Игра в бары - Стаут Рекс - Страница 26

В оставшееся до обеда время я позвонил в «Пан-Атлантик». Мне ответили, что рейс 198 прибудет, как всегда, около двух тридцати. Я вновь снял трубку и попросил приехать к нам Эрика Хафа в половине четвертого. Если, конечно, он сможет. По другому варианту ему со своим адвокатом следует приехать в шесть.

После обеда все шло по-прежнему. Вульф был терпелив, не желая показывать свое бедственное положение, которое всегда возникало у него, когда предстояла большая работа. Кроме того, ему досаждал я, у которого на языке постоянно вертелось несколько ехидных замечаний.

Вскоре после трех позвонил Паркер с сообщением о том, что он только что разговаривал с Холмером и встреча состоится. Пятеро сотрудников корпорации прибудут в девять, а он с миссис Джеффи немного раньше. Я спросил, сопровождает ли он миссис Джеффи лично.

– Разумеется, – ответил Паркер скромно. – Она же моя клиентка. А, собственно, к чему весь этот шум?

– О, нам предстоит нечто необычное, можно сказать, специфическое, – сказал я ему. – Дело, доступное только большим специалистам. И никаких экспромтов, в противном случае результат может оказаться смехотворным.

Я прошел на кухню обсудить с Фрицем ассортимент напитков. Существовало непреложное правило: на вечерние сборища в этом доме, какой бы характер они ни носили, подавались напитки на любой вкус. Мы с Фрицем всегда советовались по этому вопросу, если, конечно, я не был очень занят. Но я всегда спорил, поскольку Фриц считал обязательным подавать белое и красное вино, а я утверждал, что вино вообще не годится, поскольку вгоняет американцев в сон, а нам желательно видеть их бодрыми и энергичными.

Мы как раз пришли к обычному компромиссу – пара бутылок белого, а от красного отказаться совсем, – когда в дверь позвонили, и я пошел открывать.

Появился Ирби в сопровождении своего спутника в белом полотняном костюме, кое-где помятом и не слишком чистом.

Я снял цепочку, открыл дверь, и они вошли.

Наслушавшись всяких разговоров о Южной Америке, я ожидал увидеть некоего латиноамериканца, похожего на Диего Риверу[4]. Однако этого типа с его белокурыми волосами и голубыми глазам скорее можно было бы принять за викинга. Конечно, если бы он постирал свой костюм. Он был немного старше меня, а также, насколько я мог об этом судить, несмотря на его утомленный вид, возможно, и немного красивее.

Оставив его багаж, сумку и чемодан в прихожей, я провел обоих в кабинет и представил Ниро Вульфу.

Хаф, как оказалось, был несколько громогласным, но ничего вызывающего в нем не было. Это меня почему-то возмутило. Я был готов возненавидеть этого парня, женившегося на богатой наследнице и заставившего ее подписать документ, о котором теперь столько говорилось. И я, естественно, считал, что он будет соответствовать созданному мной образу злодея. Но он меня разочаровал. Говорил он с акцентом, происхождения которого я никак не мог установить, однако чувствовалось, что между ним и нами, американцами, расстояние не так уж и велико.

Судя по тому, как наши гости прочно уселись в своих креслах, они ожидали, по-видимому, продолжительной беседы. Но Вульф был краток и не слишком-то любезен. С нашей точки зрения, эти двое были теперь всего лишь статистами.

Еще вчера Ирби был для нас счастливой находкой, но сейчас, когда Сара Джеффи вышла на первое место в наших планах, и он, и его клиент уже не имели особого значения.

Вульф был довольно вежлив.

– Как вы долетели, мистер Хаф? – спросил он.

– Да так. Особого страха я не испытал. Правда, немного трясло.

Вульф пожал плечами:

– Ну что ж, в таком случае поздравляю вас с благополучным прибытием. – Он обратился к Ирби: – Возникли непредвиденные обстоятельства, но я не волен излагать их вам в деталях. Во всяком случае, они настолько близко касаются мистера Холмера и его компаньонов, что они согласились прийти сюда сегодня вечером в девять часов и обсудить сложившуюся ситуацию. Хотя…

– Я хотел бы с ними встретиться, – решительно заявил Хаф.

– Знаю, что хотите. Хотя они придут и не по вашему делу, я все же не вижу причин, по которым нельзя было бы обсудить эти проблемы совместно, поскольку оба дела тесно связаны между собой. Но если вы придете сегодня вечером, то должны понимать, что бразды правления находятся исключительно в моих руках. Вы примете участие во встрече только потому, что приглашены, но могли и не быть в числе приглашенных. Готовы ли вы присутствовать на подобных условиях?

– Но… – запротестовал Ирби, – вы же говорили, что встреча назначена для обсуждения заявления и требований моего клиента! Я настаиваю…

– Ваше положение совсем не таково, чтобы вы могли настаивать. Делая мне вчера смехотворное предложение, вы потеряли тем самым право на беспристрастное отношение к вам. Я спрашиваю вас: хотите ли вы присутствовать на нашем совещании сегодня вечером?

– Я хочу только получить принадлежащее мне по праву, – вмешался Хаф, – и смогу это доказать.

– Может быть, я облек свое предложение в неудачную форму, – допустил Ирби. – Я мог неверно понять ваши интересы в этом деле. Но с нашей стороны было бы крайне неблагоразумно встречаться здесь с этими людьми до тех пор, пока мы не будем уверены, что вы и мистер Гудвин собираетесь удостоверить подлинность…

– Тогда не приходите, – буркнул Вульф.

Хаф извлек из кармана какой-то конверт и помахал им в воздухе:

– Здесь лежит документ, подписанный собственноручно моей женой и засвидетельствованный ее горничной Маргарет Казелли. Я тоже присутствовал при его оформлении. Эта бумага у меня. Не может быть ни малейших сомнений в ее подлинности. Все, что мы хотим, – это добиться справедливости. И просим вашей помощи.

Он, видимо, был полностью убежден в своей правоте, как и в августе 1946 года, когда спровоцировал Присциллу подписать документ. Однако его патетический призыв не вызвал в нас сочувствия.

Вульф сухо сказал:

– Ни о каких гарантиях не может быть и речи, джентльмены. Равно как и о намерении согласиться с вашими предложениями. До вечера я буду занят. Можете прийти сюда в девять часов, но только на предложенных мною условиях.

На этом встреча и закончилась. Хотя Хаф и хотел, чтобы Вульф взглянул на его ценный документ, а Ирби упорно собирался предпринять еще одну попытку нас подкупить, но никто их не слушал. Вульф только посоветовал им приберечь свой пыл на вечер.

Я вышел с гостями в прихожую и был снова разочарован, когда Хаф, который был моложе, выше и сильнее, чем Ирби, настоял на том, чтобы самому нести чемодан и сумку. Я все еще пытался найти хоть что-нибудь, что говорило бы против него, но безуспешно.

Пройдя в кухню, я сказал Фрицу, что гостей у нас будет девять, а не семь, как предполагалось раньше.

Но дело повернулось так, что и эта цифра оказалась неточной.

…Четырьмя часами позже, когда я поднялся в комнату, чтобы переменить рубашку и галстук, в дверь позвонили. Фриц, открывший дверь, сообщил, что человек, стоявший на ступеньках лестницы, отказывается назвать себя и требует моего присутствия.

Я оделся, спустился вниз и подошел к двери. Фриц не сводил глаз с цепочки. На ступеньках, хорошо наблюдаемый сквозь прозрачное с одной стороны стекло, стоял Эндрю Фомоз собственной персоной и сердито глядел на щель, которую оставил ему Фриц. Вся его поза говорила о том, что он готов силой ворваться в дверь.

Я подошел к двери и сказал, не снимая цепочки:

– Успокойся, сынок. Тебе ни за что не одолеть эту дверь. Чего ты хочешь?

– Я плохо вас слышу.

Его голос показался мне даже более сердитым и низким, чем тогда, когда я разговаривал с ним в первый раз. Но теперь он оказался в моем положении.

– Пустите же меня в дом!

– Я тоже хотел попасть в твой дом, а что из этого вышло? Теперь мы поменялись ролями. Но у меня про запас осталась еще одна возможность. Ты ведь задал мне три вопроса, пока удосужился меня пустить.