Собрание сочинений в 10 томах. Том 8 - Хаггард Генри Райдер - Страница 36

— Почему? — не унимался голос. — Ведь она предупредила нас о нашествии Рыжих Бород и собственной грудью приняла копье, которое должно было пронзить Ви.

— Потому, — ответил Урк, — что после каждого великого события боги требуют себе жертвы. Рыжие Бороды все перебиты, ни одного не осталось в живых. Лучше принести в жертву чужестранку Лалилу, нежели кого-нибудь из племени.

В толпе был Моананга.

Услыхав эти слова, он подошел к Урку, схватил его одной рукой за бороду, а другой ударил по лицу.

— Слушай ты, старый дурак, если кого-нибудь и принесут в жертву, то скорее всего тебя, потому что ты — враль и рассказываешь народу небылицы и вздор. Ты прекрасно знаешь, что Лалила, против которой ты подговариваешь народ, спасла жизнь Ви, спасла жизнь всем нам. Уже раненая, она дала нам совет, как победить врагов. Если бы не она — никого из нас не осталось бы в живых. Ты паршивая собака!

Моананга еще раз ударил Урка по лицу, опрокинул старика на песок и ушел. А слушавшие приветствовали его речь одобрительными криками, как раньше одобряли слова Урка.

Такова психология первобытного народа.

В это мгновение появился Ви.

Урк поднялся и начал славить Ви, говоря, что такого вождя не бывало у племени с самого начала его дней. Народ сбежался и подхватил хвалебную песнь Урка. К песне присоединились даже раненые, ибо знали, что если бы не Ви, то им и их женам пришлось бы еще хуже.

Да, как бы они ни ворчали, они твердо помнили, что спас их Ви. И они все помнили, что сам Ви обязан жизнью Лалиле.

Ви слушал их восхваления, но не отвечал. Он оттолкнул от себя женщин, пытавшихся поцеловать ему руку, и подошел к собранным трупам. Посмотрел на них, приказал похоронить и, не говоря больше ни слова, стал осматривать раненых.

Ви был грустен, и слова Ааки причинили ему немалую боль. Он хотел остаться верен клятве и не знал, как ему поступить.

Начиная с того дня Ви был молчалив, ибо на душе у него было тяжело, и он боялся говорить, чтобы не выдать грусти. Он сторонился людей и подолгу бродил один или с Фо. Сын, казалось, был единственным дорогим, что осталось ему.

Ви снова стал ходить на охоту, как в те времена, когда еще не был вождем. Он говорил, что сидение в пещере портит ему и здоровье, и настроение и что он, как лучший охотник племени, должен помогать народу, раз грозит голод. Охота бывала по большей части неудачна: олени, очевидно в связи с плохой погодой, ушли из лесов.

Однажды Ви гонялся за ланью, но она скрылась от него, и он повернул домой.

Путь его шел мимо небольшого ущелья. Ущелье это было глубиной и шириной не больше, чем шагов в тридцать. Оно было окружено отвесными скалами, и устье его было узко — шага в три. Снаружи находилась скала высотой в четыре копья. Под скалой — болото, посреди которого бил ключ.

Проходя мимо ущелья, Ви услыхал храп и ворчанье. Он остановился и спрятался за дерево, чтобы посмотреть, что за зверь издает эти звуки.

Из ущелья вышел огромный зубр. Зубр был так высок, что если бы человек стал рядом с ним, взглянуть через плечо зубра человеку не удалось бы. Зубр остановился на скале, оглянулся и стал принюхиваться. Ви испугался, не учуял ли его зубр.

Но ветер дул от зубра к Ви, так что тревоги были напрасны. Ви глядел на зубра внимательно; таким внимательным взглядом он не смотрел никогда ни на кого, кроме разве что в тот день, когда впервые увидел Лалилу. Ви слыхал предания о зубрах, но до сих пор ему случалось видеть только молодую полуподросшую самку.

А тут перед ним стоял рослый самец. Рога его были искривлены, тело покрыто темной шерстью, а по спинному хребту шли пучки шерсти посветлее. Глаза зубра были свирепые, ноги короткие, с огромными копытами.

Ви страшно захотелось напасть на этого зверя, но он удержался, зная, что зубр затопчет его насмерть.

Пока он смотрел, животное повернулось и прошло мимо него, продираясь между деревьями.

Когда зубр ушел, Ви с опаской подобрался к устью расщелины и заглянул внутрь. Он ничего не увидел и вынужден был осторожно войти. Расщелина была пуста, и только в глубине росло несколько деревьев. По целому ряду признаков Ви установил, что здесь берлога зубра: на стволах висели клочья шерсти — это зубр чесался; земля была утоптана копытами, а кое-где взрыта — зубр чистил и вострил рога.

Ви выбрался из расщелины и стал размышлять. Он посмотрел вниз со скалы на болото. Затем сошел к болоту, положил на его край древесный ствол и начал копьем измерять глубину трясины.

Она была глубока. Для того чтобы наконечник уперся в твердую почву, нужно было погрузить копье и руку до самого локтя. Он трижды измерял глубину и каждый раз находил дно на одном уровне. Тогда Ви снова взобрался на скалу возле устья расщелины и принялся размышлять.

Зубр спит в этой берлоге днем. По вечерам выходит пастись. Если вечером, выходя, он наткнется на человека, который метнет в него копьем, что сделает зубр? Очевидно, набросится на этого человека. А если человек отскочит в сторону? Очевидно, зубр свалится в трясину и увязнет там, и тогда человек спустится со скалы и более или менее легко одолеет зубра.

Так рассчитывал Ви.

Ноздри его раздулись и глаза заблестели: он представил себе великий бой между зубром и охотником там, внизу, в трясине.

Затем ему пришли в голову иные мысли:

«Но есть немало против. Зубр может подхватить человека на рога; зубр может оказаться достаточно хитрым и не свалиться со скалы; наконец, зубр может выбраться из трясины и раздавить человека».

Во всех трех случаях — верная смерть.

Ви стал размышлять в третий раз.

«Так ли я счастлив, чтобы мне бояться смерти? Сколько раз я думал о том, что хорошо было бы мне оступиться в лесу и напороться на собственное копье. Если бы не Фо, я бы давно уже «оступился»… Что может быть лучше для охотника, нежели умереть славной смертью в бою с великим зубром, подобного которому никто в племени даже не видел? Племя сложит обо мне песни, и много веков подряд будет греметь мое имя».

Так решил Ви и в сумерках заторопился домой. Путь был далек, и прежде чем он добрался до пещеры, уже стемнело.

Приближаясь в темноте, он увидел, что Аака стоит у огня и озабоченно смотрит наружу. Возле нее сидит Паг, оттачивающий копье, и Фо что-то шепчет на ухо карлику. У другого огня Лалила укладывает детей. Моананга что-то нашептывает ей; она улыбается, но глаза ее тревожно обращены к устью пещеры.

Ви появился из темноты.

Аака увидела его, и немедленно лицо ее приняло прежнее высокомерное выражение.

— Ты запоздал, о муж мой. И так как ты один, — она взглянула на Лалилу и на Пага, — я стала уже бояться, не встретил ли ты еще каких-нибудь» чужеземцев.

— Я думаю, жена, что чужеземцы больше к нам не появятся. Я ранил лань и преследовал ее, но она от меня убежала. Я устал и голоден.

— А лань унесла твое копье в ране, отец? — спросил Фо.

— Да, — рассеянно ответил Ви.

— Почему же оно у тебя в руке?

— Оно выпало из раны, и я потом нашел его в горах.

— Почему же оно покрыто грязью?

Ви даже не слышал этого вопроса.

Паг, наблюдавший все это своим единственным глазом, встал, взял копье и принялся счищать с него грязь. Карлик заметил во время работы, что на наконечнике нет следов крови.

Аака последнее время снова спала у себя в хижине, так как, по ее словам, дети слишком много кричали по ночам. Однако, прежде чем уйти, Аака подала Ви еду, чтобы этого не сделала Лалила, ибо мужчине, по обычаям племени, пищу подносила жена.

Весь следующий день Ви провел дома, занимаясь делами управления.

С племенем было немало хлопот. Наступила осень, и стояли холода. Еды было в обрез, и по приказанию Ви ее откладывали на зиму. И тут случилась беда: рыба, которую разложили вялить, не провялилась, так как солнца почти не было, и сгнила.