, нельзя связывать молодую девушку.

— Ей-Богу, брат, ты прав, как всегда. Мой язык болтает помимо воли, а все-таки я не могу забыть ее слов. Только вот о ком из нас?…

— Вульф!

— Я хотел сказать, что сегодня мы на дороге к счастью, Годвин. О, это была счастливая поездка. Я никогда не мечтал о таком бое и никогда не видывал ничего подобного! И мы победили! И мы оба живы, и оба станем рыцарями.

— Да, мы живы благодаря тебе, Вульф. Не возражай, это так, — впрочем, меньшего нельзя было бы и ждать от тебя. Что же касается пути к счастью, то на нем много поворотов, и, может быть, в конце концов он приведет нас совсем в другую сторону.

— Ты говоришь как священник, а не как оруженосец, который скоро станет рыцарем, заплатив за это раной головы. Я же поцелую Фортуну, улучив первую удобную минуту; если же потом она оттолкнет меня…

— Вульф, — позвала Розамунда из-за занавеси, — перестаньте так громко говорить о поцелуях и дайте Годвину заснуть, ему нужен отдых.

И она вошла в комнату с чашкой бульона в руках. Вульф проворчал, что дамы и молодые девушки не должны слушать того, что их не касается, схватил свой костыль и ушел.

III . Посвящение в рыцари

Прошел еще целый месяц, и хотя Годвин пока был слаб и по временам страдал головными болями, раны братьев зажили, и они поправились. В последний день ноября, около двух часов пополудни, на дороге, которая вилась из старого Холла в Стипль, появилась величавая процессия. Во главе ее ехали несколько рыцарей в полном вооружении, а перед ними двигались их знамена; далее сэр Эндрью д'Арси, тоже во всех доспехах и окруженный оруженосцами-наемниками. Рядом с ним — его красивая дочь, леди Розамунда, в великолепном платье, прикрытом меховым плащом; она ехала по правую руку отца на том сером коне, который переплыл через бухту Смерти. Молодые братья д'Арси в скромных одеждах простых джентльменов следовали за дядей в сопровождении своих оруженосцев, членов благородных домов Солкот и Денджи. Позади них виднелись еще рыцари, оруженосцы, арендаторы различных степеней и слуги, окруженные многочисленной бегущей толпой крестьян и простолюдинов, спешивших за остальными вместе со своими женами, сестрами и детьми.