Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса - Страница 9

Приблизившись к старой гусыне, аист Эрменрих поджал, как того требует приличие, одну ногу к самому животу и поклонился так низко, что его длинный нос застрял в расщелине между камнями.

— Рада вас видеть, господин Эрменрих, — сказала Акка Кебнекайсе, отвечая поклоном на его поклон. — Надеюсь, у вас все благополучно? Как здоровье вашей супруги? Что поделывают ваши почтенные соседки, тетушки совы?

Аист попытался было что-то ответить, но клюв его прочно застрял между камнями, и в ответ раздалось одно только бульканье.

Пришлось нарушить все правила приличия, стать на обе ноги и, упершись в землю покрепче, тащить свой клюв, как гвоздь из стены.

Наконец аист справился с этим делом и, щелкнув несколько раз клювом, чтобы проверить, цел ли он, заговорил:

— Ах, госпожа Кебнекайсе! Не в добрый час вы посетили наши места! Страшная беда грозит этому дому…

Аист горестно поник головой, и клюв его снова застрял между камнями.

Недаром говорят, что аист только для того открывает клюв, чтобы пожаловаться. К тому же он цедит слова так медленно, что их приходится собирать, точно воду, по капле.

— Послушайте-ка, господин Эрменрих, — сказала Акка Кебнекайсе, — не можете ли вы как-нибудь вытащить ваш клюв и рассказать, что у вас там стряслось?

Одним рывком аист выдернул клюв из расщелины и с отчаянием воскликнул:

— Вы спрашиваете, что стряслось, госпожа Кебнекайсе? Коварный враг хочет разорить наши жилища, сделать нас нищими и бездомными, погубить наших жен и детей! И зачем только я вчера, не щадя клюва, целый день затыкал все щели в гнезде! Да разве мою супругу переспоришь? Ей что ни говори, все как с гуся вода…

Тут аист Эрменрих смущенно захлопнул клюв. И как это у него сорвалось насчет гуся!..

Но Акка Кебнекайсе пропустила его слова мимо ушей. Она считала ниже своего достоинства обижаться на всякую болтовню.

— Что же все-таки случилось? — спросила она. — Может быть, люди возвращаются в замок?

— Ах, если бы так! — грустно сказал аист Эрменрих. — Этот враг страшнее всего на свете, госпожа Кебнекайсе. Крысы, серые крысы подступают к замку! — воскликнул он и опять поник головой.

— Серые крысы? Что же вы молчали до сих пор? — воскликнула гусыня.

— Да разве я молчу? Я все время только и твержу о них. Эти разбойники не посмотрят, что мы тут столько лет живем.

Они что хотят, то и делают. Пронюхали, что в замке хранится зерно, вот и решили захватить замок. И ведь как хитры, как хитры! Вы знаете, конечно, госпожа Кебнекайсе, что завтра в полдень на Кулаберге будет праздник? Так вот, как раз сегодня ночью полчища серых крыс ворвутся в наш замок. И некому будет защищать его. На сто верст кругом все звери и птицы готовятся к празднику. Никого теперь не разыщешь! Ах, какое несчастье! Какое несчастье!

— Не время проливать слезы, господин Эрменрих, — строго сказала Акка Кебнекайсе. — Мы не должны терять ни минуты. Я знаю одну старую гусыню, которая не допустит, чтобы совершилось такое беззаконие.

— Уж не собираетесь ли вы, уважаемая Акка, вступить в бой с серыми крысами? — усмехнулся аист.

— Нет, — сказала Акка Кебнекайсе, — но у меня в стае есть один храбрый воин, который справится со всеми крысами, сколько бы их ни было.

— Нельзя ли посмотреть на этого силача? — спросил Эрменрих, почтительно склонив голову.

— Что ж, можно, — ответила Акка. — Мартин! Мартин! — закричала она.

Мартин проворно подбежал и вежливо поклонился гостю.

— Это и есть ваш храбрый воин? — насмешливо спросил Эрменрих. — Неплохой гусь, жирный.

Акка ничего не ответила и, обернувшись к Мартину, сказала:

— Позови Нильса.

Через минуту Мартин вернулся с Нильсом на спине.

— Послушай, — сказала Нильсу старая гусыня, — ты должен помочь мне в одном важном деле. Согласен ли ты лететь со мной в Глиммингенский замок?

Нильс был очень польщен. Еще бы, сама Акка Кебнекайсе обращается к нему за помощью. Но не успел он произнести и слова, как аист Эрменрих, точно щипцами, подхватил его своим длинным клювом, подбросил, снова поймал на кончик собственного носа, опять подбросил и опять поймал…

Семь раз проделал он этот фокус, а потом посадил Нильса на спину старой гусыне и сказал:

— Ну, если крысы узнают, с кем им придется иметь дело, они, конечно, разбегутся в страхе. Прощайте! Я лечу предупредить госпожу Эрменрих и моих почтенных соседей, что сейчас к ним пожалует их спаситель. А то они насмерть перепугаются, когда увидят вашего великана.

И, щелкнув еще раз клювом, аист улетел.

В Глиммингенском замке был переполох. Все жильцы побросали свои насиженные места и сбежались на крышу угловой башни, — там жил аист Эрменрих со своей аистихой.

Гнездо у них было отличное. Аисты устроили его на старом колесе от телеги, выложили в несколько рядов прутьями и дерном, выстлали мягким мхом и пухом. А снаружи гнездо обросло густой травой и даже мелким кустарником.

Не зря аист Эрменрих и его аистиха гордились своим домом!

Сейчас гнездо было битком набито жильцами Глиммингенского замка. В обыкновенное время они старались не попадаться друг другу на глаза, но опасность, грозившая замку, сблизила всех.

На краю гнезда сидели две почтенные тетушки совы. Они испуганно хлопали круглыми глазами и наперебой рассказывали страшные истории о кровожадности и жестокости крыс.

Одичавшая кошка спряталась на самом дне гнезда, у ног госпожи Эрменрих, и жалобно мяукала, как маленький котенок. Она была уверена, что крысы загрызут ее первую, чтобы рассчитаться со всем кошачьим родом.

А по стенам гнезда, опрокинувшись вниз головой, висели летучие мыши. Они были очень смущены. Как-никак, серые крысы приходились им родней. Бедные летучие мыши все время чувствовали на себе косые взгляды, как будто это они были во всем виноваты.

Посреди гнезда стоял аист Эрменрих.

— Надо бежать, — решительно говорил он, — иначе мы все погибнем.

— Ну да, погибнем, все погибнем! — запищала кошка. — Разве у них есть сердце, у этих разбойников? Они непременно отгрызут мне хвост. — И она укоризненно посмотрела на летучих мышей.

— Есть о чем горевать — о каком-то облезлом хвосте! — возмутилась старая тетушка сова. — Они способны загрызть даже маленьких птенчиков. Я хорошо знаю это отродье. Все крысы таковы. Да и мыши не лучше! — И она злобно сверкнула глазами.

— Ах, что с нами будет, что с нами будет! — стонала аистиха.

— Идут! Идут! — ухнул вдруг филин Флимнеа. Он сидел на кончике башенного шпиля и, как дозорный, смотрел по сторонам.

Все, точно по команде, повернули головы и в ужасе застыли.

В это время к гнезду подлетела Акка Кебнекайсе с Нильсом. Но никто даже не взглянул на них. Как зачарованные, все смотрели куда-то вниз, в одну сторону.

«Да что это с ними? Что они там увидели?» — подумал Нильс и приподнялся на спине гусыни.

Внизу за крепостным валом тянулась длинная дорога, вымощенная серыми камнями.

На первый взгляд — обыкновенная дорога. Но когда Нильс пригляделся, он увидел, что дорога эта движется, как живая, шевелится, становится то шире, то уже, то растягивается, то сжимается.

— Да это крысы, серые крысы! — закричал Нильс. — Скорее летим отсюда!

— Нет, мы останемся здесь, — спокойно сказала Акка Кебнекайсе. — Мы должны спасти Глиммингенский замок.

— Да вы, верно, не видите, сколько их? Даже если бы я был мальчик как мальчик, я и то ничего не смог бы сделать.

— Если бы ты был большим, как настоящий мальчик, ты ничего не смог бы сделать, а теперь, когда ты маленький, как воробей, ты победишь всех серых крыс. Подойди-ка к моему клюву, я должна сказать тебе кое-что на ухо.

Нильс подошел к ней, и она долго что-то шептала ему.

— Вот это ловко! — засмеялся Нильс и хлопнул себя по коленке. — Запляшут они у нас!

— Чш-ш, молчи! — зашипела старая гусыня.

Потом она подлетела к филину Флимнеа и о чем-то стала шептаться с ним.